Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны - Яков Гордин
0/0

Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны - Яков Гордин

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны - Яков Гордин. Жанр: Публицистика. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны - Яков Гордин:
Первая книга двухтомника «Пушкин. Бродский. Империя и судьба» пронизана пушкинской темой. Пушкин – «певец империи и свободы» – присутствует даже там, где он впрямую не упоминается, ибо его судьба, как и судьба других героев книги, органично связана с трагедией великой империи. Хроника «Гибель Пушкина, или Предощущение катастрофы» – это не просто рассказ о последних годах жизни великого поэта, историка, мыслителя, но прежде всего попытка показать его провидческую мощь. Он отчаянно пытался предупредить Россию о грядущих катастрофах. Недаром, когда в 1917 году катастрофа наступила, имя Пушкина стало своего рода паролем для тех, кто не принял новую кровавую эпоху. О том, как вослед за Пушкиным воспринимали трагическую судьбу России – красный террор и разгром культуры – великие поэты Ахматова, Мандельштам, Пастернак, Блок, русские религиозные философы, рассказано в большом эссе «Распад, или Перекличка во мраке». В книге читатель найдет целую галерею портретов самых разных участников столетней драмы – от декабристов до Победоносцева и Столыпина, от Александра II до Керенского и Ленина. Последняя часть книги захватывает советский период до начала 1990-х годов.
Читем онлайн Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны - Яков Гордин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 67 68 69 70 71 72 73 74 75 ... 111

Что до реалий, то траурные знамена с черепами, разумеется, знамена анархистов. (Бунин писал в «Окаянных днях»: «Видны стены, увешанные черными знаменами, на которых белые черепа с надписями: “Смерть, смерть буржуям!”».) Анархисты принимали яростное участие в событиях. 1-й пулеметный полк, главный застрельщик демонстраций, находился под сильным влиянием анархистов, деливших его с большевиками. Резиденция анархистов – дача Дурново на Смоленке, на Васильевском острове, – была для Ахматовой, жившей в центре Петрограда, именно – «за рекой».

В этих стихах – ужас перед разворачивающимся насилием. И горечь – «Вот для чего я пела и мечтала».

Ахматова 1917 года оказалась слишком чуткой, чтобы дать увлечь себя общеромантическим ликованием по поводу падения деспотизма или легитимистским сожалением по тому же поводу. Ключевое ощущение от происходящего – тоска от смертельных предчувствий: «В тоске смертельной мечется толпа». Почти с этих же слов начиналось знаменитое стихотворение, написанное в том же семнадцатом году.

С 1921 года – книга «Подорожник» – стихи эти печатались в России в таком виде:

Мне голос был. Он звал утешно,Он говорил: «Иди сюда,Оставь свой край глухой и грешный,Оставь Россию навсегда.Я кровь от рук твоих отмою,Из сердца выну черный стыд,Я новым именем покроюБоль поражений и обид».

Но равнодушно и спокойноРуками я замкнула слух,Чтоб этой речью недостойнойНе осквернился скорбный дух.

Но впервые они были опубликованы 12 апреля 1918 года в газете «Воля народа» и начинались так:

Когда в тоске самоубийстваНарод гостей немецких ждал,И дух суровый византийстваОт русской церкви отлетал,Когда приневская столица,Забыв величие свое,Как опьяневшая блудницаНе знала, кто берет ее,Мне голос был…

Последней же строфы не было вообще. Она появилась в публикации 1921 года, когда – в реальных политических обстоятельствах – стихотворение вообще приобрело иной оттенок.

Стихотворение это чрезвычайно насыщено смыслом и исторически многозначно.

Прежде всего, как видим, первые строки «Когда в тоске самоубийства Народ…» впрямую соотносятся со строкой из стихотворения предыдущего – «В тоске смертельной мечется толпа» и так далее. Поэт определяет психологическое состояние народа («толпа», метавшаяся под выстрелами 4 июля, – это и есть народ) как «смертельную тоску», «тоску самоубийства». Другое дело, насколько это точно. Но нам важен взгляд Ахматовой.

Однако же при всей схожести ключевых строк – «в тоске смертельной» и «в тоске самоубийства» – второй вариант нуждается в толковании. Почему – «самоубийства»?

Для того чтобы понять это, необходимо выяснить, кто такие «немецкие гости».

«Немецкие гости» в конце 1917 – начале 1918 года – это и наступающие кайзеровские батальоны, и большевики, чьи лидеры прибыли в Россию через Германию и с помощью немцев. И в том, и в другом случае понятие «самоубийство» приобретает вполне определенный политический смысл. Если речь идет о большевиках – все понятно: ожидая большевиков как избавителей от хаоса, народ готовил собственную гибель.

Если Ахматова имела в виду наступающих немцев, которые могли в скором времени взять Петроград, то дело несколько усложняется. Становится не совсем понятно, как сочетается «ждал» с «самоубийством». Самоубийство производится по собственной воле – потому оно и «само». Стало быть, речь о положительном ожидании – народ хотел прихода немцев. И это желание поэт считает самоубийственным.

Конкретный комментарий делает последнее предположение вполне допустимым. Значительная часть публики видела в немецкой – или иной – оккупации опять-таки избавление от хаоса, а затем и от жестокой власти большевиков, установление европейских порядков.

