Записи и выписки - Михаил Гаспаров
- Дата:20.06.2024
- Категория: Документальные книги / Публицистика
- Название: Записи и выписки
- Автор: Михаил Гаспаров
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Точноведение «В переводе, кроме точности, должно быть еще что-то». Я занимаюсь точноведением, а чтотоведением занимайтесь вы.
Туземец, сюземец. «Хоронил <Блока> весь город — или, вернее, то, что от него осталось. Справлявшие на кладбище престольный праздник туземцы спрашивали: кого хороните» (Ахм., Зап. кн., 683). Кто я? я туземец. Ср. ВСЕ (а также «мы и весь свет!» у Андерсена).
Сыну приснился человек четырех национальностей: китаец-индус-еврей, а четвертая — секретная.
Традицией мы называем наше эгоцентрическое право (точнее, привычку) представлять себе прошлое по своему образу и подобию. Так, средневековый человек считал, что все твари «Фисиолога» созданы затем, чтобы давать ему символические уроки.
Традиционализм по С. Аверинцеву: в архаике дорефлективный традиционализм, от античности до классицизма — рефлективный традиционализм, от романтизма — рефлективный антитрадиционализм. Видимо, этот последний есть в то же время дорефлективный традиционализм новой формации: таковы шаблоны реализма, которые присутствуют у всех в сознании, но считаются несуществующими. Только когда они станут предметом теории, можно будет говорить, что эпоха реализма позади. Сейчас ругаются словом «штамп»; в традиционалистском обществе, вероятно, ругались: «эх ты, новатор»?
Точка Ю. М. Лотман сказал в разговоре: «Человек — точка пересечения кодов, отсюда ощущение, что все смотрят на меня». Для [177] меня человек — точка пересечения социальных отношений, отсюда ощущение, что все смотрят сквозь меня. Разница ли это в словах или в сути? Быть точкой пересечения отношений — это совсем не мало, это значит — быть элементом структуры. Но некоторым мало. («Не могу понять врачей — как они забывают потом спасенных больных». А я понимаю.) — А Мирский писал о Пастернаке: в «Люверс» люди — не личности, а точки пересечения внешних впечатлений, этим он и конгениален Прусту. — «Я еще очень склонна уважать если не людей, то отдельные входящие в их состав элементы» — запись Л. Гинзбург. — Быть не точкой чужих пересечений, а самим собой можно только на необитаемом острове, то есть трупом.
Точка Ваша новая манера — это еще точка, через которую может пройти очень много прямых. И кривых.
Точка Нужно познать себя, чтобы быть собой, и быть собой, чтобы суметь стать другим. Как пугающ жирный пафос точки после «быть собой».
Уважение «Иннокентий Феодорович», писал Д. Усов.
Уважение Сонцев был представлен в камергеры на основании физических уважений (Вяз. 8, 159).
Улица «Улица Мандельштама» — мотив от советских (по образцу французской революции) переименований, эстетизированных уже имажинистскими переименованиями Тверской, Никитской, Петровки и Дмитровки. Раньше Мандельштама был «Переулок моего имени» Инбер, позже — «Ахматовской звать не будут ни улицу, ни строфу» (знала ли Ахматова, что «ее» строфу после Кузмина уже запустил в эпос Амари?). Все это в конечном счете от «Она Маяковского тысячу лет…»
Управление синтаксическое: «Лучше век тосковать по кого любишь, чем жить с кого ненавидишь» (Лабрюйер).
Ум Ф. Г. Орлов (тот, 1741–1796) говорил: ум хорошо, два лучше, но три с ума сведут (Грот, Держ., 1, 507).
Упрощенность Право научной популяризации на упрощенность: нельзя бранить глобус за то, что на нем не нанесена река Клязьма. А от нынешнего Исидора Севильского требуется именно глобальная ясность.
«Указатель — важнейшая часть научной книги, и его непременно должен составлять сам автор, даже если книгу писал не он» — английская сентенция. [178]
Указатель Редактировали указатель к 1-му тому «Ист. всемирной литературы», одни трудности вычеркивали, другие приводили к знаменателю. Вот когда оценишь Вельфлина, призывавшего к истории искусств без имен (ленился!), и когда хочется примкнуть к Морозову и Фоменко, чтобы всех однофамильцев считать одним человеком.
А. Т. Фоменко был деструктивистом от истории, когда о деструктивизме от филологии у нас только-только начинали слышать. Когда он выпустил в 1980 г. первую книжечку о том, что древней истории не было, потому что она противоречит теории вероятностей, то В. М. Смирину поручили написать опровержение в ВДИ (1982, 1). Опровергать такие вещи очень трудно. Я рассказал ему, как (по Ю. Олеше) додумался до этой идеи его образец, Н. А. Морозов Шлиссельбургекий: «А, вы тюрьмой отняли у меня половину моей жизни? так я же расчетами отниму у вас половину вашей истории!» Порочность в том, что теория вероятностей приложима лишь к несвязанным событиям, а в истории события связанные. Морозов, как добросовестный позитивист, воспринимал мир как хаос атомарных, единичных фактов, а Фоменко в наш структуралистический век запоздало ему вторил. Смирин задумчиво сказал: «Вот теперь ясно, почему Морозов был теоретиком индивидуального террора…» Потом он стал читать брошюры Морозова, выходившие в 1917 г, о классовом и доклассовом обществе; человек доклассового общества назывался там «людоед-демократ». Но для рецензии на Фоменко это не пригодилось.
