ОПАСНАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ. Книга первая. Синтезатор эмоций - Владислав Зотов
- Дата:21.07.2024
- Категория: Фантастика и фэнтези / Научная Фантастика
- Название: ОПАСНАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ. Книга первая. Синтезатор эмоций
- Автор: Владислав Зотов
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снова картинки детства появляются в голове Александра Владимировича, когда уже после войны группу детей вывезли из Германии. Он детдомовский. Потом пришла мамочка Валя. Они с мамочкой Валей жили сначала в Расторгуеве, под Москвой. Когда он был в пятом классе, переехали в Москву, где жить им разрешили в здании детских яслей в ванной комнате. Через несколько лет мамочка Валя стала заведующей этими яслями. Оттуда мимо Велозаводского рынка он ходил в школу-десятилетку номер пятьсот десять. Тогда школы были раздельными – мужские и женские. Но были вечера. На них ученики ходили друг к другу в гости. Сначала мальчишки к девочкам, а потом девочки к мальчишкам. Затем жизнь пошла по колее, накатанной для молодых людей тех лет. После школы – строительный институт. По распределению оставили в Москве. Работал механиком на стройке, лаборантом в Академии коммунального хозяйства, учился в аспирантуре той же Академии. Защитился, женился, стал отцом двоих детей, пытался воспитывать. Не получилось, развелся. Потом комната в коммуналке, стол, компьютер, пельмени, котлеты, магазинное барахло. Изредка бутылка. Случались и женщины. Сейчас один. Пенсия, доцент Московской академии строительства.
Иногда из какой-то голубоватой дымки к нему ночью приходит мама. И тогда ему кажется, что он снова мамин и к нему прикасаются ее теплые ласковые руки.
– Давай, сынок, поиграем в прятки, – тихо шепчет мама. – Ты спрячься так, чтобы тебя никто не нашел.
…Потом мама уходит…
Александр Владимирович вздрогнул и проснулся. Огляделся. Мероприятие, на котором он присутствовал, стало его понемногу утомлять.
В самом деле, присутствие здесь при полном отказе от работы собственных мозговых извилин – занятие бесполезное, разве что только посидеть-поглядеть на сокафедренников или послушать, как работают их извилины, что, в общем, малоинтересно. Александр Владимирович посмотрел на докладчика. Губы докладчика безостановочно шевелились, растягиваясь в широкую щель или сжимаясь в полоску. Когда они складывались домиком или сдвигались вбок, то та сторона лица, куда перемещались губы, тоже начинала двигаться – подниматься и опускаться. И вслед за губами, как привязанный, ходил нос. Нос, а точнее, его кончик, чуть подрагивал – вверх-вниз, опять на мгновенье замирал, вдруг смещался в сторону или начинал мелко-мелко дрожать. При этом он увлажнялся и от жары набухал (сегодня наконец затопили и, как всегда, когда не надо). В этом месте потом появлялся прозрачный шарик пота, который срывался и падал вниз под нос докладчику, наверное, на доклад. Или быстрым движением внезапно возникающего пальца смахивался на пол. А если не падал и сползал к верхней губе, резким всасыванием втягивался в ближайшую ноздрю носа. С регулярностью качающегося в вертикальной плоскости маятника докладчик отрывался от текста. Тогда возникали глаза, затянутые прозрачной или мутнеющей, но только на мгновение, пленкой. И хотя глаза были целиком погружены в текст, в них читалась попытка уловить, что происходит вокруг. Но вокруг было не главное. Главное было в тексте. И глаза снова пропадали. Из прорези губ доносился только монотонный бубнеж: «Бу-бу-бу-бу…» Он воспринимался не отдельными словами или фразами, а как равномерный шумовой фон, который вместе с тем нес понятную слушателям информацию. В мозгу Александра Владимировича медленно нарастало и так же медленно пропадало отвращение к этим звукам, к этим автоматически расшифровываемым словам. «Бу-бу-бу-бу» – это «было, было, было…» Какого черта он бормочет? Александр Владимирович еле выдерживал кафедральный день, который тянулся как жевательная резинка, если возникала проблема, раздувался в шар, и сдувался, когда проблема благополучно разрешалась.
За окном так же нехорошо. Из окна видна частичка двора и голые ветки без листьев. Один листочек остался. Он все время трясется, отклоняясь от ветки почему-то влево. Наверное, влево дует холодный ветер и листочку холодно. Он дрожит и боится, что еще немного и сорвется с ветки, и не будет его, последнего. Там, внизу, он расползется в водяную кашу, где вперемешку с грязными подтеками уже лежат его остальные братья. Вроде бы должна быть зима, но снега нет. Градусник в плюсах, но как-то все холодно. Нет, не холодно, зябко.
«А ведь мне очень плохо, – думает Александр Владимирович. – Так же плохо, как тому листочку за окном. Еще чуть-чуть и каждого из нас ветер сорвет со своей ветки».
