Легкая голова - Ольга Славникова
- Дата:27.09.2024
- Категория: Фантастика и фэнтези / Социально-психологическая
- Название: Легкая голова
- Автор: Ольга Славникова
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Издав невнятный клекот, Максим Т. Ермаков свалил с себя безвольного человека, сделавшего мягкой рукой как бы широкий приветственный жест. Первое, что он увидел, сев под дождем, было алое платье, увядшее от воды. Двое социальных прогнозистов держали Маринку, завернув ей руки за спину: болталось, бессмысленно маяча, украшение из фальшивых каменьев, в отвисшем вырезе виднелось раздвоение болтавшихся грудей, что придавало Маринке странное сходство с распоротой и выпотрошенной рыбиной. Дворовые демонстранты сгрудились тесно и словно стояли насмерть под сомкнутыми зонтами.
С трудом, шипя на поврежденное колено, стрелявшее огнем, Максим Т. Ермаков поднялся на ноги — и только теперь разглядел распростертого социального прогнозиста. Фээсбэшник как фээсбэшник: узкий лоб с одной глубокой розовой морщиной, обритая голова железного цвета, маленький шрам на крепком, как пятка, подбородке. Единственная особенность: мертвый. Широко раскрытые, словно отполированные, глаза социального прогнозиста не моргали на дождевые капли; из-под головы, словившей пулю, жирный красный соус вытекал, моментально расклевывался дождем и, разбавленный, плыл окрашенной струйкой в шумно ахавшую решетку канализации. «Мне-то какое дело, вон их сколько осталось живых», — беззвучно шептал Максим Т. Ермаков, но это было неправдой. Во рту у него стоял соленый, соевый вкус крови этого человека, грудная клетка содержала, как аккумулятор, электрический заряд его агонии, диафрагма хранила то внезапное ощущение невесомости, какое, должно быть, возникает, когда из тела исходит душа. Когда фээсбэшник умирал, они с Максимом Т. Ермаковым были целым, были одним. Они сделали это вместе. Ближе, чем священник, ближе, чем кровный родственник — Максим Т. Ермаков стал отпечатком этого человека, а тот, в свою очередь, ушел с предназначенной Объекту Альфа пулей в голове, будто получил послание, все о Максиме Т. Ермакове разъяснившее.
Резкий шок дождя все пытался оживить тяжелое тело, облепленное, будто клеенкой, дешевой промокшей одеждой. Наконец один из коллег убитого, малый с извилистой физиономией, по которой, казалось, вечно стекала вода, подбежал, присел на корточки около трупа, пощупал под отвалившейся челюстью. Медленно встал, отряхнул пальцы.
— Бля-я-ади! Пустите, козлы! Пустите меня-а-а! — верещала Маринка. Целая куча социальных прогнозистов, при поддержке прибывших ментов, пыталась затолкнуть ее, рвавшуюся, с силой вертевшую задницей, в милицейский автомобиль.
Вдруг все, точно по команде, повернули головы направо — и оттуда, со стороны Усова переулка и, если провести прямую линию через Москву, со стороны Кремля, вплыла по широкой луже, будто черная лебедь с приподнятыми водяными крыльями, изрядно помятая черная «Волга». «Здравствуй, жопа, целлюлит», — подумал Максим Т. Ермаков, вытирая мокрой ладонью мокрое лицо. Он, разумеется, сразу догадался, кто рассекает по столице на славном советском раритете. И он не ошибся. Самый длинный социальный прогнозист, от почтения сложившись пополам, порысил к призрачной «Волге», мерцавшей в дожде, будто в старом кино, с раскрытым зонтом — и под купол высунулась кривая мужская нога в простом, как калоша, черном ботинке. Человек, вылезший из «Волги» осторожными движениями, будто одновременно натягивал брюки, был Кравцов Сергей Евгеньевич собственной персоной. Как только главный государственный головастик выпрямился, дождь точно сдуло из воздуха. Вывалилось, как яичный желток из скорлупы, предвечернее солнце, жарко и радужно вспыхнула мокрая листва, дворовые демонстранты позакрывали свои хлипкие зонты и предстали как есть: перепуганные, застигнутые врасплох, бледные, будто ядовитые грибы. Максим Т. Ермаков, хромая и матерясь, оттащился к зеленой дворовой скамейке, которая из-за пухлой влаги казалась свежеокрашенной. Плюхнулся, понимая, что жалеть штаны уже бессмысленно.
Кравцов Сергей Евгеньевич был раздражен. Его замечательная полупрозрачная голова пошла пунцовыми пятнами, точно кто ее покрыл жаркими поцелуями. На место происшествия государственный урод явился все в том же, памятном Максиму Т. Ермакову, тренировочном костюме с полуоторванными лампасами. Подрасстегнутый на безволосой груди, костюм являл на всеобщее обозрение большой, как пряник, золотой православный крест — но на Кравцове Сергее Евгеньевиче, на его нечеловеческой коже, золото отливало сталью. Постояв минуту над мертвым социальным прогнозистом, оскалившим ровные зубы на ясное солнышко, главный головастик большими развинченными шагами направился к Максиму Т. Ермакову.
— Максим Терентьевич, соблаговолите сообщить, где в данный момент находится ваше личное оружие, — произнес он с холодным бешенством, глядя Максиму Т. Ермакову в переносицу.
— При мне, где же еще, — буркнул Максим Т. Ермаков. Интересно, как они это себе представляли: он отстреливаться должен был от Маринки, или что?
