Маг в законе - Генри Олди
- Дата:22.09.2024
- Категория: Фантастика и фэнтези / Альтернативная история
- Название: Маг в законе
- Автор: Генри Олди
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тянуть будешь?
— Буду.
Тонкая рука двинулась наперерез, но я ловко убрал разноцветный веер.
Последний вопрос.
Вопрос, ответ на который известен заранее.
Вы всегда отвечаете одинаково — вы, гордые, окрыленные, достигшие вершины, с крестными за спиной, которых ни за что не согласитесь предать; вы... но я должен пробовать.
Опять и опять.
Без надежды.
Лбом в стену.
— Скажи, девочка моя: может быть...
Ты уходила, Дама Бубен, будущая Рашка-Княгиня, неуклюже скрывая гордость — я! Дама! как Эсфирь Гедальевна! вровень! — ты уходила, а я оставался.
Смотрел тебе вслед.
Видя разницу между Дамой прошлой и Дамой настоящей; видя и больше всего на свете мечтая ослепнуть.
Но глупо — ибо вы уходите, а я остаюсь, уходя с каждым из вас; вы зрячие, вам так кажется, вы всегда отвечаете одно и то же, а значит, мне никогда не ослепнуть.
Шут ты гороховый...
Ты — это я.
* * *Струны больно толкнулись в пальцы.
Смирили норов, разбежались в разные стороны, путаясь диссонансами в траве; ты и сама плохо заметила, когда именно заставила гулкое эхо откликнуться в вышине — словно не на парковой лужайке, словно в зале играла, в сводчатой зале, где окна — витражами, где факелы — лохмами огня, где за длинным, дощатым столом (эшафотом? опомнись!..) — лишь тени, тени, тени...
Призраки.
— ...я — призрак забытого замка.Хранитель закрытого зала.На мраморе плит, в тишине нерожденного слова,Храню я остатки былого,Останки былого...
Феденька вступил тихо, почти беззвучно. Случайно звякнул графин о рюмку — Илья Семенович налил было себе вишневки, да испугался звона, отдернул руку, с удивительным для неуклюжего профессора изяществом поставил графин обратно.
Капля наливки в хрустале подумала-подумала, и обернулась каплей крови.
Запеклась.
Лишь Джандиери осмелился, приблизился к перилам веранды. Оперся, стал смотреть, слушать издали. Губу покусывал, полковник.
А за его спиной — дочь Тамара.
Мимо глядит.
— Когда-то я пел в этом замке.И зал в изумлении замер.А там, у далеких, ковровых — проклятых! — покоевСтояла хозяйка,Стояло в глазах беспокойство.
Я — призрак забытого замка.Но память мне не отказала.И дрожь Ваших губ, и дрожание шелка на пяльцахВрезались звенящей струноюВ подушечки пальцев...
Да, врезались. Трижды тебе доводилось аккомпанировать Феденьке «Балладу призраков», и трижды после этих слов пальцы переставали тебя слушаться, Княгиня. Какая-то другая правда, иное мастерство входили в них; тягучий, шотландский напев возникал сам, мимо воли — ты никогда не играла его, кроме этих редких случаев, и взявшийся ниоткуда сквозняк принимался шалить с прядкой волос у виска.
Что ты с ними со всеми делаешь, Феденька?
Что ты делаешь со мной?!
Что я, Дама Бубен, с тобой сделала-сотворила?!
— Вы помните, леди, хоть что-то?Задернута жизнь, словно штора.Я адом отвергнут, мне райские кущи не светят,Я — призрак, я — тень,Наважденье,За все я в ответе.
В прошедшем не призраку рыться.Ваш муж — да, конечно, он рыцарь.Разрублены свечи, на плитах вино ли, роса ли...Над телом баронаУбийцу казнили вассалы.
Будто повинуясь темному приказу, завыл Трисмегист. На луну, которой не было в дневных небесах; над покойником, которого не было здесь, на даче, меж светскими, живыми людьми.
А в руках Федора возникла детская трещотка из липы. Сошлись ребристые грани, простучали каблучками по плитам, громыхнули подошвами тяжелых сапог; ветер раздернул бархат портьер, и вот, еле слышно — скрип открываемой двери.
Шаги.
Живые так не ходят.
— Теперь с Вашим мужем мы — ровня.Встречаясь под этою кровлей,Былые враги, мы немало друг другу сказали,Но Вас, моя леди,Давно уже нет в этом зале.
Мы — двое мужчин Вашей жизни.Мы были, а Вы еще живы.Мы только пред Вами когда-то склоняли колени,И в ночь нашей встречиВас мучит бессонница, леди!..