Все началось месяца три назад, когда знакомый Василий – доктор медицинских наук, профессор Василий Иванович Хохлов, хирург-онколог, дал по-дружески понять, что жизнь доцента Лепина Александра Владимировича движется к завершению, и традиционная медицина помочь ему уже ничем не может.
– Ты взрослый и достаточно пожилой (в смысле пожил и хватит) человек и, самое главное, мужик, – сказал тогда хирург. – Ты все это должен понять и стерпеть, как неизбежность, с одной стороны. Но с другой – еще можешь попробовать и нетрадиционную медицину. Всех этих экстрасенсов и так далее…
После озвученной хирургической арии с дежурными руладами «Тебя уже фактически нет, но ты в этом мире еще побудешь» Александр Владимирович на какое-то время отключился, впал в состояние задумчивости. Гдето в самом заброшенном участке мозга вдруг тревожно замигала красная лампочка. Еще месяца три и ку-ку! Дальше Александр Владимирович все происходящее воспринимал как сменяющие друг друга противоаварийные действия (ведь лампочка уже зажглась), а в голове у него складывалась собственная автобиография.
«Я, Лепин Александр Владимирович, семидесяти шести лет от роду, кандидат наук, доцент кафедры строительных машин, дважды разведенный. Имею двух законных сыновей и двух незаконных потомков. Пребываю в режиме совершенно здорового ума и не совсем здоровых, больше, наверное, больных и ужасных мыслей и совсем уже мизерных надежд. За последние полтора месяца был на сеансах у двух гадалок, у бабки, которая на ухо призналась, что она все же ведьма, у одного, как он сказал, экстрасенса и еще непонятно у кого, но, похоже, на сто процентов уверенного в своих силах. За свой вердикт он взял полторы тысячи зеленых.
Результат всех хождений был однозначен. Нет! Не получается! Хотя однажды появился намек на надежду, когда нашелся хороший человек, который сказал, что попробует. Попробовал. Я почувствовал! Почувствовал! Стало чуть легче. А ведь мне и вправду стало легче еще и потому, что впереди что-то засветилось. Наверное, это называют надеждой. Может быть, буду еще жить! И снова все рухнуло, когда в очередной раз придя к хорошему человеку, вдруг узнал, что его не стало – сердце. У него был порок и, возможно, он слишком растратил свое сердце. Но я чувствовал, или только тогда почувствовал, что хотя его и не стало, между нами все же осталась какая-то связь, невидимая нить. Осталась уверенность в том, что у меня все будет хорошо. Ведь что-то мог улучшить тот, кого не стало? Значит, есть и тот, кто меня сможет вылечить совсем! В пятницу позвонила давняя приятельница мамули Вали тетя Шура. Ей, наверное, лет девяносто. Пережила мамулю Валю лет на тридцать, но бегает и, самое главное, голова еще светлая, не затемненная жизненными неурядицами. Всегда могла их как-то игнорировать.
– В Питере могут помочь и много вылеченных. С ними до сих пор хорошо. Приезжай!
Взял отпуск. Я ведь заболел. Завтра еду в Питер. Вдруг вылечусь».
Ученый снова очнулся.
– Вот черт! Сколько можно терпеть все продолжающееся «бу-бу»!
Питер (такими словами обычно начинаются книжки об этом городе) встретил Александра Владимировича промозглой сыростью, сразу охватившей его со всех сторон, как только он ступил на платформу вокзала. Приветливо зашелестел постоянно дующий ветерок, наверное, с залива. Как обычно, он был пронизывающий, казалось, до самых костей, и ничего не спасало, даже теплая дубленка. На привокзальной площади толпились пассажиры прибывшего поезда. Толпа постепенно редела, руку к этому приложили таксисты, не бомбилы, хотя и их было достаточно, а частники. От площади важно отъезжали иномарки, очевидно, служебные. Александр Владимирович в такси не нуждался: тетушка жила в самом центре Северной столицы, на ее центральной улице, носящей имя самой знаковой реки города.
Тетушка была совсем маленькой, в меру толстенькой, что совсем не мешало ей, и удивительно подвижной. Сейчас она челноком сновала от плиты, на которой закипал чайник, к старинному буфету и потом к столу, за которым восседал дорогой гость Саша. Буфет стоял на выгнутых наружу ножках-лапках, украшенных причудливыми узорами миниатюрных деревянных барельефов. Буфет был старинный, еще дореволюционный. Руки тетушки после каждого ее пробега мимо буфета ставили перед Сашей вазочки с Ленинградским печеньем, марципанчиками и конфетками, которые он очень любил, и которые вместе с другими вкусностями ему в детстве в коммерческом магазине покупала мамочка Валя. Он бы и сейчас их целый день ел и безо всякого чая. Хотя, как уже сказал его лечащий врач, «У Вас, батенька, сахара в организме по самое горлышко. Его надо как-то и разбавлять. А то мало ли вдруг…».
- Наука страсти нежной - Татьяна Гармаш-Роффе - Детектив
- О себе - Георгий Семенов - Биографии и Мемуары
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Осень на Шантарских островах - Борис Казанов - Русская классическая проза
- Опасная связь - Марина Серова - Детектив