Ultima linea rerum Ранние христиане крестились перед смертью, как писали перед боем «в случае смерти считайте коммунистом». — Прижизненный миф складывается из орнаментальных элементов, а посмертный — благодаря началу и концу — из структурных: ср. ПЕРВОЧТЕНИЕ / ПЕРЕЧТЕНИЕ.
Усталость «Реализм — слово, уставшее от нагрузок», писал Дурылин Пастернаку.
Усохшие пословицы О них собирался писать покойный М. П. Штокмар. «Голод не тетка, пирожка не подсунет». «Рука руку моет, да обе свербят». «Чудеса в решете: дыр много, а выйти некуда». «Ни рыба, ни мясо, ни кафтан, ни ряса». «Губа не дура, язык не лопата». «Хлопот полон рот, а прикусить нечего». «Шито-крыто, а узелок-то тут». «Собаку съели, хвостом подавились». «Собачья жизнь: брехать нужно, а есть нечего». «Ума палата, да ключ потерян». «Копейка ребром, покажися рублем». «Смелым бог владеет, а пьяным черт качает». «Дураку хоть кол теши, он своих два ставит». «Лиха беда начало: есть дыра, будет и прореха». «Все люди как люди, а мы как мыслете». «Два сапога пара, оба левые». («Это про политиков?» — спросил И. О.).
Факт Федосеев сказал Лихачеву: «Ваша богомольная старушка [С. В. Полякова!] комментирует византийские легенды с рели[179]гиозной точки зрения!» —? — «Мария — по Евангелию, то-то». — А надо было? — «А надо было, как на самом деле».
Федоров Н. «Воскресающие покойники означают тревоги и убытки. Достаточно подумать хотя бы для примера, какое поднялось бы смятение, если бы покойники воскресли! а так как они, конечно, еще и потребовали бы назад свое добро, то случились бы и убытки» (сонник Артемидора, 11, 62).
«Флирт по-русски — шашни» (Ю. Слезкин, «Ветер», BE, 1917, 2, 35). Говорит персонаж по фамилии Шишикторов.
Филология как наука взаимопонимания. Будто бы в Индии было правило: перед спором каждый должен был пересказать точку зрения противника, и чтобы тот сказал: да, так.
Философская лирика — игра в мысль, демонстрация личного переживания общих мест: ср. ПАРТИЙНОСТЬ (см.), где тоже не свое подается как свое.
Форзац в сб. А. Вознесенского «Безотчетное» (1981) с длинным фото его выступления перед большой-большой публикой — видел ли он точно такой же форзац при двухтомнике А. Жарова 1931?
Фест «Фестшрифт» — это тоже фестский диск? — спросил сын.
Фундамент На докладе о «Неизвестном солдате» в РГГУ кто-то взвинченный задал два вопроса: сказал ли Мандельштам после «Солдата», как Блок после «12», «сегодня я гений»? и каким фундаментальным положением я обосновываю, что мой объект нуждается в интерпретации? Я ответил: «Я тоже литературовед, поэтому первый вопрос вне моей компетенции; а объект во мне заведомо не нуждается, это я в нем нуждаюсь по общечеловеческой любознательности; фундамент же мой — примитивный: полагаю, что каждый поэтический текст имеет смысл, поддающийся пересказу».
Фауна Американские поэты долго писали о соловьях и жаворонках, хотя ни тех, ни других в Америке нет.
Приснилась защита диссертации под заглавием: «Эпитеты у Рембрандта». Зал амфитеатром, я смотрю вверх и говорю: «А вот и Минц еще жива», а мне отвечают: а Лотман написал статью «Стратегия сердечного приступа».
Хрисоэлефантинная техника К. Леонтьев предлагал сделать такой памятник Александру II: дерево, слоновая кость, золото и серебро с эмалью; а сгоревшую избу в Филях отстроить мраморной, как потом ленинский шалаш в Разливе. «У меня цветные истины», говорил он. [180] Боялся умереть от холеры — неэстетично; а чудом выздоровев, пошел по обету в монахи, хотя в Писании был нетверд, и они его 20 лет к себе не пускали. В Троице жил в гостинице и перечитывал Вольтера. «С нестерпимо сложными потребностями», писал о нем Губастов. Его мир — крепостной театр, в котором народы пляшут в национальных костюмах, а он поглядывает на них из барской ложи. Отнимите у Готье талант, а у Флобера гений, и вы получите Леонтьева.
- Необыкновенные любовники - Анри де Ренье - Исторические любовные романы
- Фауст - Иоганн Гёте - Поэзия
- Неизвестная революция 1917-1921 - Всеволод Волин - История
- Игра - Владимир Соболевский - Научная Фантастика
- 250 рецептов для здоровья печени и очищения организма - А. Синельникова - Здоровье