Сказки русского мира (беспощадные, но со смыслом) - Ипатий Лютый (Казанский)
- Дата:28.08.2024
- Категория: Документальные книги / Публицистика
- Название: Сказки русского мира (беспощадные, но со смыслом)
- Автор: Ипатий Лютый (Казанский)
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От такого рациона запоры у солдат приключались такие, что многие воины из себя по две недели ничего не могли выдавить. Во время испражнений глаза вылазили из орбит, а из кровоточащих анусов вываливались геморройные шишки величиной с гроздь винограда сорта «дамские пальчики». Говорили, что один кент из Волгограда так и умер сручи, от кровоизлияния в мозг.
Но ямы с говном, кишащие миллиардами опарышей, были заполнены под самую завязку. Сказывался эффект присутствия в лагере огромного числа человекообразных существ из Средней Азии, Кавказа, дальнего и ближнего Забайкалья, которые жрали эту тушенку с огромным удовольствием, регулярно испражнялись и с откровенной издевкой в раскосых глазах обсуждали белых братьев, мучающихся от запоров и июльской жары, которая бывает в Самарканде или Кызыл-куме в феврале-марте, когда цветет урюк.
Азиатов было очень много. На три-четыре самолета из европейской части России (включая украинскую, белорусскую, молдавскую и прибалтийские провинции) было по десять-двенадцать рейсов из Душанбе, Улан-Уде, Семипалатинска и даже из Читы.
Этот факт сперва очень удивлял молодого балалаечника. «Ну неужели, – думал он, – нельзя было хотя бы создать иллюзию цивилизационной приближенности СССР к европейской культуре, присылая сюда служить европеоидов из Рязани, Витебска, Жлобина, Даугавспилса или глухой тамбовской деревеньки Сукино-Егорушкино? Зачем тут, в центре Европы, неподалеку от мест, где творили Моцарт с Бахом, Шопен, Вагнер, Эрих Мария Ремарк, Кафка и, извините на слове, Карл Каутский, которого лично в 1907 году отшила в Баден-Бадене прабабушка, ибо позволил себе неуважительно отозваться о семье Романовых. Так вот, зачем здесь вся эта татаро-монгольская гопота?
И только чуть позже Володька начал догадываться о настоящей сути этого вавилонского столпотворения, творящегося в центре Европы.
Три дня в полевом лагере для новобранцев, а до этого две недели под Коломной, без малейшей перспективы, как говорил сержант Акинфиев, «окунуть мудя», иными словами, принять душ или просто помыться в озере. И вот в пять утра человекообразный биоматериал выгружают из телячьих вагонов с нарами в три этажа, где вместо туалета – дырка в полу, и ведут по улочкам уютного прусского городка Франкфурт-на-Одере, в сторону расположенного неподалеку главного распределительного пункта Группы советских войск в Германии.
Нескончаемое цунами лысых черепов в краснозвездных пилотках с грязными рожами в пыльных разводах заливает все окружающее пространство. И уже не поймешь, где голова удмурта, киргиза, хлопкороба, гречкосея, токаря второго разряда, философа, филолога или студента третьего курса Московской государственной консерватории имени Петра Ильича Чайковского, Владимира Евгеньевича Сучкина. И каждый одет в форму на два размера большую, в деревянные кирзовые сапоги с вонючими портянками внутри, каждый тянет за спиной набитый говняной тушенкой и галетами вещь-мешок с прикрученной к нему сверху шинелкой. И нет этому цунами конца и края.
Встает солнце. Из окошек аккуратных двухэтажных домиков под черепичными крышами молча выглядывают молодые и не очень женские личики немок. Мужчин нет. Их страна оккупирована и отдана на суд победителей. И поделом!
«Эй, дэвушки, давайтэ знакомиться!» – выкрикивает из толпы какой-то нацмен с явным кавказским акцентом. Лица исчезают.
А толпа все валит и валит. Для чего это все? Чтобы знала Европа, чтобы знал мир, что там, за высокими заборами военных частей, притаилось полмиллиона варваров, готовых по первому приказу родины оседлать тысячи танков, БТРов, БМП и другой военной техники и двинуть аж до самого Гибралтара.
Дрожи Европа! Дрожи мир! Орда идет! Лютая, страшная, беспощадная татаро-монгольская орда. А хули… Деды воевали!
Определили Володьку служить в военный поселок Вюнсдорф на танковый завод.
Как заехали они в часть на автобусе, так и потемнело в глазах у балалаечника от морд черных да узкоглазых.
Время было вечернее, для отдыха предусмотренное, а значит, солдатам можно было по уставу по территории части шароебиться. Прямо у ворот встречали деды да дембеля новобранцев в часть прибывших. Радовались «черпаки» пол года отслужившие, что теперь не они, а «черепа» да «духи» будут за них в нарядах по кухне да ночных караулах отдуваться. Так к автобусу и лезут, аки черти из повести Гоголя «Вий». Зубы скалят, пальцем по горлу проводят, будто петлю затягивают. «Вешайтесь!» – кричат. И гогочут. Вакханалия однако. Страшно.
В первую ночь их не трогали. Повели в баню. Позволили помыться, а потом уж после отбоя ужином накормили да в отдельной комнате поместили.
