Решение номер три (Сборник) - Владимир Михайлов
- Дата:05.07.2024
- Категория: Фантастика и фэнтези / Боевая фантастика
- Название: Решение номер три (Сборник)
- Автор: Владимир Михайлов
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Постой. Пойдём к первому секретарю райкома: он – человек уважаемый, член ЦК, если он согласится поговорить в Риге, то ему пойдут навстречу.
Сказанное меня не удивило: в Латвии не было областного деления (оно возникло было, но лишь на короткое время), так что секретарь райкома партии был последней инстанцией перед ЦК.
Секретарь выслушал нас и сказал мне:
– И чего тебе далась эта прокуратура? Плюнь. Иди работать ко мне.
– А возьмёте?
– Сказал же!.. Иди в орготдел, заполни анкету…
Анкету я заполнил. И на этот раз не стал «забывать» никаких деталей своей биографии. Хитрить больше не хотелось.
Инструктор орготдела прочитал мои бумаги и поджал губы. Но ничего не сказал. А первому секретарю, похоже, не хотелось брать своё обещание назад. Хотя – он всегда был человеком самостоятельным, в войну партизанил и, похоже, не боялся никого на свете.
Я начал работать в райкоме инструктором отдела пропаганды и агитации.
В то время о партийной работе у меня были самые туманные представления. Я не понимал её сути и смысла. Отношение к ней было у меня самым романтическим. Но в первую очередь мною руководил тот же самый мотив: мою мать оторвали от этой работы – я должен занять её место.
Тем более что партию и страну возглавлял тогда Никита Сергеевич Хрущёв, который руководил Московским обкомом, когда мать ещё работала там. И в воздухе пахло оттепелью.
Я очень радовался тому, что так получилось.
Но чем дольше я работал, тем меньше понимал и тем больше сомневался.
Райком был сельским; вскоре его разделили на зоны МТС, и в каждой работала своя группа инструкторов во главе с одним из секретарей райкома. Большую часть времени мы проводили в колхозах. Но почти сразу у меня возникло впечатление, позже перешедшее в уверенность, что мы на селе совершенно не нужны и делать нам там нечего. Председатели колхозов с нами не считались, отлично зная, что от нас ничего не зависит. Они признавали лишь первого секретаря райкома: все рычаги власти в районе были у него, он мог что-то прибавить и что-то убавить, помочь получить какую-то технику и прочее. Но мы продолжали сидеть то в одном колхозе, то в другом – и потому, что так полагалось, и ещё по той причине, что за каждый день получали командировочные. Пусть гроши – но зарплата у нас была обычной для среднего чиновника – я получал на двадцать рублей больше, чем в прокуратуре, так что каждый лишний рубль почитался за благо. Вопреки существующим представлениям, у нас не было никаких пайков, спецмагазинов, дополнительных выплат и так далее. Может быть, в столице это и существовало, но в глубинке мы жили ничуть не лучше, чем вся масса служащих, – тех, кто не был связан с какими-то материальными благами. И считали это совершенно естественным.
Но вот сознание собственной никчемности меня заедало. Вначале я пробовал что-то сделать. Меру моей тогдашней наивности трудно оценить. Помню, как однажды, оказавшись с каким-то поручением в Риге, в ЦК партии, я попросился на приём к секретарю ЦК по идеологии; им был тогда А.Я. Пельше, позже – Первый секретарь ЦК КП Латвии, а ещё позже – член Политбюро ЦК КПСС и председатель Комиссии партийного контроля. Тогда в ЦК было больше демократии, чем стало впоследствии, и я попал к Арвиду Яновичу без малейших помех.
(В Москве, в тридцатые годы, он бывал у нас в гостях; они с моей матерью знали друг друга ещё по Красной армии; в тридцатые годы он преподавал историю партии, кажется, в каком-то техникуме. К его чести – он не стал делать вид, что видит меня впервые, – вспомнил и меня, и моего брата.)
Предложив мне сесть, Пельше пригласил в кабинет и тогдашнего зав. отделом пропаганды ЦК. И я стал изливать перед ними моё возмущение:
– Партийные работники, даже секретари райкома, политически абсолютно неграмотны. Они даже не читают Ленина, они его не знают!..
Заявление это никакой паники не вызвало. Секретарь сказал мне:
– Надо обращать больше внимания на проведение политзанятий в первичных организациях…
После чего я и откланялся, поняв, что эта проблема партию не волнует.
Именно в это время, в конце пятидесятых, я начал писать. Вероятно, потому, что хотелось видеть какие-то результаты работы – а в райкоме их не было и быть не могло. Пользуясь тем, что до Риги был всего час езды, я начал время от времени ездить туда – к тому консультанту, который когда-то напечатал моё стихотворение в газете. Правда, теперь он консультировал уже не в газете, а в Союзе писателей Латвии, в его русской секции. Писать стало можно ещё и потому, что я был назначен помощником секретаря, в то время эта должность стала называться «заведующий общим отделом», и по колхозам ездить перестал.
