На переломе эпох. Исповедь психолога - Светлана Беличева-Семенцева
- Дата:13.09.2024
- Категория: Документальные книги / Публицистика
- Название: На переломе эпох. Исповедь психолога
- Автор: Светлана Беличева-Семенцева
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец-то проверка закончилась, и я получила повестку для явки в прокуратуру. Можно себе представить, в каком состоянии я шла в это грозное заведение. Но мне повезло, и крупно. Когда я с дрожащими коленками вошла в кабинет, мне навстречу встала пожилая женщина с уставшим лицом, неожиданно для меня протянула мне руку и сказала: «Я пригласила вас, чтобы извиниться». Добросовестность прокурорши не прошла даром. Она увидела всех моих девчонок, которые в свои восемнадцать-девятнадцать лет как могли спасали пропащих пацанов, получая при этом символическое вознаграждение. И сердце пожилой женщины дрогнуло, тем более что о каких-либо финансовых нарушениях и хищениях при нашем копеечном финансировании было смешно и нелепо говорить.
Мне действительно повезло, поскольку затем, с годами выяснилось, что в аналогичных делах еще не факт, что отсутствие хищений либо нарушений освобождает от заключения и тюремных нар.
Шло лето девяносто первого года, канун злополучного путча, разгар демократической эйфории опьяневшего от свобод российского общества. Мы приступили к работе над ВНИ-Ковской программой, сформированной российским правительством Ивана Силаева.
Наконец-то мы получили возможность вместе с Правительством разрабатывать и внедрять сеть социальных и психологических учреждений, способных помогать трудным детям и их родителям. Наша команда состояла из людей, ни один год болеющих этой проблемой. Ученые объединились с практиками, руководителями опытно-экспериментальных площадок, первых реабилитационных центров, социальных приютов и психологических консультаций, работающих в режиме эксперимента, без всякой нормативно-правовой базы.
И вдруг, как гром средь ясного неба, – арест по очевидно сфабрикованному обвинению директора в то время первого в России московского социально-реабилитационного центра, Быковского Александра Александровича. Ему грозило ни много ни мало 10 лет. Коллективные письма, обращение к депутатам, бегание по инстанциям позволили добиться пересмотра дела лишь на четвертом судебном заседании, когда наконец заслушали свидетелей со стороны защиты и скостили срок до 5 лет. К тому времени он пробыл в следственном изоляторе 3 года. И это было не меньшее потрясение, когда я увидела некогда импозантного мужчину, интеллигентного человека исхудавшим и затравленным в железной клетке зала судебного заседания. Еще ушло два года, пока Верховный суд пересмотрел дело и вынес оправдательное решение, отменив все предъявленные обвинения. Это оправдательное решение стоило Александру Александровичу пяти лет тюремного заключения.
Спустя пять лет после злополучной истории с Быковским, проверяющие добрались и до директора одного из первых в России Санкт-Петербургского социального приюта, Камаевой Галины Игнатьевны. Социальные приюты начали создаваться в России в начале 90-х. Сколько детского горя вобрали в себя эти печальные заведения. Завшивленные, замызганные, потерявшиеся, брошенные родителями дети-беспризорники, попадали сюда с улиц, вокзалов, чердаков, сбежав от побоев и истязаний.
До конца дней не забыть мне, потемневшие от потрясения, остановившиеся глаза 4-летнего Алеши, при мне привезенного в приют Камаевой вместе с братиком и сестренкой, на глазах которых отец убил мать. Сколько нужно душевного тепла, милосердия и сердечности, чтобы отогреть эту детскую душу и души других несчастных детей, поступающих в приют.
У Галины Игнатьевны сердечность и сочувствие детскому горю сочеталась с энергией и пробойными способностями, умением убеждать начальство, упрашивать спонсоров. В начале 90-х она выбила под социальный приют девятиэтажное находящееся в непригодном для эксплуатации состоянии здание бывшего рабочего общежития. Не прошло и года, как это заброшенное здание превратилось в настоящее детское царство с уютными спаленками на 2–3 человека, игротеками, комнатами медицинской и психологической реабилитации, своим театром, кабинетом домоводства, гостиными для приема гостей, и прежде всего непутевых родителей этих социальных сирот, если таковые отыскивались.
Но за добыванием средств, материалов, оборудования, перебранкой со строителями и хождениям по начальственным кабинетам, не забывала Галина Игнатьевна о главной проблеме и заветной мечте своих питомцев: иметь свой дом и свою семью. И она придумала устраивать детей в приемные семьи, где приемные родители вначале выступают в роли воспитателей, а в случае, если дети приживутся и сроднятся, то и усыновляют их. Вместе с детьми она передавала и средства, отпускаемые на содержание ребенка в приюте, а приемных родителей оформляла на четверть ставки воспитателя, что делало их членами педагогического коллектива и позволяло психологам и педагогам оказывать помощь семье и держать ситуацию под контролем.
