Машина Различий - Уильям Гибсон
- Дата:13.09.2024
- Категория: Фантастика и фэнтези / Историческая фантастика
- Название: Машина Различий
- Автор: Уильям Гибсон
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
РУФЬ МЭЛЛОРИ (мисс).
Итак – малышка Маделайн разжилась наконец мужем. Бедняжка, четыре долгие года помолвки, тем более тревожной, если твой жених служит в такой гнилой дыре, как Индия. Маделайн обручилась в восемнадцать лет, а сейчас ей уже двадцать два. Нельзя принуждать юную, жизнерадостную девушку к такому долгому ожиданию; в последний свой визит Мэллори обнаружил, что жестокое испытание сделало Маделайн вспыльчивой и язвительной и домашние откровенно ее побаиваются. Скоро весь уход за стариками ляжет на плечи маленькой Рут. А когда и она выйдет замуж... ну что ж, тогда об этом и подумаем. Мэллори потер взмокшую от пота бороду. Маделайн выпала более тяжкая доля, чем Эрнестине, Агате или Дороти. Нужно подарить ей что-нибудь красивое. Свадебный подарок должен быть весомым свидетельством, что время тревог и печалей осталось позади.
Мэллори отнес почту к себе в комнату, свалил ее на пол возле забитого под завязку бюро и покинул Дворец, вернув по дороге корзину дежурному.
На тротуаре перед Дворцом собралась группа квакеров, мужчины и женщины. Они уныло выводили какой-то из своих нравоучительных гимнов, нечто насчет “поезда в рай”. Песенка никоим боком не касалась ни эволюции, ни святотатства, ни окаменелых останков доисторических животных – возможно, тоскливое однообразие бесплодного протеста утомило даже таких железных людей, как квакеры. Мэллори прошел мимо, не обращая внимания на протянутые брошюры. Было жарко, на редкость жарко, жарко как в пекле. И хоть бы самое легкое дуновение ветра, хоть бы самый крошечный просвет в облаках; высокое небо налилось свинцовой тяжестью, словно хотело разразиться дождем, но забыло, как это делается.
Мэллори прошел по Глостер-роуддоугла Кромвель-лейн; совсем недавно здесь поселился бронзовый Кромвель на коне [76]; радикалы очень его любили. Здесь же останавливались паробусы через каждые десять минут, но все они были забиты до отказа – в такую погоду никому не хотелось идти пешком.
Совсем неподалеку, на углу Эшберн-Мьюз, располагалась станция метрополитена “Глостер-роуд”, и Мэллори решил рискнуть. Смелую идею пришлось вскоре оставить – в двери подземки никто не входил, время от времени оттуда вылетали люди, спасающиеся от невозможной, невыносимой вони.
Лондонцы успели привыкнуть к сомнительным ароматам своей подземки, но это было нечто совсем иного порядка. В сравнении с удушающим зноем улиц, шедший снизу воздух был даже прохладен, однако в нем ощущался запах смерти, словно что-то сгнило в закупоренной стеклянной банке. Билетная касса была закрыта; на ее окошке висела записка: “ПРОСИМ ПРОЩЕНИЯ ЗА НЕУДОБСТВА”. И ни слова, что там и почему, об истинной природе неполадок.
На противоположной стороне Кортфилд-роуд у гостиницы “Бейлиз” стояли запряженные лошадьми кэбы. Мэллори совсем было собрался перейти улицу, как вдруг заметил неподалеку свободный вроде бы кэб. Сделав знак кучеру, он подошел к дверце и увидел пассажира, только что по-видимому приехавшего. Мэллори отступил на шаг, в естественной надежде, что пассажир сейчас сойдет, однако тот, явно недовольный присутствием незнакомца, прижал ко рту носовой платок, сложился пополам так, что голова его исчезла из вида, и зашелся сухим, мучительным кашлем. Возможно, он был нездоров – или только что из подземки, не успел еще отдышаться.
Нервы Мэллори были на пределе; он не стал ждать, сел в один из свободных кэбов и коротко приказал: “Пикадилли”.
Кучер цокнул мокрой от пота кляче, и она уныло потрусила по Кромвель-роуд. Как только кэб двинулся с места и в окно повеяло слабым ветерком, жара стала не столь гнетущей, и Мэллори чуть приободрился. Кромвель-роуд, Терлоу-плейс, Бромптон-роуд – в своих грандиозных планах переустройства города правительство отвело эти части Кенсингтона и Бромптона под огромный комплекс музеев и дворцов Королевского общества.
Один за другим проплывали они за окном кэба в невозмутимом величии своих куполов и колоннад: физика, экономика, химия... Некоторые новации радикалов вызывают, мягко говоря, удивление, размышлял Мэллори, но трудно отрицать разумность и справедливость того, что ученым, посвятившим себя благороднейшему труду на благо человечества, предоставляются великолепные здания. Кроме того, польза этих дворцов для науки многократно превышает затраты на их строительство.
