Модельерша - Мария Бушуева
- Дата:28.06.2024
- Категория: Любовные романы / Короткие любовные романы
- Название: Модельерша
- Автор: Мария Бушуева
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И в первую очередь — от самих себя!
— Наташка?
— Привет.
— Слушай, по-моему, ты пополнела? Как живешь, расскажи.
— Расскажу, — она улыбнулась, — а ты, наверное, уже перестала писать стихи?
— Но откуда ты вообще знаешь, что я писала стихи?
Она засмеялась, на ее округлившемся лице обозначился второй подбородок. Вбежал какой-то мужчина в сером костюме, высыпал на стол то ли яблоки, то ли груши, они покатились, попадали на пол, подпрыгивая, как желтые и красные мячи, мужчина странно посмотрел на меня, будто не видя, над ним вдруг вспорхнул непонятно откуда взявшийся яркий попугай… Я проснулась. Боже мой, прошло всего несколько лет, а кажется — как все было давно…
* * *Трамвай поскрипывал и качался.
…Мальчишки очищали дыни от мякоти, вырезали в корочке дыры, глаза и рот, надевали на головы, умудрившись внутрь вставить маленькую горящую свечку, разбредались по кустам, чтобы, внезапно появившись, напугать прохожих или друг друга, и он, наверное, никак не мог сам засунуть свечечку, она постоянно затухала, а он сердился, сбрасывая дыню, топтал ее кривоватыми ногами и плакал в кустах от своей беспомощности…
Наталья говорила, я слушала молча, и думалось мне почему-то, что все в жизни повторяется.
…они убегали в лес, всех детей встревоженные матери встречали криком и слезами, а отцы искали, взяв в загорелые пальцы электрических светляков, а он мог не появляться два, три и четыре дня, ел ягоды, валялся на траве, а когда возвращался, мать глядела сердито и отчужденно отворачивала лицо, но никогда не смеялась сквозь слезы, радостно и счастливо, что он все-таки вернулся… Ужасно, правда, когда ребенок чувствует себя одиноким и никому не нужным?
— А Катерина в общем-то к Виктору равнодушна, — сказала я, — по-моему, она никого любить не способна.
Пьяный пассажир попытался вскарабкаться в трамвай, но, неразборчиво мыча, свалился обратно.
Я так отчетливо представляла его родительский дом, его мать, его отца, все коренастые, с узковатыми глазами, представляла, как привозит он меня к себе, и вот, через сад (у них, он рассказывал, большой красивый сад), точно сквозь кружевную зеленую пену, идем мы в дом, а мать, притаившись за шторой, будто мачеха в сказке, глядит из окна — кого это он привез…
Когда Наталья так придумывала, какое-то непонятное, щемящее чувство накатывало на меня, и сейчас мне захотелось вернуться в мастерскую, обнять малознакомого мне Витьку, обнять, прижать к груди и плакать вместе с ним об утраченном детстве, о детском одиночестве, о детских слезах и о золотой мечте, которая если и сбудется, то окажется совсем не той, что когда-то, в сумраке зимнем, в темном лепетании летнем пригрезилась тебе. Хотелось плакать.
— Но я оказалась другой, — неожиданно четко произнесла Наталья, — его мать желала бы видеть на моем месте не такую невестку.
— А Катька? — Я с трудом вырвалась из разноцветного тумана чувств.
— Катька?
— Следующая остановка «Бани», — скороговоркой объявил скандальный голос.
— Катька?
* * *В воображении я давно жила в их доме, я приспосабливалась к его отцу — хромому сердитому человеку; мне хотелось всегда сделать ему что-нибудь приятное, он ведь прожил очень тяжелую жизнь — девятилетним мальчишкой остался сиротой, отца репрессировали, мать умерла, был голод, его выкармливали соседи. И мне так радостно было приготовить ему что-нибудь вкусное…
(Я знала, что Наталья терпеть не могла заниматься кухней!)
…А мать все смотрела и смотрела на меня жаркими узкими глазами. Как на чужую.
Его родители не понимали ласки, чаще они равнодушно и привычно перебранивались, иногда он сбрасывал со стола в гневе посуду, и стеклянных стаканов, фарфоровых чашек и тарелок она никогда не ставила; сама она тоже порой запускала в мужа железной кружкой. Она считала, что я все равно брошу ее сына, и заранее ненавидела меня. Я выросла в тишине и нежности, он — в грохоте оскорблений и постоянном труде. Они, конечно, умели любить, но язык любви у них был иной: то, что могло показаться мне лишь ссорой и руганью, было, возможно, их своеобразной лаской… И мы не понимали друг друга.
— Стадион! — объявил тот же голос, заглатывая «а» и почти заменяя «о» на «у».
— А в школе, — продолжала Наталья, — ты не представляешь, такой он был маленький! Этакая коряжка. Все считали его тупым, а он просто очень медленно соображал — маленький, остриженный наголо, все делающий из упрямства наоборот.
Я почувствовала, что слезы вновь готовы брызнуть из моего сердца.
— Ему не повезло, что ты не осталась с ним, — сказала я, — Катька ведь настоящая дура, крикунья, она — холодная как жаба.
— Нет, просто ты не понимаешь, — Наталья глянула на меня мягко, — и она, как его родители, так любит — через крик, через постоянную ругань. И она не холодная, ее теплое ядрышко прячется внутри души, очень глубоко, и наблюдателю не видно. И он так любит ее — через ее муку.
Я заколебалась, спросить или нет, отчего он не регистрируется с Катькой, если любит. И спросила.
— Боится попасть под каблук. — Наталья засмеялась. — Всю жизнь они будут рядом: он — с ощущением свободы и гордой независимости, она — с вечной неудовлетворенностью и оскорбленным самолюбием. Но в конце их совместного пути она возьмет реванш, не знаю как, но обязательно отомстит ему. За все свои страдания. И он, я думаю, неосознанно предчувствует это. А сходили бы в загс, исчез бы сразу тот драматизм, что накаляет их отношения и привязывает ее к нему; возможно, они бы разбежались так быстро, как только возможно.
— Центр! Конечная! Приготовьте билетики на проверку.
— И трамвай какой-то странный, — вдруг удивилась я, — в стиле ретро.
— Ой! — Наталья поискала сначала в одном кармане своего пальто, потом в другом. — Так и знала, что потеряю! Heт, вот они! — Она извлекла абонементные талончики из перчатки. — Такая растеряша я, кошмар, могу положить карандаш в книгу вместо закладки, а книгу, из-за чего-то более важного или интересного, отложить, поставить обратно на полку и забыть, месяца три пройдет, достаю вновь — ура, мой любимый карандаш нашелся! но прочитанные страницы стерлись из памяти намертво.
— А зонтик ты никогда не забываешь! — сказала я. Начался дождь, и она достала его из сумочки.
— Осенний вечер был, под шум дождя печальный решал все тот же я мучительный вопрос, — пробормотала она, поглядывая рассеянно по сторонам.
Разбегались по домам редкие прохожие.
* * *…Позвонила мне Иришка. Она только что возвратилась из санатория. После родов у нее болело бедро — сказался хронический подвывих.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства - Абрам Ранович - Религиоведение
- Прозрение крота - Николай Романецкий - Научная Фантастика
- Взрослые сказки (сборник) - Олег Бажанов - Русская современная проза
- Грустный радостный праздник - Мария Бершадская - Детская проза