Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит - Посняков Андрей
- Дата:05.08.2024
- Категория: Фантастика и фэнтези / Боевая фантастика
- Название: Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит
- Автор: Посняков Андрей
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гердень-князь заворотил коня, землистое лицо его исказилось злобой.
– Где же они? Где? – в бешенстве хлестнув плетью подвернувшегося под руку слугу, завопил кунигас. – Вы мне что докладывали, а?
– Но, господин…
– Найти! Отыскать! Они не могли уйти далеко… Если не найдете, я вас…
– Вон они, князь! – истошно закричал какой-то молодой воин, указывая рукой на заросли ивняка у заливного луга. – Уходят! К лесу бегут!
– Убегают, трусы! Ну-ну, – довольно хмыкнув, кунигас тут же послал часть дружины наперерез.
Всадники в тяжелых пластинчатых бронях – лучшие витязи Герденя – погнали коней через луг. Неслись так, что трава летела из-под копыт… Быстрее! Быстрее! Скорей…
Оп! Всадники вдруг споткнулись. Лошади падали, проваливались, хрипели и ржали, ломая ноги и шеи. Кто-то из вылетевших из седел всадников поднялся… а кто-то – и нет.
– Засада! – прозвучал запоздалый крик. – Засада! Тут ямы везде… колья…
А со стороны леса уже неслась кованая рать Довмонта! Развевались знамена, сверкали кольчуги и шлемы, разноцветные попоны и чепраки превращали коней в сказочных драконов. Задрожала земля… Впереди на гнедом коне скакал широкоплечий мужчина в немецком панцире и золоченом шлеме. Алый плащ развевался за его плечами, в руке сверкал меч, треугольный щит был расписан золотым и зеленым – цветами Утены и Нальшан, цветами князя Довмонта.
– Вот он! – узнав своего заклятого врага, Гердень покусал тонкие губы. Подозвав лучника, выхватил у того лук, послал пару стрел… сколько успел. Стрелял метко – все стрелы воткнулись в щит, задрожали!
Довмонт ловко обрубил их древки мечом и, взвив коня на дыбы, ударил. Таким ударом противника обычно разваливают надвое, словно сноп ржи или тряпичную куклу. Однако Гердень был не лыком шит, уклонился и тут же нанес ответный удар, целя врагу в лицо, не прикрытое забралом. Промахнулся… лишь чуть срезал бороду…
– Цирюльником тебе быть! – громко расхохотался Довмонт. – Ловко стрижешь, однако.
И снова удар. И звон. И хриплое ржание… Кони тоже бились – кусали, лягали друг друга копытами, злобный жеребец Герденя даже чуть было не дотянулся до колена Довмонта… и псковский князь с досадой хватанул вражеского коня щитом по лбу! Ударил с такой силою, что жеребец от неожиданности присел и завалился на бок, поднимая собою всадника.
Выказывая все свое благородство, князь немедленно спешился, ожидая, когда соперник поднимется на ноги и можно будет продолжить бой пешими. В своей победе Довмонт-Тимофей нисколько не сомневался, знал – Гердень плохой боец, слишком уж эмоциональный, злобный, порывистый.
– Ну, вставай! Поднимайся же. Что, мне тебе руку подать?
Гердень не откликался. Как вылетел из седла, так и лежал в нелепой позе…
– Эй, эй! – заподозрив неладное, Довмонт-князь опустился на колено, протянул руку… Точнее – это Игорь определял. Там нечего было определять – жилка на шее поверженного врага не билась, да и сама шея оказалась как-то неестественно вывернутой…
– Помер, – подскочив, тряхнул головой верный Гинтарс. – Сломал себе шею таки!
– Ну, что же… – сунув меч в ножны, Довмонт покачал головою. – Бог прибрал. Так бы сказал сейчас Симеон-отче.
Умер Гердень-князь… или – погиб в бою, так уж сказать лучше. Его же вдова и дети так и остались на Руси, где жили в чести и довольстве, а один из сыновей Герденя, Андрей, приняв монашеский постриг, даже стал тверским епископом! А ведь мог бы кончить свои дни на жертвеннике, как «подарок» поганым языческим истуканам. Если бы не Довмонт… не Игорь…
Так вот и начал княжить во Пскове бывший неистовый литовский кунигас. Время от времени встречался с Рогнедою, не чурался и иных дев, однако же все время помнил об Ольге. Все вспоминал предсказание Сауле, юной куршской жрицы: «Ты обязательно встретишься с нею, князь!»
«Обязательно встретишься!» Скорей бы уже, скорей…
Мечтая о встрече, князь… Игорь… частенько видел сны о той, будущей жизни, уже, откровенно говоря, и не его. Жизни, в которой Игорь Ранчис женился-таки на своей любимой девушке Ольге, где все были живы и счастливы. Проклятье Миндовга исчезло… Исчезло именно потому, что калька с души Игоря Ранчиса оставалась здесь, в теле новоявленного псковского князя. И нельзя было ничего изменить… оставалось лишь дожидаться любимой. Сауле ведь предсказала… а эта дева не бросала слова зря!
