Пандем - Марина Дяченко
- Дата:20.06.2024
- Категория: Фантастика и фэнтези / Социально-психологическая
- Название: Пандем
- Автор: Марина Дяченко
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Намерения, – сказал мальчик. – Намерения – это же не мысли…
– Пандем ничего не говорил мне, – признался Ким. Он мог бы добавить «…и уже давно», но, разумеется, не добавил.
Миша провёл пальцем по серебристой ткани энергосборника. Вспыхнула – и медленно погасла – светлая полоса.
– А я почему-то думал, что вы знаете, – сказал Миша.
– Почему?
Миша хотел что-то сказать, но не решился.
– Я не знаю, о чём ты собирался говорить, – вздохнул Ким, нарушая принуждённое молчание. – Наверное, о важном?
– Я… – Миша запнулся. – Оказывается… Бывает так больно… Я узнал. На себе. Мы работали в «сенсорном» режиме… Без Пандема очень, очень трудно и опасно жить.
– Я знаю, – сказал Ким.
Миша снова замолчал. Над его склонённой головой вилась стайка полупрозрачной мошкары.
– Я хотел спросить…
– Да?
– Что?
– Спрашивай.
Миша вздохнул:
– Дядь-Ким, а правда, что когда вы были мо… то есть двадцать пять или тридцать лет назад… любой человек мог умереть? Даже ребёнок? Ни с того ни с сего?
– Ну не так уж ни с того ни с сего, – медленно сказал Ким.
– Ну, люди умирали от того, что на них налетела техника, или от болезни, или от… от электричества? Раз – и нету?
Ким нахмурился. Однажды, в юности, он пришёл в институт и увидел на доске объявлений фотографию своего однокурсника в чёрной рамке… Электробритва, ванная, лужа на полу. Раз – и нету.
– Да, – сказал он медленно. – Не так всё было печально, как ты рассказываешь, но внезапно заболеть неизлечимой болезнью, или попасть под машину, или съесть, например, ядовитый гриб… Да. Это было.
Мишка плотнее сплёл пальцы:
– Как же вы жили, дядь-Ким?
– Да вот, – сказал Ким, будто сам удивляясь. – Жили. Бывали даже счастливы…
Мишка молчал. Ким знал, что основной вопрос пока не задан; значит, слова из племянника придётся тянуть, будто плоскогубцами.
– Миш… Что-то случилось?
Мальчик помотал головой. Стайка мошкары на всякий случай поднялась выше.
– Дядь-Ким…
– Да?
– Вы, когда были врачом, работали на «Быстрой помощи»?
– На «Скорой», – поправил Ким. – На «Скорой помощи».
– И у вас была на крыше эта… мигающая лампочка? И вы ехали под сиреной?
– Да.
Миша глубоко вздохнул:
– Вы спасали людей… от смерти? То есть они уже должны были умереть, но вы быстро приехали – и спасли?
– Да, – отозвался Ким после паузы. – Случалось.
Миша подался назад. Странное выражение было в его голубых, не-Леркиных круглых глазах – не ужас и не восхищение, а почти экстаз и почти священный:
– Вы ехали. На белой машине, – заговорил он прерывисто. – Под сиреной. И все люди уступали вам дорогу. Потому что они слышали сирену и знали – это один человек идёт на помощь другому. Чтобы спасти. От смерти. От боли… Дядь-Ким, у вас была такая, такая жизнь! Вы были…
Он замолчал. Его буйная фантазия уже сконструировала и запружённую машинами улицу прошлого, и сверкающий белый автомобиль, озарённый сполохами мигалки, и душераздирающий вой сирены – и услышав этот вой, обречённый человек вздыхал с облегчением, понимая, что помощь уже идёт…
– Всё это было не так, Миш, – сказал Ким через силу.
– А?
Племянник смотрел на него; Ким с удивлением – и некоторым беспокойством – увидел, что светлые не-Леркины глаза подёрнулись влагой. Слёзы умиления?
Он мельком оглянулся в сторону беседки – ревёт ли ещё мальчик перед входом? Мальчик ревел.
– Всё было… не совсем так, – сказал Ким, снова обернувшись к племяннику. – Это была собачья работа. Платили совсем немного. Мы приезжали на вызов, и очень часто оказывалось, что ничего не можем сделать – поздно, или нет лекарств, или вообще медицина бессильна… и тогда они умирали прямо в машине. Нас вызывали спьяну, сдуру, скуки ради. На нас бросались с кулаками. Нас вызывали к старушкам, которым требовался психиатр, а не хирург и не кардиолог. Нас вызывали на автокатастрофы, где нужен был прежде всего автоген – распилить машину… Грязь, ругань, усталость, кровь… Мы были серые от недосыпа и очень много пили. И никто – очень редко… почти никто не уступал нам дорогу. И никто не видел в нас героев и спасителей. Вот так…
Племянник смотрел на него, и Ким не мог прочитать выражение его глаз.
– Дядь-Ким, – тихо сказал Миша. – Я почему-то не очень вам верю. Это, наверное, плохо?