Назначение это произошло ещё до Двадцатого съезда партии, до доклада Хрущёва о культе личности, до начала реабилитации репрессированных. В Особом секторе ЦК моему назначению не обрадовались. Моего Первого секретаря упрекнули:
– Как же так – назначаете такого человека, даже не посоветовавшись с нами!..
Речь шла о том, что работа эта требовала допуска к секретной документации. Хотя, честно говоря, и сейчас не знаю, какие там могли быть секреты. Но по ритуалу даже протоколы заседаний бюро райкома считались секретными, тут уж ничего не поделать было.
Секретарь, однако, ответил им в духе, что ему, мол, лучше знать, кого куда ставить.
В Особом секторе смирились. Несколько позже, когда мать реабилитировали и она вернулась в Москву, я не отказал себе в удовольствии навестить это подразделение ЦК и сообщить им о таком коррективе в моей биографии. Приятно улыбнувшись, мне ответили:
– А мы уже знаем! Поздравляем вас.
Наверное, им всё-таки не давала покоя мысль, что их секретные пакеты с протоколами бюро ЦК получает и вскрывает в Елгаве сын врага народа. Теперь вопрос закрылся.
Но я всё острее чувствовал, что занимаюсь не своим делом. Стал думать о том, чтобы куда-нибудь уйти. Полного удовлетворения не давало и то, что я снова поступил в университет – на сей раз на филологический факультет. Заочно, разумеется.
В те времена объявили набор в милицию людей с образованием: для улучшения качественного состава. Во мне взыграло юридическое прошлое. И когда в райком пришёл начальник райотдела, с которым я был на дружеской ноге, как и со всеми районными руководителями (помощник секретаря – человек, с которым секретарь нередко советуется: он и самый близкий в аппарате работник, находящийся в курсе всех дел, и в то же время не конкурент), я сказал капитану:
– Поговори с хозяином, чтобы отпустил меня к тебе.
– А ты что – в самом деле пойдешь?
Он не мог поверить, что мне нужна не должность, а работа.
– Пойду.
– Поговорю обязательно.
Я пропустил его к секретарю. Вышел он скоро – красный, как из парной.
– Ну?
Капитан махнул рукой:
– Еле ноги унёс…
Позже досталось и мне. Однако вскоре, когда освободилось место прокурора района, сам же секретарь предложил прокуратуре республики мою кандидатуру. На этот раз не согласилась республика: у них был свой кандидат, да и опыта у меня на самом деле было маловато. Хотя тот прокурор, с которым я работал раньше, на эту должность попал из вторых секретарей райкома.
Уйти по-хорошему никак не выходило.
Итак, выход из душевной неудовлетворённости почудился мне в обращении (наконец-то!) к литературной работе. Было мне тогда уже под тридцать.
То, что я тогда писал, не имело к фантастике никакого отношения. Начал я со вполне реалистических рассказов, для которых воспользовался наблюдениями, почерпнутыми в колхозах. Написал три рассказа, из которых один был сразу же опубликован в районной газете, выходившей на обоих языках, и потом перепечатан в нескольких других районах. Он оказался злободневным, был связан с тем, что в то время начали возвращаться из лагерей люди, участвовавшие в войне по другую сторону фронта – бывшие легионеры СС. Несколько позже этот же рассказ был напечатан в альманахе «Парус». Это издание, принадлежавшее русской секции Союза писателей Латвии, выходило два раза в год ничтожным по тем временам тиражом. Но для меня это было тогда великим событием.
Другой рассказ, тоже на колхозную тему, несколько позже опубликовал рижский журнал «Звайгзне» – издание типа московского «Огонька». Третий нигде не пришёлся ко двору – и слава богу.
Потому что писать реалистические рассказы мне вдруг расхотелось, и я принялся за юмор и сатиру. Мне почудилось, что к этой литературе у меня есть какие-то особые способности.
Будучи идеологически выдержанным, жало своей сатиры я прежде всего обратил против враждебного нам капиталистического строя и его крупнейших представителей. США, в частности.
Незадолго до этого в Риге начал выходить новый журнал под названием «Дадзис» – чертополох, или репейник. Он соответствовал московскому «Крокодилу», то есть был именно юмористическим и сатирическим. Туда я и отвёз свой первый сатирический опус. Там прочитали, одобрили и попросили писать ещё. Я с ходу написал второй рассказ. Он понравился ещё больше. Его опубликовали первым, а первый рассказ – вторым. Я стал получать гонорары. В редакции журнала меня признали. Я начал сотрудничать там регулярно, всё чаще переходя и на внутренние темы.
- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- И грянул гром… (Том 4-й дополнительный) - Вашингтон Ирвинг - Научная Фантастика
- Элина Быстрицкая. Красавица с характером - Юлия Игоревна Андреева - Биографии и Мемуары
- Виктор Орлов - Тигр Внутреннего Разрыва - Виктор Орлов - Психология
- Так убивать нечестно! Рождественский кинжал (сборник) - Джорджетт Хейер - Классический детектив