Крылья империи - Владимир Коваленко
- Дата:20.06.2024
- Категория: Фантастика и фэнтези / Героическая фантастика
- Название: Крылья империи
- Автор: Владимир Коваленко
- Год: 2009
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут его каска, используемая для прижатия скопившихся на столе бумаг, начала подпрыгивать с тусклым бряканьем. А бумаги этим воспользовались и стали расползаться в стороны. Баглир жестом полководца послал адъютанта на амбразуру, а сам бросился к окну — смотреть.
Гвардия шла без музыки. Даже барабаны отобрали за грехи. Но есть инструмент, который не отберешь. И когда сумрачность насупленного топота достигла предела дома начали дрожать от ударов солдатских башмаков по мостовой — над строем штрафников поднялся наглый, звенящий голос запевалы:
Пришла война — кровавый пот солдат.Тяжелый шаг печатать не впервой.
Мы пожелали незаслуженных наград.Каторг бунташная нам — смертный бой.
А за ним припев — в тысячи глоток, истово:
Без толку — горе горевать!Всего хозяйства — ранец за спиной.Нам страду солдатскую — вспоминать,Помоги тем, Господи, кому впервой.
Что прогуляли — в кабаках греша,Все возвернем — клянемся с трезвых глаз.Пусть мы и отпетые — каждая душа,Мы готовы выполнить царя приказ.
Без толку — горе горевать!Всего делов — солдата долю снесть.Средь громов да пламени — воскрешатьСлаву позабытую, полковую честь.
Баглир чуть из окна не выпал. А вот Кужелев иронически кривился.
— Герои, — сказал он. — Первый раз за полста лет на войну топают. И как же им себя жалко-то!
Зато Мирович был доволен. И не только спасенным отчетом.
— Гаврилу прорвало! — счастливо сообщил он. — Есть в том строю такой — Гаврила Державин. Все писал какие-то частушки, похабности. А тут — уже. Яркие чувства, экспрессия заоблачная. И ни одного матерного слова! Прежде он для такого эффекта мат использовал. Так что поздравляю, господа, — одним поэтом в России стало больше.
Штрафным вином грех общий не залить.Приметы хуже нет, чем унывать!Победим — и вволюшку будем пить,И кресты, и звания обмывать.
А там уж пошло, как обычно, — про сивуху, бордели, сифилис. Мирович поскучнел.
— Ничего, — утешил его Кужелев, — после парочки сражений пиита твоего прорвет окончательно. Если с пулей не повстречается. Помнишь Цорндорф? Как мы стояли. Такое матом не выпоешь.
Гвардия шла долго. Не день и ночь — но часа три. А потом водка в штофах, недопитых Кужелевым со товарищи, перестала штормить. Шлем перестал прыгать по столу. Мир перестал быть слишком легким. Сон обрел плоть. Мир вокруг стал большим, тяжелым и надежным.
Эпоха дворцовых переворотов в России завершилась.
Глава 4
ШЕФ
Фельдъегерь… Некоторые люди просто-напросто созданы для такой работы. Непоседы, у которых есть один аллюр — галоп! Существа, суть жизни которых в езде, неважно куда, неважно зачем — но езде быстрой и невзирающей на препятствия. Поскольку в России препятствия всегда найдутся. Не столько разбойники с кистенями — хотя хватает и таких, а у иных и пушки на вооружении имеются, — сколько смотрители станций, уверяющие, что свежих лошадей нет. А еще отваливающиеся как раз посередине межстанционного перегона колеса у трехжильной казенной кибитки — средства передвижения неудобного, зато крепкого, — и рядом никакой деревеньки с кузницей! А волки? Причем нет массивных многоствольных пистолей, которые можно извлечь из кармана при дверце кареты, установить в разбитое окошко и выбивать серых по одному. Потому как это — роскошь для богатых бездельников или ну очень важных персон, вроде фельдмаршалов. И нет у фельдъегерской кибитки никаких окошек в дверках вообще, зато запряжена тройка, как генералу, и возница из тех, что душу из седока вытрясут, а доставят к любому безумному сроку. А потом на пути появляется придорожный трактир — где же ему располагаться, как не на тракте? — и возчик вдруг заместо дюжины стаканов горячего чаю изволивает выкушать штоф-другой, и приходится его устраивать в кибитке, а самому лезть на козлы. И, летя к цели сквозь распутицу-погоду, сквозь снег, дождь, сквозной ветер, мечтать о грядущем битии виноватой похмельной морды!
Зато какие чувства охватывают сердце, когда на заставе вместо докучливо-въедливой проверки, кто ты и что, — мгновенное отдание чести, и тоскливый провожающий взгляд прикованного к единому скучному месту стражника или ополченца, будь он и на три чина выше в табели! А иногда — пусть и без взятия на караул, но — размыкающиеся штыки постовых, и распахивающиеся сами собой двери дворца — которого? В Питере их много, и звон не шпор — паркета, и ноги сами несут вперед упоительным церемониальным шагом, и вот — кабинет. И из кресла навстречу поднимается нескладный брюхатенький человек, ему не положено, но — любопытно, и у него нет сил ждать еще секунду. И император всероссийский, самодержец и длиннейшая прочая-прочая сам хватает и рвет пакет с донесением, а собственные слова гремят благовестом:
— Виктория, государь! Генерал Захар Чернышев сообщает: Прага наша, дальше будет Вена!
И государь Петр Третий Федорович, шмякнув пакет о стол, хватает и обнимает посланца, будто тот и выиграл это самое сражение. И будет чин, и будет орден. А главное — будет новая дорога, новые заставы, новые разбойники и взятые за грудки станционные начальники, будет и лихорадка, и в другой раз уже и самого фельдъегеря, вместе с пакетом, метнут к стопам государя, потому как и в бреду он пакета не отдаст. И будет отставка с дополнительным чином и правом ношения мундира, будут выть тоскливою болью даже и в тепле кости, поминая былую стужу. Будут уходить с кашлем легкие, и из девиц ни одна не составит счастья. Потому как ни особой карьеры, ни пенсии не выслужил. Потому как дом в крохотном поместье во время известного мятежа Екатерины сожжен дорвавшимися до воли смердами, и самому там жить невозможно, а управляющий — вор и доход от аренды кладет в тот же карман, куда и жалованье. И остается сыренькая квартирка в Петербурге. И тоска, которую нельзя развеять даже писанием мемуаров, убивающая вернее чахотки. Потому что вся радость жизни свелась к мгновению. К единому выдоху: «Виктория!»
Вот до каких гадостей можно домечтаться. А почему? А потому как свойственно русскому человеку любоваться своими невзгодами. Причем настоящие невзгоды, понятно, особенной сладости не приносят. Неприятности, они и на Руси неприятности. А вот мерзость иллюзорная, воображаемая — самое то, чтобы повыть над собой, любимым, а потом прожить жизнь счастливо и правильно. Потому как все дурные варианты уже исчислены, взвешены и предусмотрены. И остается только с радостью принимать удивительные подарки, которыми судьба иногда засыпает вместо них.
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Ох, Мороз, Мороз... (СИ) - Волкова Дарья - Современные любовные романы
- Орден Скорпионов - Айви Эшер - Любовно-фантастические романы
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Древний рим — история и повседневность - Георгий Кнабе - История