Это потом министерство одобрило и узаконило такую форму устройства детей и рекомендовало ее к широкому внедрению. А тогда Галина Игнатьевна действовала на свой страх и риск, не имея никаких нормативных документов и руководствуясь лишь здравым смыслом и интересами детей.
Первая же прокурорская проверка усмотрела в этом тяжелейший криминал и дала делу самую широкую огласку, потребовав уволить директора. И Камаеву, недолго думая, уволили. В мэрию Санкт-Петербурга пошел поток писем от научной общественности, от Ассоциации работников социальных служб и просто от граждан. Коллектив приюта, среди которого были и бывшие дети блокадного Ленинграда, объявил голодовку. Но потребовалось пять лет судебных разбирательств, чтоб справедливость восторжествовала и Камаеву восстановили на работе.
Активность в интересах детей не прощалась не только директорам приютов и реабилитационных Центров, очередь доходила и до более высоких инстанций. Не поздоровилось и заместителю министра соцзащиты Панову Андрею Михайловичу. Это он стоял у истоков социальной работы в России, формировал новую социальную инфраструктуру, разрабатывал Положения о, разного рода социальных и психологических центрах, выходил в Думу с законодательными проектами, открывал подготовку социальных работников в высшей школе, привлекал к работе ведущих ученых, приглашал зарубежных экспертов.
С его легкой руки был учрежден наш ВНИК (временный научно-исследовательский коллектив), «Государственная система социальной помощи семье и детству», которому правительство России поручило обосновать систему мер социальной помощи и разнообразных социальных учреждений, позволяющих перейти от карательной превенции к охраннозащитной, оснастить ее профессиональными кадрами – социальными работниками, практическими психологами, разработать учебные планы и программы для вновь открывающихся факультетов социальной работы.
Наш ВНИКовский коллектив собрал более 150 ученых из разных городов, вузов, НИИ, здесь были и педагоги, и психологи, и медики, и юристы, и экономисты, все, у кого были практические наработки, чтобы в кратчайшие сроки реализовать поставленную задачу. Работа кипела днем и ночью. За жаркими спорами, напряженными дискуссиями и обсуждениями допоздна просиживали мы в рабочем кабинете Андрея Михайловича. Приезжающие зарубежные консультанты дивились и объемам нашей работы и срокам ее продвижения.
Уже были практически готовы учебные планы и программы, и вузы готовились открывать факультеты социальной работы, но разрешения на открытие новой специальности все не было. Не хватало подписи важного начальника из Госкомвуза, который никак не мог уразуметь, кто такие социальные работники и зачем они нужны.
Для объяснения с важным начальником, Андрей Михайлович вызвал из Канады профессора Ральфа Гарбера, президента международной Ассоциации высших школ социальной работы. И когда мы втроем пришли на прием к упрямому начальнику, удивляться пришла очередь Ральфу Гарберу, который никак не мог поверить, что такой высокий чин, отвечающий за вузовскую подготовку в стране, не слышал о социальных работниках. Перед международным авторитетом начальник сдался, и недостающая подпись была получена.
Шли реорганизации министерств, менялось начальство, сворачивалось производство, приватизация плавно, у всех на глазах, перетекала в прихватизацию, государство становилось хроническим должником по зарплатам, пенсиям, пособиям, а Андрей Михайлович упрямо тянул свою лямку, терпеливо объясняя все новым и новым начальникам суть государственной социальной защиты семьи и детства.
И как это не удивительно, несмотря ни на что и вопреки всему, повсеместно росла и формировалась сеть новых социальных учреждений, открывались социальные приюты, реабилитационные центры, факультеты социальной работы и психологические факультеты, а главное, медленно и верно менялся полицейский менталитет. И на фоне общего социально-экономического коллапса наметилась тенденция снижения детской преступности, чего не могли добиться в стабильные благополучные годы советской власти.
- Как относиться к себе и людям, или Практическая психология на каждый день - Николай Козлов - Психология
- Проблемы психологии народов - Вильгельм Вундт - Психология
- Психология тревожности: дошкольный и школьный возраст - Анна Прихожан - Детская психология
- Взлеты и падения страны Кемет в период Древнего и Среднего царств - Владимир Андриенко - История
- Приоритетные национальные проекты: идеология прорыва в будущее - Александр Иванов - Политика