Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин
0/0

Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин. Жанр: Публицистика. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин:
Большевизм как квазирелигиозное мессианское движение ставил своей целью радикально преобразовать общество и создать рай на земле. Чтобы стать «новым человеком», каждый из его участников должен был перековать себя с помощью коммунистической этики, разобраться в своих изъянах и преодолеть свои сомнения. Ключевой практикой большевизма стал анализ собственного «я» – то, что Мишель Фуко называл «коммунистической герменевтикой». Разговоры о своих мыслях и намерениях, написание автобиографий, писем и дневников – все это призвано было дать нужную интерпретацию душевной жизни человека, скрытой от внешнего взора. Халфин прослеживает поэтику большевистских эго-документов, показывая, как последние воплощали в себе нарратив движения от тьмы к свету и обращения в новую веру. Со временем товарищеские суды и дискуссии о «прегрешениях» членов партии сменились реальными политическими процессами, в которых «неправильные» коммунисты, в особенности троцкисты, были объявлены контрреволюционерами. Соединяя в своем исследовании анализ автобиографий с изучением коммунистической психологии и социологии, а также политики большевистского самосовершенствования, автор убедительно показывает, как складывались предпосылки для последующего Большого террора.
Читем онлайн Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 48 49 50 51 52 53 54 55 56 ... 323
партии – в партии рабочих и крестьян».

Но Слесарь стоял на своем, не обращая внимания на возражения Джуся и парируя выпады Захарова по поводу нежелания ректора трудиться на благо комячейки: «Тов. Раздобреев не меньше делал каждого из рядовых членов нашей ячейки. Незаметность его в работе ячейки не служит основанием для удаления из партии. <…> [Ничего] антибольшевистского у него нет». Слесарь предложил оставить Раздобреева в партии кандидатом «или дать ему другое наказание». Захаров же прислушался к возражениям Слесаря, и его сердце смягчилось. Он добавил, что «Раздобреев плохой коммунист, но дельный и хороший спец, а потому… совершенно его выбрасывать из партии нет необходимости, а только исключить на месяц с правом вступить опять в партию и с прохождением кандидатского стажа».

Тут вмешался уполномоченный Смоленской городской проверочной комиссии Носырев с поправкой: «В кандидаты переводят лиц, делавших преступления по недоразумению, которые могут исправиться. Сюда не подходит ректор Института – ибо кандидатский стаж не штрафной батальон». Уполномоченный указал: «Коммунисты везде должны являться примером для всех подчиненных. Поступки Раздобреева допустимы ему как спецу, но проступки в высшей степени не желательны как члену РКП и Военкому института. Почему никто не указал по его партийной работе, и [не дал] характеристику как коммуниста? Что он сделал в области политической работы Института?» Уполномоченный воспринял всерьез все жалобы на ректора, и поскольку с его мнением считалась губернская комиссия, у недоброжелателей ректора-спеца были все основания надеяться, что классовое чутье на этом собрании все-таки восторжествует над юридическими формальностями. Пока не было ни одного свидетельства в пользу заслуг Раздобреева на партийном поприще, а не в качестве ректора, чаша весов на чистке могла склониться не в его пользу.

Настоящий перелом собрания произошел, когда за вопросом, заданным Носыревым в ответ на прозвучавшие обвинения, последовало заготовленное заранее «резюме» председателя комячейки [и председателя собрания] Королева: «Прежде всего, я должен дать собранию характеристику тов. Раздобреева, как члена ячейки: если бы все члены ячейки были бы так дисциплинированы как тов. Раздобреев, то было бы очень хорошо. Он аккуратно посещал все собрания, заседания ячейки, если находился в Смоленске, всегда исполнял задания Бюро… Теперь резюмирую сказанное на этом собрании: все единогласно, в том числе и уполномоченный, тов. Носырев, говорят, что предъявленные Раздобрееву обвинения пустяки. Обвиняют его в том, что у него, как кажется некоторым, не коммунистическая душа. То, что „кажется“ некоторым, не является авторитетным для нас. Так будьте последовательны и точны до конца. Если обвинения пустяки, то за пустяки к высшей мере наказания, к политическому расстрелу, тов. Раздобреева присуждать нельзя, а принимать во внимание его дисциплинированность… его громадные заслуги перед Республикой по организации и руководству нашего Института. Считаю, что он уже достаточно наказан данным собранием, что перед всем собранием в сто человек, он должен был отчитываться в том, в чем мало был виновен. <…> Обвинения являются слухами. Говорить об удалении Раздобреева из партии, думаю, очень опрометчиво, он не заслуживает этого».

