Терра - Дария Андреевна Беляева
- Дата:12.09.2024
- Категория: Киберпанк / Социально-психологическая
- Название: Терра
- Автор: Дария Андреевна Беляева
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А он, во-первых, не еврей, во-вторых, никак в толк не возьмет, что коммунизм-то кончается. Искренне этот далекий от реальности человек удивился и спросил только:
– Как вы можете так говорить?
Мужики, пахнущие одеколоном «Шипр» далеко не в стремлении к лоску и прекрасному, популярно ему объяснили, как они могут говорить, что и где. Помянули и Сталина. Зря помянули.
Ну, у дядьки перед глазами пелена красная, кумачовая. А стройка же, чего-то валяется там. Ну он взял да арматуриной одному из антисоветских элементов башку проломил.
Очень удивился, что его судили, но и обрадовался, ведь советский суд – самый справедливый в мире.
Ой, смеху-то было у всех родственников.
Идея такая штука, вроде она и буковки на бумаге, слова, несущиеся по радиоволнам, а вроде и реальнее живых людей оказывается. Кто эти идеи разберет? Я не разбирал, не разбирался. Смотришь на человека, какой он хороший, пионер – всем ребятам пример, комсомолец-богомолец, а в душу заглянешь – нет там Бога, коммунизма и электрификации. Одна ночь темна.
Ох.
Да.
Такого я страху натерпелся от людей с идеями, что теперь я их объезжать, обходить, даже обползать буду.
Вот, значит, а тогда сидели мы с Мэрвином на лестнице и курили. Отец был злой, выгнал нас, а выходить впадлу было – на улице дождь льет как из ведра.
Я учил Мэрвина русскому, мы с ним по ролям читали «Вальпургиеву ночь» Венечки Ерофеева, дошли как раз таки до части, где рок уже явил метиловое свое табло, но еще не восторжествовал окончательно. Я доказывал Мэрвину, что смерть алкашей в дурке – это иерофания, явление священного, таинство, а Мэрвин говорил что-то о ретроградном Меркурии (или не Меркурии), повлиявшем на людей и вызвавшем массовый психоз с резней гугенотов.
Тут вдруг я устал, вытянул ноги и закурил новую сигаретку.
– Не могу с тобой спорить больше.
– А мы, в сущности, и не спорим. Вообще о разном с тобой говорим.
– Ну точно, понял теперь, почему устал.
Мэрвин вытянул сигарету из моей пачки, и некоторое время мы смотрели на густой, плохо рассеивающийся на душной лестничной клетке дым.
– Слушай, не, ну приколись, баба у него есть.
– Ты все об этом?
– Нет, ну правда, ты приколись.
– Да прикололся я уже по этому поводу раз сто. Есть и есть. У мамы моей знаешь сколько мужиков?
Мэрвин присвистнул, звук этот тренькнул в вышине, у потолка, и растаял.
– Вот бы, знаешь, его с мамкой твоей свести. Пусть бы делали себе крысят, ну, из чувства долга.
– Чего-то я не думаю, что он от той змеюки детей хочет. Слушай, Борь, тебя это почему бесит-то, если так?
– Потому. Он должен мамку помнить.
– И целибат блюсти?
– Все на свой католицизм сведешь. Я не про это. Не про плотскую сторону всего.
– Какая стыдливая формулировка.
– Короче, он ее любил? Любил. Она умерла? Умерла. Теперь пусть сидит один как сыч. Если он другую женщину полюбит, это он мамку предаст. Ее память.
– Драконовские меры какие-то.
– А как по-другому-то? Сам говорит, что любовь бывает в жизни раз, а потом сам же змеюку пехает.
Мэрвин затушенной сигаретой принялся выводить какое-то незнакомое мне польское слово.
– Так, ладно, а мамка моя чем тебя больше устраивает?
– Ну, мы бы с тобой братьями стали.
– Стоит оно того типа?
– Типа. Короче, я прям выбесился. Что за хрень-то? Песни он о ней поет и плачет, но трахать все равно кого-то надо, что ли?
– Сам не знаешь?
– Ну, я б таким не был, если б Одеттка умерла.
– Одеттка бы тебе дала для начала. Да все такие, когда приспичит.
Ой, любовь моя все росла и росла, но Одетт меня избегала. Как я к Эдит, так ее дома нет, а если и есть, то комнату запрет и переговаривается со мной из-за двери. Я один раз чуть дверь эту не сломал, вот как мне обидно было, так Одетт такой визг подняла.
Потом, правда, сердце у нее чуточку оттаивало, и она предлагала мне сыграть в «Обливион», погасить мародеров, волков и рыб-убийц. Тогда-то я был уверен, что нравлюсь ей. Один раз Одетт даже сказала, что я – красивый и что она бы взяла меня на роль Сириуса в ее экранизации «Гарри Поттера».
– Только у меня все мародеры – наркоманы.
Я как раз в этот момент хреначил мечом очередного мародера в игрушке.
– Ну и хорошо. Я тоже наркоман.
– Ты – алкоголик.
– Я клей нюхал.
– Было бы чем гордиться.
Когда она так вздергивала свой милый носик и становилась прекраснее всех на свете, немедленно меня бросало в жар, а потом резко – в холод. Ой, какая она была красивая, когда появлялась в ней эта вот надменность, а затем она сразу же закусывала губу, чтобы не засмеяться. Мне тогда казалось, что людям, которые ее и не видели никогда, такое горе, ну такая печаль, что зря их жизнь прожита. Ой, сколько людей жило и умерло, а такой красоты не застало.
Ну да, иногда бывали у нас сладкие моменты, тем больнее все было и тем прекраснее.
Мэрвин пощелкал у меня перед носом пальцами.
– Господи, Боря. Прием! Никогда больше не скажу при тебе это имя.
– Та-кого-нельзя-называть.
Мы засмеялись, в этот момент дверь позади нас скрипнула. Мэрвин тут же выпалил свое дежурное:
– Мистер Шустов, простите пожалуйста, мы больше не будем шуметь!
Ой, мне от этого только смешнее стало, так Мэрвин моего отца ссыковал, такой бледный становился. И это отец ему еще не двинул ни разу, только с лестницы спустил однажды. Мэрвин впечатлился, видать, как он меня по голове тогда приложил. В самое сердце ему попало.
Я обернулся поглядеть на щи отцовские, но вышел к нам вовсе не папашка. Дверь открыла мисс Гловер, она недовольно сморщила хорошенький, тонкий, столетний носик.
– Мальчики, вы не могли бы зайти ко мне на полчасика? Обещаю, дольше я вас не задержу.
Говорила она как всегда приветливо, вежливо, нежно и, самую малость, презрительно. Такая у нее была перчинка в разговоре.
– Здравствуйте, мисс Гловер.
– Да, Мэрвин, здравствуй.
Я помахал ей рукой, и мисс Гловер сдержанно мне кивнула. Мы с Мэрвином переглянулись да и пошли к ней.
В квартире Мэрвин опять сделал эту ужасную польскую вещь – поцеловал мисс Гловер морщинистую руку.
– Это традиции, – ответил Мэрвин, когда я как-то раз на эту тему чего-то там сказал.
– Ты долбаеб. От чумы умирать – тоже традиции. Выглядит дебильно.
– Советский Союз извел у русских
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Акулу еще не съели! - Дмитрий Исаков - Юмористическая фантастика
- Пароль — «Прага» - Павлина Гончаренко - Прочая документальная литература
- "Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Булаев Вадим - Попаданцы
- Дядя Пуд - Николай Вагнер - Прочая детская литература