Далее же начались будни.
С утра на построении раскидали молодых солдат по подразделениям. Володька в ремонтный цех угодил и тут же после завтрака на работу со всей ротой отправился.
Работа началась с того, что дали ему пизды. За БТР полуразобранный отвели, с ног сбили и кирзачами так по ребрам и голове отходили, что две недели потом кровью харкал. Не взлюбили его с первого взгляда сослуживцы, когда узнали, что из Москвы.
Грузин Биджо так и сказал, за грудки его с земли поднявши: «Масквич, гаварышшш? Я Москву ебал твою в рот. И маму твою ебал. Понял? Ты тут никто и черэз мэсяц повэсышся, а тыбэ, чмо, лично веревку намылю!»
Ну месяц, не месяц, а восемь с половиной недель Володька наш в советской армии продержался.
Поскольку хилый был да слабый, с впалой грудью, глубоко посаженными глазами да крючковатым длинным носом, прикрепилось к нему прозвище «ботаник». Сослуживцы по призыву его так и называли Вован-Ботан. А он и не обижался. У других, как, например, у Юлия Бабушкина из Ленинграда, вообще кличка «баба» была.
Тянул Вован службу наравне со всеми: в наряды ходил, с тумбочки мордой об пол с недосыпу падал, комбижир с пола на кухне собственной задницей оттирал, грыжу паховую нажил, траки от танковых гусениц по цеху таская. И это я уже не говорю о ногах в кровь стертых, об ангине фолликулярной, которую на ногах перенес, о перебитом носе и не прекращающихся запорах, что по-прежнему разрывали задницу в клочья.
Только все это цветочки были. Настоящая беда позже приключилась – в день «Приказа об увольнении солдат срочной службы» от 25 сентября 1988 года, подписанного Министром обороны генералом Язовым.
В армии подобное событие завсегда отмечают поголовным пьянством личного состава, хоть по уставу это запрещено. Но прапорщики и офицеры, что, не люди? Понимают, что душе солдатской тоже иногда нужно отдых дать. Святое дело – приказ о дембеле отметить.
В тот прохладный да серый сентябрьский вечер как-то вдруг опустел офицерский штаб раньше, чем обычно. Прапоры-каптерщики тоже восвояси съебались, и началось веселье.
Закупили старослужащие в складчину самой дешевой немецкой водки «Кристалл» по пять марок за литровую бутылку. Пивом немецким разливным разжились. Заколотили в огромной кастрюле «ерш» по старинному солдатскому рецепту: одна треть водки, две трети пива – и упились так, что всю казарму обрыгали.
А как подступило время к полуночи, зачали старинную дембельскую забаву под названием «Перевод».
Делалось это так: спускал младший по призыву штаны, оголяя пятую точку, а старослужащие медной пряжкой на ремне его по мягкому месту и отхаживали. «Духи-черепа» получали от черпаков по шесть ударов, и с этого момента сами становились «черпаками». Бывшие «черпаки» после двенадцати ударов от дедушек сами превращались в «дедушек». Ну а «дедушки» после восемнадцати ударов от «дембелей» становились привилегированными членами армейского сообщества и получали почти неограниченные права. Могли отрастить усы. Могли с утра не ходить на зарядку. Могли курить в казарме. Могли не работать. Их основной обязанностью было поддерживать дисциплину и порядок внутри подразделения и чутко следить за тем, чтобы младшие по призыву исправно выполняли все возложенные на плечи советского солдата обязательства: отбывали наряды, ходили в караулы, драили плац, бегали, куда пошлют, ну и все такое.
Бывшие же «дембеля» становились «цивильными» и являлись априори неприкасаемой кастой, к которой даже офицеры не имели вопросов. Для них служба «де-юре» заканчивалась, и они дожидались, когда их «де-факто» уволят в запас.
И если «дембелей» и «дедушек» били шутя и милостиво по одному разу, чисто символически, то на «духах-черепах» отрывались все. После подобных экзекуций сидеть и лежать на спине было невозможно дней десять. Ягодицы превращались в сплошное сине-бурое месиво с черными отпечатками пятиконечных звезд, украшавших армейские бляхи.
Обычно после окончания «Перевода» давали импровизированный концерт. Бойцы удивляли своих товарищей как могли: кто-то глотал огонь, кто-то выкручивал суставы, кто то плевал в потолок на меткость, кто-то с высоты второго спального этажа струей мочи мог попасть в обычную трехлитровую банку и не пролить ни капли, кто-то жрал гуталин, кто-то одним духом выпивал бутылку тройного одеколона.
- Развитие личностных качеств обучающихся в учебной и спортивной деятельности - Коллектив авторов - Психология, личное
- Власть и свобода на весах конституционного правосудия: Защита прав человека Конституционным Судом Российской Федерации - Николай Бондарь - Юриспруденция
- Гончаров идет по следу - Михаил Петров - Иронический детектив
- Комментарий к Федеральному закону от 2 июля 2010 г. №151-ФЗ «О микрофинансовой деятельности и микрофинансовых организациях» (постатейный) - Денис Вавулин - Юриспруденция
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза