Рябиновый мед. Августина - Алина Знаменская
- Дата:20.06.2024
- Категория: Любовные романы / Исторические любовные романы
- Название: Рябиновый мед. Августина
- Автор: Алина Знаменская
- Год: 2008
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сначала повезло Сереже, Владик заволновался, но вскоре и он вытянул из воды трепещущую серебристую рыбку. Вот тут началось! Мальчики едва успевали вытягивать одного за другим окуньков и плотву, ревностно подсчитывая, у кого больше.
После ухи Маша прилегла у костра, а мальчики решили продолжать рыбачить, пока не кончится клев. Но вероятно, рыбы тоже уходят спать. Клев пошел на убыль. Было решено продолжить рыбалку на рассвете, когда клев бывает что ни на есть лучший. Сережина мать спала, укрывшись тужуркой, а им совсем не хотелось спать. Тогда Владик рассказал Сереже про брусничный овраг. В темноте это было страшно, и Сереже захотелось рассказать в ответ тоже что-нибудь не менее страшное, и он вспомнил историю из Библии, которую читала мать, про Каина и Авеля. Как брат убил брата.
— Это как сказка и потому — неправда, — сказал Владик. — А про овраг — правда.
— Каин и Авель — тоже правда, — возразил Сережа. — Это было, только очень давно. И не в России.
— А вот и не было!
Они стали бы спорить и даже поругались бы, не привлеки их внимание светлая точка, движущаяся вдалеке по проселочной дороге. Светящаяся точка росла, и вскоре ее приближение окрасилось звуком движущейся машины.
Фары приближающейся машины горели в ночи, как два глаза страшного чудища. Мальчики, не сговариваясь, вскарабкались на пригорок и оттуда стали наблюдать. Им вскоре стало понятно, что в деревню прибыл фургон из города. Но зачем?
Машина, притушив фары, вползла в село и остановилась примерно посередине, возле магазина.
— Пошли посмотрим?
Ребята сиганули с пригорка, перебрались через речку и стали задами пробираться к магазину. Ночь была уже не совсем похожа на ночь. Северные ночи короткие — не успеет стемнеть, как тут же начинает сереть, и вот уже туман плывет от реки, и ночь переходит в зыбкое молочное утро. Серая, размытая полуночь делала предметы и строения странными, незнакомыми. Приехавшая машина тоже была серой, без окошек и с потухшими фарами почти не была видна в клубах тумана. Из-за кустов смородины в чьем-то огороде мальчики наблюдали, как из машины выскочили двое военных в красивой темной форме и постучали в окошко ближайшей избы. Пару минут спустя из избы вышел мужик, на ходу натягивая пиджак, и потрусил впереди военных.
Как хотелось Владику подобраться поближе, чтобы разглядеть форму военных, знаки отличия и оружие. Но ведь заругают! Оставалось наблюдать издали.
По всему выходило, что военные проводят какую-то важную операцию — настолько слаженно и безмолвно они действовали. Мужчина в пиджаке привел военных к одной избе с резными наличниками, постучал. В избе зажгли свет, открыли дверь. Военные вошли и вскоре вышли вместе с высоким крепким мужиком-крестьянином. Сзади на крыльце сдавленно завыла баба. Ее втолкнули назад, закрыли дверь избы. Машина, не включая фар, дала задний ход, подползла. Сзади открылись дверцы, фургон поглотил крестьянина. Военные двинулись дальше. Еще из двух изб вывели мужиков и проводили до серой машины. Лица у сельчан были растерянные и хмурые. По всему было видно, что приезд городской машины был полной неожиданностью и никому радости не принес.
Мальчики начали зябнуть. Они собрались было повернуть назад, к реке, но вдруг военные направились к крайней избе, куда Сережа и Владик заходили ужинать. Мальчики подобрались поближе. Военные так же вошли в избу и вскоре вывели внука Филипповны. Сама Филипповна, простоволосая, в длинном, как саван, белом балахоне, выбежала вслед за военными на крыльцо и что-то кричала вслед, спускаясь с крыльца. Ее больные ноги плохо слушались, и пока она ковыляла, внук оказался у фургона, а один из военных обернулся и сделал движение в сторону бабки, останавливая ее. Толкнул ли он старую, или же она сама не удержалась на ногах, поскольку клюки в руках не оказалось? Только когда внук Филипповны оглянулся, увидел бабку в пыли, у ног военного — жалкую, старую, беспомощную. Парень дернулся в сторону бабки, но его остановили, коротко ударили под дых и так — согнутого пополам — запихнули в разинутую пасть фургона.
Машина заурчала и двинулась. Филипповна подняла голову и, растрепанная, седая, в светлых просторных одеждах, стала раскачиваться из стороны в сторону — больше похожая на призрак, чем на сельскую бабушку, каких привыкли видеть мальчики.
Вид Филипповны, выступающей из тумана, — простоволосой, качающейся, простирающей руки вслед уходящей машине, привел мальчиков в такой трепет, что они живо, не сговариваясь, помчались огородами к реке, перепрыгивая через длинные гряды моркови, сигая между капустными кочанами, путаясь в картофельной ботве. Перебравшись через речку, они, разбудили Машу и, вытаращив глаза, перебивая друг друга, рассказали ей о случившемся. Маша приказала сидеть тихо и отправилась в деревню и была там долго, а когда вернулась, уже припекало солнце. Рыбачить не хотелось, тянуло в сон. Но женщина велела ребятам собираться, и, наскоро позавтракав, они отправились в обратный путь. Шли теми же местами, но вчерашняя красота почему-то не очаровывала, попадающиеся грибы не радовали. Мальчики то и дело спотыкались на кочках, а Маша вся ушла в свои мысли. Она пыталась молиться, но мысли о ночном происшествии вторгались в мелодичный ряд молитвы, отвлекали.
Что же это? — думала она, уходя памятью назад, к первому в их доме аресту. Это был восемнадцатый год — тревожный и беспокойный. Но были ли после того более спокойные?
Для их семьи уже не было. Но ведь и для города, и для окрестных деревень — тоже. Будто Гражданская война до сих пор не кончилась. Только ведется она теперь ночами, с безоружными людьми. Что могло случиться в Богом забытом Огаркове, чтобы там арестовали сразу нескольких здоровых молодых мужчин?
В таких раздумьях встретила Маша утро пятого августа тридцать седьмого года, еще не зная, что в эту ночь по всей стране курсировали «черные воронки» и серые продуктовые фургоны, высматривая давно намеченные жертвы. Словно зверь, напившийся крови в страшных двадцатых, вновь возжаждал и поднял голову. Каким-то своим женским чутьем Маша Вознесенская догадывалась, что и сегодняшний арест, и давний расстрел закобякинцев, и гибель отца Федора, и брусника в овраге, почитаемом огарковцами за священный, — все это ноты из одной мелодии, и они звучали у нее в душе, трепетали в сердце, заставляя вкладывать в слова привычной молитвы новый, окрашенный болью смысл. И она, на ходу вытирая слезы, повторяла: «Царица моя преблагая, надежда моя Богородица, защитница сирым и странным, обидимым покровительница, погибающим спасение и всем скорбящим утешение, видишь мою беду, видишь мою скорбь и тоску…»
- Рябиновый мед. Августина. Часть 3, 4. Человек на коне. Страшные сны - Алина Знаменская - Исторические любовные романы
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Цветы пустыни - Барбара Картленд - Исторические любовные романы
- Цветы на подоконнике - Клавдия Пестрово - Поэзия
- Зимний излом. Том 2. Яд минувшего. Ч.1 - Вера Камша - Книги магов