Королев признавал, что новая экономическая политика породила у некоторых членов старой интеллигенции надежду на то, что советская власть превратится в буржуазную. Если часть интеллигенции придерживалась буржуазных, реставраторских взглядов, то значительная ее часть, в том числе Раздобреев, понимала НЭП как объективную необходимость стать ближе к советской власти. Ответчику необходимо было время и какие-то промежуточные ступени для приобщения к идеям социализма.

Председатель огласил предложение Слесаря «о прекращении прений по кандидатуре тов. Раздобреева». На последующем голосовании за оставление его в партии проголосовало 33 человека, против – 9, воздержалось – 3.

Примерно каждый четвертый коммунист в ячейке Смоленского института считался интеллигентом – представителем группы, которая была под прицелом в первую очередь. Причем «интеллигенцией» считались очень разные лица – от высокопоставленного ректора через мелких буржуа среднего пошиба с неподходящей классовой психологией до сорвиголов-леваков. В ряды интеллигенции можно было угодить в силу социального происхождения или черт характера.

«Меня крайне удивляет безалаберность состояния вашего билета», – заметил уполномоченный Могилевкину Давиду Моисеевичу. И добавил с издевкой: «Тем более что вы „человек интеллигентный“. Нет отметок о переездах и командировках, шесть месяцев не платит членских взносов, что противоречит нашему уставу». Могилевкин извинялся, что много ездил как сотрудник редакции «Рабочий путь», но его разоблачили как буржуя: «Вы говорили, что у вас были скудные средства, но не имели ли вы прислугу?» – «Мать имела, а я не имел».

Товарищи не любили Могилевкина за склонность к асоциальности, отчуждению от переживаний, связанных с физическим трудом, обидчивостью и крайне уязвимым чувством собственного достоинства. Григорьев указал: «Могилевкин – второй тип Раздобреева, умеющий хорошо говорить. У него строго интеллигентские привычки, целует дамские ручки». Физиономисты выискивали жесты, гримасы, выдающие слабость характера интеллигента[372].

Русская интеллигенция, писал Троцкий, приучена к самонаблюдению, что «изощряло интуицию… чуткость, женственные черты психики, но в корне подрезывало физическую силу мысли». «Рыхлая, тестовидная, бесформенная» повседневность не давала «за что зацепиться»[373]. «Прислужливые отпрыски интеллигенции типа Могилевкина когда-то умели гипнотизировать рабочих, заставлять их действовать против собственных интересов, во имя отвлеченных, культурнических идеалов, но этому настал конец».

«Из всей автобиографии видно, что он [Могилевкин] много говорил о том, что нас мало интересовало, а про главное он умолчал», – заявил Малашников.

– Вы говорили что отец ваш был земледелец, но царское правительство воспрещало евреям заниматься земледелием, и, кроме того, кажется, родственники ваши имели магазин.

– Отец имел две десятины земли, что он обрабатывал собственным трудом и служил у своего брата приказчиком. Я забыл, что у матери был магазин, а потому не указал – профессия матери меня не интересовала.

В автобиографии Могилевкин упомянул, что «февральская революция явилась для него неожиданностью» и он не смог быстро сориентироваться. «Свержение Керенского считал преждевременным, не нужным». Такие оценки лишний раз доказывали, что Могилевкин – чужак, цепляющийся за отжившее прошлое и не желающий его от себя отпустить, вступив на путь строительства светлого будущего. «Однажды вы выступали в саду… на митинге, – заметили ему язвительно. – Почему это Вас солдаты хотели побить? В то время они были настроены, кажется, по-большевистски». Могилевкин отрицал, что поддерживал империалистическую бойню. «[Я] выступал, и речь моя сводилась к тому, чтобы бросить воевать». Этому уж точно никто не поверил, и его исключили из партии без больших сомнений.

В большевистских понятиях Раздобреев и Могилевкин представляли уточненную, старую интеллигенцию, с ее барством и отчужденностью от настоящей жизни. Но интеллигенция могла существовать в виде вожаков деклассированной толпы с ее наклонностью к стихийному бунту, нигилизму и революционному максимализму[374].

1 ... 48 49 50 51 52 53 54 55 56 ... 323
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин бесплатно.

Оставить комментарий

Рейтинговые книги