Бунин писал в «Окаянных днях» (19 апреля 1919 года):

«Весь день упорный слух о взятии румынами Тирасполя, о том, что Макензен уже в Черновицах, и даже о “падении Петрограда”. О, как люто все хотят этого!»

А Сергей Трубецкой свидетельствовал о настроениях в канун Октябрьского переворота:

«Все неуклонно шло к большевизму; никаких серьезных препятствий ему не было. Может быть, и то не наверное, остановить такое скольжение к социально-экономическому хаосу могла бы тогда только Германия. Кое-кто из русских на это рассчитывали…»[23]

Более того, Трубецкой рассказывает о переговорах – уже после захвата большевиками власти – антибольшевистского «Правого центра» с немецкими дипломатами о сотрудничестве.

Многим отчаявшимся русским деятелям казалось тогда, что единственная возможность спасения от власти большевиков – вмешательство извне: Германия ли, Антанта ли… Такие настроения были реальностью.

Но почему же «самоубийство»? Потому что Ахматова смотрела на вещи несравненно глубже многих своих сограждан, догадываясь о пагубной неестественности, неорганичности такого развития событий. И в этом ее поэтическое ощущение совпадало с пониманием ситуации тем же Георгием Федотовым.

В 1932 году, оглядываясь на прошедшее десятилетие, Федотов писал:

«Национализм русский, раздавленный и униженный, легко принимает в настоящее время формы антиевропеизма. Им заражены многие из прореволюционных течений. Но вне политических кругов он распространен гораздо шире, как обывательская подоплека, как кожное, утробное мироощущение. Европу ненавидят за то, что она спаслась, когда мы утонули, и за то, что она не спасла нас. Считают себя вправе и по сей час требовать от Европы жертв и кровью и деньгами для освобождения России и сердятся, не видя с ее стороны готовности к жертвам. В таком отношении есть изрядная доля моральной тупости и извращения национального сознания. Моральная тупость заключается в требовании жертв от другого для спасения себя. Извращение национализма – в нежелании принять и нести национальную ответственность. Россия отвечает сама за себя. Большевизм – ее собственный грех, как и освобождение от большевизма – ее собственный подвиг. Каковы бы ни были ошибки союзников в 17–20 годах, не они погубили национальную Россию. Они не могли да и не имели права спасать ее против ее воли, спасать ее от нее самой. Думать иначе – значит унижать Россию, лишать ее всяческой личной судьбы»[24].

Здесь речь идет не о немцах, а о союзниках России. Но дело не в этом, а в принципиальном подходе. Те, о ком говорит Федотов, – русские эмигранты, предъявлявшие счет Европе, те же люди, что в семнадцатом – двадцатом годах «ждали гостей», неважно – немецких ли, французских ли… Этот выход и Ахматова, и Федотов отрицают категорически. И в основе отрицания лежит фундаментальная категория высокого исторического сознания – категория ответственности.

И Ахматова, и Федотов считали, что спасение чужими руками, как и переваливание ответственности за катастрофу на чьи-то плечи, – моральная гибель России. Об этой опасности русская либеральная интеллигенция думала в это время постоянно. Бунин предупреждал в «Окаянных днях» – запись за 17 апреля 1919 года:

«Левые все “эксцессы” революции валят на старый режим, черносотенцы – на евреев. А народ не виноват! Да и сам народ будет впоследствии валить все на другого – на соседа и на еврея: “Что ж я? Что Илья, то и я. Это нас жиды на все это дело подбили”».

«Россия отвечает сама за себя» – вот кредо того слоя русских интеллигентов, к которому принадлежали и Ахматова, и Федотов… Ахматова, судя по всем ее стихам этого периода, уверена была, что России необходимо пройти через горнило искупления, – так она определяла и свою личную судьбу, – чтобы снять с себя «грех большевизма». Грех братоубийства, детоубийства, грех разрушения нравственных связей. Как и Федотов, как и Бердяев, как и Франк, она отнюдь не склонна была видеть причину кровавого катаклизма в узком политическом заговоре.

«Все расхищено, предано, продано…» – это не только о новой власти. Рухнули этические основы жизни, разрушить которые никакой революционной партии было бы не под силу.

Стихотворение наполнено историческими и политическими знаками. Отлетевший от русской церкви суровый дух византийства – утрата той активной роли в государственных делах, умения укрощать страсти, которое отличало патриархов византийских и прославило русских патриархов в кризисные эпохи. Но это неизбежно напоминает и о падении влияния церкви при Петре I – уничтожении патриаршества, включении церкви в общую военно-бюрократическую систему. Все это – тоже во времена нашествия «немецких гостей».

Странными сегодня кажутся строки о крови на руках и черном стыде. В чем виновата Ахматова, никого не казнившая, не принимавшая участия ни в революционном насилии, ни в сопротивлении ему? Здесь два смысла. Первый и простой – ощущение вечной вины за самоубийство влюбленного в нее юного Михаила Линдеберга («Прости меня, мальчик веселый, Что я принесла тебе смерть…»). И второй – куда более глубокий. В 1922 году Ахматова писала в стихотворении «Многим»:

1 ... 67 68 69 70 71 72 73 74 75 ... 111
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны - Яков Гордин бесплатно.

Оставить комментарий

Рейтинговые книги