Под немигающим, опасно искрящим взглядом государственного урода Максим Т. Ермаков потянулся к своему портфелю, который, как больная печень, был при нем неотлучно. Замок, не открывавшийся много недель, козлил. Наконец Максим Т. Ермаков справился с мелким кривым механизмом; из портфеля пахнуло кожаной затхлостью, пенициллиновым духом забытого внутри, заплесневелого гамбургера. Запустив руку за предметом, составлявшим убедительную тяжесть портфеля, Максим Т. Ермаков, к своему глубочайшему изумлению, вытащил мраморную подставку письменного прибора.
— Ваш пистолет изъят у гражданки Егоровой, только что в вас стрелявшей, — ровным голосом сообщил Зародыш.
— А то я без вас не догадался, — огрызнулся Максим Т. Ермаков.
— Возьмите, — Зародыш протянул, рукоятью вперед, полузабытый, кисло воняющий ПММ. — Вы проявили преступную халатность, и я ради вашего блага надеюсь, что подобный вопиющий случай впредь не повторится.
— Ой, как напугали! Ой, как страшно! А позвольте вам напомнить, господин Кравцов, что я в вашем спецотделе не работаю. И личного оружия у вас не просил, хотите — оставьте себе, — нагло, во всю ширь обсыхающей под солнцем физиономии, улыбнулся Максим Т. Ермаков. Но пистолет взял.
Да, хорош бы он был, если бы, взгромоздившись на ограждение моста и глядя в реку, целил себе в висок из указательного пальца. Нет пистолета — нет десяти миллионов долларов. Но какова Маринка! И правда ведь стреляла, срок себе схлопотала, на зону пойдет. Не пожалела своих дизайнерских тряпок, которые выйдут из моды, пока она на зоне будет шить рабочие рукавицы.
Над мертвым социальным прогнозистом исполнял журавлиный танец долговязый тип с фотокамерой, щелкая ею убитому в лицо, словно пытаясь с ним поговорить на птичьем языке. Тем временем во двор, лучась и плача райски-синей мигалкой, въехала по длинным серебряным лужам «скорая помощь». Медики, все с усталыми, раздавленными лицами, поволокли из кузова носилки. Фотограф, завершив последнюю клекочущую серию щелчков, сделал медикам пригласительный жест. Но это его интеллигентное движение было резко перечеркнуто взмахом ледянистой лапы государственного головастика: вся картинка замерла, скукожилась, медики попятились к своей машине, какая-то женщина, у которой из-под медицинской шапочки свесились пряди серых высосанных волос, в изнеможении присела прямо на поребрик.
— Прошу вас внимательно взглянуть сюда, — обратился Зародыш к Максиму Т. Ермакову, указывая на погибшего. — Будьте добры сформулировать, в чем разница между вами и этим человеком.
— Он мертвый, я живой, — быстро ответил Максим Т. Ермаков и при попытке судорожно набрать в легкие воздуха ощутил всеми ребрами призрачное электрическое объятие.
Государственный урод немного помолчал. На переносице его проступила как бы римская цифра V: это, наряду с витиеватой вежливостью, служило, вероятно, признаком крайнего бешенства, какое только мог себе позволить холоднокровный фээсбэшный чин. Наконец он проговорил, выдавливая слова:
— Его зовут Саша Новосельцев, ему не исполнилось тридцати, и у него…
— Остались жена и двое ребятишек, — подхватил Максим Т. Ермаков с глумливой улыбкой.
— Остались жена и маленький сын, — злобно подтвердил государственный урод. — А разница между вами вот какая. Сегодня лейтенант Новосельцев просто и буднично сделал то, чего мы добиваемся от вас много месяцев. Продумываем сценарии, танцуем вокруг вас сложные танцы, тратим без счета государственные средства — уж извините, что не вам в карман. Лейтенанту Новосельцеву никто не обещал ни миллионов, ни посмертной славы. Его никто не выделял, не говорил ему, что он особенный. Он собой закрыл вас от пули, тем сохранил возможность остановить волну негатива. Просто взял и сделал это. А вы — почему вы не можете? Чем ваша жизнь ценнее, чем его жизнь?
— Тем, что она моя, сколько раз можно объяснять, — терпеливо проговорил Максим Т. Ермаков. — Наверное, этот ваш Новосельцев был хороший мужик. Если бы он, перед тем как пойти работать в ваш комитет, посоветовался со мной, я бы, может, его отговорил. Но нет, он к вам поперся. А потом еще женился и родил ребенка. И кто ему виноват, я виноват? Я представления не имею, почему он сегодня прыгнул под пулю. Вот честно — даже вообразить не могу. Я не был знаком с Новосельцевым ни единого дня. Но вот я пытаюсь представить своих знакомых, как они, значит, жертвуют собой — и, вообразите, ни с одним не получается. А я, между прочим, знаю в Москве сотни людей. Умных, креативных, умеющих зарабатывать. И что, все они ненормальные? Неправильные? Если уж вам важна апелляция к народу — то народ вот такой. Такой, как я.
- Легкая голова - Ольга Славникова - Социально-психологическая
- Феномен мозга. Тайны 100 миллиардов нейронов - Андрей Буровский - Прочая документальная литература
- Бренд-менеджмент - Е. Семенова - Управление, подбор персонала
- Правила развития мозга на работе. Как испытывать меньше стресса и быть продуктивнее, работая в офисе или дома - Джон Медина - Биология / Менеджмент и кадры / Самосовершенствование
- Соборы пустоты - Анри Лёвенбрюк - Триллер