По Найтсбридж-роуд, через Гайд-парк-корнер, к Наполеоновым вратам [77], дару Луи-Наполеона в память об англо-французской Антанте. Мощный остов огромной чугунной арки поддерживал целую толпу крылатых амурчиков и задрапированных дам с факелами. Красивый монумент, думал Мэллори, и к тому же в новейшем вкусе. Массивная элегантность врат словно отрицала самое мысль о том, что когда-либо существовали хоть малейшие разногласия между Великобританией и ее вернейшим союзником, имперской Францией. А “недоразумение” наполеоновских войн, криво усмехнулся про себя Мэллори, можно свалить на тирана Веллингтона [78].
Хотя памятника герцогу Веллингтону в Лондоне не было, Мэллори временами казалось, что память об этом человеке витает в городе, словно призрак. Триумфатор Ватерлоо, прославленный некогда как спаситель британской нации, Веллингтон был пожалован пэрством и занял высочайший государственный пост. Но в нынешней Англии его поносили как хвастливого и самодовольного изверга, второго короля Джона [79], палача своего народа. Ненависть радикалов к их давнему и грозному врагу выдержала испытание временем. Со смерти Веллингтона выросло уже целое поколение, но премьер-министр Байрон все еще при каждом удобном случае втаптывал память герцога в грязь.
Мэллори был вполне лояльным членом радикальной партии, однако его не убеждала пустая брань. Про себя он придерживался собственного мнения о давно умершем тиране. В первое свое посещение Лондона шестилетний тогда Мэллори имел счастье видеть герцога; тот проезжал по улице в золоченой карете с эскортом из вооруженных, лихо галопирующих всадников. Мэллори тогда поразили не столько знаменитое крючконосое лицо, обрамленное бакенбардами и подпираемое высоким воротничком, суровое и молчаливое, сколько благоговейная смесь страха и радости на отцовском лице.
Было это очень давно, в 1831 году, первом году смутных времен и последнем старого режима Англии, однако вид лондонских улиц все еще пробуждал в Мэллори слабый отзвук детских впечатлений. Через несколько месяцев, уже в Льюисе, его отец бурно радовался, когда пришло известие о смерти Веллингтона от руки бомбиста. Но мальчик тайком плакал, сам не зная из-за чего.
Мэллори видел в Веллингтоне человека, безнадежно утратившего контакт с реальностью, слепую жертву непонятных ему самому сил; герцог напоминал ему не столько короля Джона, сколько Карла Первого [80]... Он безрассудно защищал интересы тори, разложившейся аристократии, класса, обреченного уступить власть поднимающемуся среднему сословию и ученым-меритократам [81]. И это при том, что сам Веллингтон к аристократии не принадлежал, когда-то он был простым Артуром Уэллсли, ирландцем довольно скромного происхождения.
Кроме того, Мэллори представлялось, что Веллингтон проявил похвальное владение воинским искусством. Вот только зря он ушел в гражданскую политику. Реакционный премьер-министр Веллингтон трагически недооценил революционный дух грядущей научно-промышленной эры. Он заплатил за это отсутствие прозорливости своей честью, своей властью и своей жизнью.
А непонятая Веллингтоном Англия, Англия детства Мэллори, буквально в одночасье перешла от листовок, забастовок и демонстраций к мятежам, военному положению, резне, открытой классовой войне и почти полной анархии. Только промышленная радикальная партия, с ее рациональным видением нового, всеобъемлющего порядка, спасла страну от падения в пропасть.
Но даже если и так, думал Мэллори, должен же хоть где-то быть памятник.
Кабриолет катил по Пикадилли – мимо Даун-стрит, Уайтхос-стрит, Хаф-Мун-стрит. Мэллори достал из записной книжки визитную карточку Лоренса Олифанта; да, именно здесь он и живет, на Хаф-Мун-стрит. Сразу мелькнула соблазнительная мысль остановить кэб и забежать к журналисту. Можно надеяться, что в отличие от большинства изнеженных придворных бездельников Олифант не спит до десяти и у него, пожалуй, найдется ведерко со льдом и глоток чего-нибудь, способствующего потовыделению. Идея нагло поломать распорядок дня этого рыцаря плаща и кинжала и, быть может, застать его за какой-нибудь тайной интригой представлялась Мэллори весьма привлекательной.
Но сперва – главное. Возможно, он заглянет к Олифанту потом, на обратном пути.
Мэллори остановил кэб у входа в Берлингтонский пассаж [82]. На противоположной стороне улицы, среди россыпи ювелирных магазинов и бутиков, темнел гигантский, закованный в железо зиккурат Фортнума и Мейсо-на. Кэбмен безбожно ободрал Мэллори, однако тот находился в великодушном настроении и не стал спорить. Похоже, эти ребята обдирают сегодня всех подряд: чуть поодаль еще один джентльмен выскочил из экипажа и теперь ругался – в самой вульгарной манере – со своим кэбби.
- Незримые тропы - Владимир Силкин - Поэзия
- Деревянные дома, бани, печи и камины, гараж, теплица, изгороди, дачная мебель - Юрий Шухман - Хобби и ремесла
- Травматические повреждения мягких тканей челюстно-лицевой области. Клиника, диагностика и лечение - Тимур Самедов - Медицина
- Собрание сочинений в 14 томах. Том 5 - Джек Лондон - Классическая проза
- У нас в саду жулики (сборник) - Анатолий Михайлов - Русская современная проза