Князь-меч
Глава 1
Ночь кончалась. Не сказать, что уже наступило утро, но все же расползалась, таяла на глазах зыбкая темень, исходила туманом на плесе, готовилась выпасть на лугах бурной прозрачной росою – предвестницей жаркого летнего дня. Тишина стояла мертвая, лишь слышно было, как поскрипывали уключины, да еще где-то далеко в лесу уныло куковала кукушка.
Широкий плоскодонный баркас неспешно плыл по течению реки Великой, и уже совсем скоро должен был показаться Псков, богатый торговый город, вольготно раскинувшийся меж двух рек. По бортам баркаса висели щиты с гербами немецких городов – Любека, Штеттина, Риги. Со стороны это показалось бы странным (если б случилось кому смотреть) – заморский торговый гость зачем-то плыл в одиночестве – искал свою погибель? Мало ли водилось в здешних местах лихих разбойничьих шаек? Завидят лиходеи одинокий корабль, засвистят, ринутся на многочисленных лодках, обложат судно, как волки оленя! Тогда не помогут купцу ни воины в кольчугах и крепких кирасах, ни мольбы о пощаде, ни даже молитвы. Зачем же тогда такой риск? Наверно, на то имелись причины. Не зря, ох не зря, пробирался одинокий «немец» в тихой ночи, таясь от любопытных взглядов. Недаром поотстал баркас от большого торгового каравана, крался по-тихому, а шкипер с горбатым носом, кутаясь в плащ, шарил цепким взглядом по правому берегу реки. Что-то высматривал? Или кого-то? Но что можно было сейчас разглядеть-увидеть? Разве что костер.
И вправду – за излучиною, на плесе, замигала вдруг тусклая желтая звездочка, такая, что не всмотришься – не заметишь. Потянуло дымком…
– Костер, господин, – доложили гребцы.
Шкипер усмехнулся, погладил бритый подбородок.
– Вижу. Думаю, это они и есть. К берегу!
Погрузившись в воду, застыли, затабанили весла по правому борту, левые же совершили мощный гребок. Баркас резко повернул к плесу.
Лето нынче выдалось удачным. Хватало всего – и жары, и дождика, правда, старики жаловались, будто «погода бесится». Правда и есть – еще вчера ярко светило-жарило солнышко, а сегодня – оп! – и похолодало резко, и задождило, ровно как осенью, где-нибудь в октябре. А назавтра, глядишь, и снова зной, такой, что хоть сбрасывай с себя одежку да сиди день-деньской в реке – в Великой или в Пскове. Лучше – в Великой, та пошире, попрохладнее.
Вот так же нынче и сидели на реке отроцы-ребята. Микитка Овруч, Колька Шмыгай Нос да братья Еремеевы – Кабан с Лосем. Батюшка их, Еремей Волчий Хвост, охотником считался знатным, сам Довмонт-князь, когда охоты устраивал, обязательно про Еремея вспоминал. Да и так, без охоты – жаловал, чем братовья не уставали хвастать.
Самый старший из всей компании – Микитка Овруч. Пятнадцатое лето шло парню, уже взрослый совсем, отцу-гончару – подмастерье, помощник. Широкоплечий, плотный, и в руках сила есть, вот только лицо – в оспинках, рябое, ну да с лица воду не пить.
Кабан да Лось, Еремеевы братцы – оба на одно лицо. Головы круглые, волосы белобрысые, картошкой носы. Только старший – Кабан – малость повыше, зато Лось, годом брата младше, пошире в плечах.
Колька Шмыгай Нос – хилый, болезненный, потому так и прозван. На два годка Микитки моложе, а по виду – так и на все четыре! Маленький, тонкорукий, на живом тонком личике – одни сияющие глаза. Большие, синие, как у святых на ромейских иконах. Ресницы долгие, как у девицы, да и сам Колька, как красна девица, вечно смущался, краснел. Худобы, слабосильности своей стеснялся, а еще – ушей. Вот у всех уши как уши – плотно прилегли к голове, у него же – торчат, словно у кувшина ручки. Правда, русые волосы – длинные, густые, вот и не видно ушей. Да ладно с ушами, пес-то бы и с ними, хуже другое – не было у Кольки счастья, не сложилась жизнь, хоть даже и толком-то еще не началась. Сирота, рос на Застенье, у тетки, Мордухи-вдовы. У Мордухи – целая усадьба; коровы, гуси, утки. Работы хватало, держала тетка и закупов и холопов-рабов. Вот и Шмыгай Нос – тоже как раб, хоть и родственник. С парнями же – с Микиткой да Еремеевыми-братовьями, сызмальства на Застенье. Застенье – так псковский посад называли, потому что – за стенами Крома-кремля. Там еще одну стену возводили – могучую – по приказу Довмонта-князя.
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Щит и Меч нашей Родины - Михаил Ходаренок - Политика
- Нож оборотня - Ирина Щеглова - Ужасы и Мистика
- Трейлер Старика - Александр Лукьянов - Социально-психологическая
- Святая дева Кэти - Джон Стейнбек - Научная Фантастика