Ким пожал плечами:
– Да нет… Тебе сложно в такое поверить, ты родился на семнадцатом году Пандема…
Миша задумался. Погружённый в себя, он неожиданно сделался похож на Лерку. Ким поразился: как точно…
– Дядь-Ким, – сказал Миша шёпотом. – Я записался на медицину. Пошёл и записался.
– Что?
– Ну, вы же знаете, у нас ввели новый курс… Я не хотел… Мне всё это противно, знаете, неприятно… Но после того, что… Как я… с ногой, это… Короче говоря, я теперь буду врачом, – и он поднял на Кима взгляд, прямой и отчаянный, с таким видом сын мог бы сообщить матери, что записался в камикадзе и что вылет через полчаса.
– Зачем же так трагично, а? – пробормотал Ким, удивлённый и растроганный своим неведомым доселе племянником.
И снова – вот навязчивый жест! – обернулся по направлению к маленькой беседке.
Ревущего мальчика у входа не было. По-видимому, он преодолел себя и вошёл-таки внутрь.
Глава двадцать четвёртая
– Плохо, – сказала Александра. – Гораздо хуже, чем я ожидала, Ким. Он даже не пытается ничего изменить! Сперва он сидел в беседке десять часов подряд, потом он снова лёг спать и спит с перерывами вот уже трое суток…
Они сидели на Александриной кухне. Во всём её причудливом жилище кухня была самым причудливым, поражающим воображение местом; сочетание плоскостей и света, иллюзий и покрытий, поверхностей, бликов, полочек и потоков воды позволяло менять режимы восприятия: тёплый-мягкий, бодрый-яркий и штук пятнадцать промежуточных режимов. Кроме того, в Александриной кухне была смонтирована свемуз-работа, внесённая в мировой каталог (название «светомузыка» пришло из тех ещё времён, когда так назывались ритмично мигающие лампочки. Александра вела одну из самых уважаемых в мире рейтинг-конференций по предмету; в активированном состоянии её кухонная радость пожирала энергии немногим меньше, чем средних размеров одёжная фабрика).
Мини-ресторан в голографических нашлёпках представлялся ворсистым облаком в полуметре над полом. На передней панели беззвучно вертелся анонс заказанного на завтра меню.
– И что говорит Пан? – спросил Ким, глядя в стену. В глубине её виделись неясные сумрачные силуэты – иллюзия, конечно, но как притягивает взгляд…
Александра махнула рукой:
– Пан… По-моему, Пан сам какой-то убитый. То есть, – добавила она, увидев, как изменился Кимов взгляд, – если бы Пан мог огорчаться, я решила бы, что он огорчён… уязвлён…
– Тем, что Вика ушла от Шурки?
– Тем, что Шурка совершеннейший… ну я не знаю, как это назвать. Ты же знаешь Шурку… кто бы мог подумать, с ним никогда не было никаких проблем… Спокойный весёлый парень… Такое впечатление, что росло здоровое сильное дерево, по нему один раз стукнули топором – и оно сразу на бок…
– Ты с ним говорила?
– А о чём мне с ним говорить? Со здоровым мужиком? У него дочка взрослая… В двенадцать лет беспандемница… Это отдельный разговор, Кимка, ты извини, я не могу всё вместе…
Она бесцельно заглянула в упаковку из-под морского салата, повертела её в руках, будто желая удостовериться, будто та в самом деле пуста. Не глядя, бросила в иллюзорную глубину стены; упаковка, разумеется, не долетела, прилепилась к мягкому боку утилизатора, вползла в открывшееся отверстие, как кролик в пасть удава; Ким наблюдал за ней, пока отверстие не затянулось.
– Я будто попала в визор, в мелодраму, – сказала Александра. – Я понимаю, когда от человека уходит жена – это трагедия… – она запнулась. Вдруг смутилась, отвернулась, сделала вид, будто полоска на длинном ногте очень её заинтересовала.
– Продолжай, – кротко сказал Ким. – Ты же знаешь – Арина не бросала меня, я не бросал Арину…
– Разумеется, – Александра уселась и встала снова. – Но Шурка! Размазан по стенке. Как медуза. Оставил работу. Такое впечатление, что он в жизни не встречался с…
– А он и не встречался, – сказал Ким, вспоминая мягкого бородатого Никаса. – Какие-такие стрессы ему приходилось преодолевать?
Александра долго молчала. Разглядывала Кима, будто собираясь написать его портрет.
– Он учился, – сказала она наконец. – Ему легко давалось, но… я не могу сказать, чтобы он так уж пасовал перед трудностями. Волейбол, плаванье…
– Детский мир, – шёпотом сказал Ким.
– Что?
- Мужчина с понедельника по пятницу - Элис Петерсон - Зарубежная современная проза
- Слепой василиск - Марина Дяченко - Фэнтези
- Глубокий омут - Джуллиет Кросс - Любовно-фантастические романы
- Вечер - Ги Мопассан - Классическая проза
- Ребенок с церебральным параличом : помощь, уход, развитие - Нэнси Финни - Медицина