Поодаль, нервным контрапунктом, возник ритм. Даже не глядя в ту сторону, продолжая терзать струны мандолины, ты знала: Акулька пальцами по краешку стола стучит. Акулька-Акулина, рябая девка-егоза; Александра Филатовна, маленькая женщина, пред которой весь персонал харьковского Зоологического сада на цыпочках ходит — да-с, господа хорошие, стучит пальцами.
Постукивает.
Легко-легко.
А мнится: мадридские кастаньеты вплелись в хор. И сразу зябко вздрогнули плечи, чуя дальний танец, стук лег на стук, вспенивая журчание мандолины памятью о ушедшей, почти забытой, — бывшей! — жизни, что стала болью памяти.
Спасибо за боль.
— ...вокруг Вашей смятой постелиПоют и сражаются тени,И струны звенят, и доспехи звенят под мечами...Пусть Бог Вас простит,Наша леди,А мы Вас прощаем.
В последний раз скрипнула трещотка.
В последний раз отозвались тонкие пальцы на краешке стола.
В последний раз всхлипнула струна.
Все.
* * *В тишине, в молчании покинула кресло Тамара Джандиери, кукла восковая. Спустилась с веранды, растоптала зелень травы, червонное золото листьев. Каркнула за спиной матушка Хорешан, следом порхнула — опоздала.
Вроде бы и медленно шла юная Тамара, плыла случайным облачком, а догнать-упредить не вышло.
Встала княжеская дочь перед Федькой Сохачем.
Тамара пред Демоном.
И ты, Княгиня, ты тоже опоздала. Все наоборот вышло; как в жизни не бывает, не должно быть. Твердо взяли девичьи ладони парня за щеки; наклонился Федор, себя не помня, к безумице; слились губы с губами.
Надолго.
Накрепко.
А когда опять выпрямился парень, то глянул туда, где звонким клинком взвилась у стола Акулька-Акулина, жена законная, любимая. Ревнивая — хуже Отеллы-мавра, каким его Томмазо Сальвини-отец играл. Кто в тягости? кто на сносях?! я?! да своими руками!.. задушу!
Плечами Федька пожал — аж жупан едва не треснул. Не виноват я. Веришь? И что сейчас делать, не знаю.
Не виню, возвратился молчаливый ответ. Верю. И отдать — не отдам.
Да только перехватила Тамара Джандиери те взгляды-разговоры на лету. Была девушка-красавица, умом скорбная, стала птица хищная. Вместо когтей, вместо клюва — нож серебряный, с ближнего стола подхваченный. Пошли они навстречу: рыба-акулька, чудо-юдо морское, зубастое — и орлица горная, клюв-когти во все стороны. Вовсе без ума пошли: к чему сейчас двум лютым бабам ум? слова? приличия?!
Не дойти Тамаре до врагини. Закружил отец дочку любимую; перехватил Джандиери кровь свою порченую на полпути. «Браво!» — смеется. «Ай да Томочка!» — смеется. «Наша кровь!» — смеется.
Гляди, Княгиня! — тебе б Акульку держать-успокаивать, а ты иного насмерть перепугалась. Никогда раньше не смеялся так полковник-Циклоп: взахлеб, себя хохотом расплескивая. Где и научился? зачем? к счастью, к беде ли?!
Гости вид делают, что все в порядке. Гости — они люди умные.
Им — разъезжаться, вам — оставаться.
Ваше дело.
* * *Еще через час, когда беда поутихла, сыграла ты для гостей на мандолине.
Помнишь?
Чтоб языками в городе не трепали.
IV. ДРУЦ-ЛОШАДНИК или ЗВЕРСКАЯ ДАМОЧКА ПО КЛИЧКЕ «АКУЛА»
Будь мудр, сын мой, и радуй сердце мое;
и я буду иметь, что отвечать злословящему меня.
Книга притчей СоломоновыхОказалось, в крошечном кабинетике отца Георгия вполне может уместиться еще один гость; вернее — гостья.
Впрочем, выяснялось это далеко не в первый раз, а сейчас Акулина, прежде чем уместиться, развила бурную деятельность. Вскипятила на кухне чайник (с самоваром возиться дольше!); заварила крепчайший напиток, привезенный Русским чайным товариществом «Караван» с далекого, почти сказочного острова Ланки. Сам батюшка не мастак был чаи гонять, заваривая какую-то невнятную траву, по цвету-вкусу более всего напоминавшую смесь ржавчины с древесными опилками — но вы с Акулиной это дело быстро исправили, наставив отца Георгия на путь истинный.
- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Гарпия - Генри Олди - Фэнтези
- Черный Баламут. Трилогия - Олди Генри Лайон - Фэнтези
- Spring day (СИ) - "BIGTIDDIELOVER" - Современные любовные романы
- The Plague Court Murders - John Carr - Прочее