Форма входа
0/0
В памяти навечно… - Игорь Назаров
- Дата:10.10.2024
- Категория: Документальные книги / Публицистика
- Название: В памяти навечно…
- Автор: Игорь Назаров
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно В памяти навечно… - Игорь Назаров. Жанр: Публицистика. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги В памяти навечно… - Игорь Назаров:
В книге вкратце освещена битва на реке Крапивна, произошедшая в 1514 году между ополчением русичей и войска литовского. В книге так же повествуется о жизни Урала в конце Х1Х века, поселении бывших каторжан,варнаков, в селе Заводоуспенское, которое посетил в 1888 году писатель земли уральской, Д.Н.Мамин-Сибиряк, его путевые очерки послужили прообразом многих произведений из жизни Урала и Зауралья. К 70-летию Победы 1941-1945гг опуликованы очерки по архивным материалам истории Великой Отечественной Войны. Показана героическая оборона города Могилёва в июле 1941 года, по воспоминаниям писателя К.М.Симонова. В книге показана жизнь сельских территорий России на постсоветском пространстве. Очерк "Далёкая и близкая Родина" номинирован на премию "Автор Рунета – 2015".
Читем онлайн В памяти навечно… - Игорь Назаров
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Нам остается еще сказать о наказаниях, которым подвергались в то доброе старое время. Если уж женщин наказывали плетями и кнутом (заметим в скобках, что русская женщина, если не имеет многих гражданских прав, то по части наказаний достигла почти полной равноправности), то о мужчинах и говорить нечего. Па первом плане стояли здесь шпицрутены, перещеголявшие даже национальные батоги,– немецкая обезьяна кусалась больно… Отсыпали их нещадно, и счет шел прямо на тысячи. Высшая мера – 4 000 шпицрутенов. В списке только трое получили такое возмездие: уже упомянутый выше рядовой Паскевич (заметьте, рядовой 62 лет), потом Алексей Копьев, «из мещан», 25 лет, «за грабеж почты и пьянство» и крестьянин Шелковский, 38 лет, «неизвестно за что», как помечено в списке. Эти трое прошли «зеленую улицу» насквозь… Получивших по 3 000 шпицрутенов значительно больше, и мы насчитали их до десяти: крепостной крестьянин Ант. Степанов, 43 лет, «за убийство солдатки»; рядовой Павлов, 46 лет, «за грабеж и истязание»; рядовой Григорьев – «причина неизвестна»; Василий Рыжих, военного звания – «за убийство»; Иван Михайлов, «из арестантов»– «за убийство и побег»; рядовой Евдокимов, 41 года, «за неприличные наименования высочайших особ; рядовой Кулишенко – «за побои офицеру»; унтер-офицер Илларионов, 62 лет, – «за убийство»; крепостной крестьянин Морозов, 35 лет, – «за поджог»; крепостной крестьянин Харитон Иванов – «за сопротивление власти» по высочайшему повелению был наказан 3 500 шпицрутенов.
III
Из Успенского завода вез меня ямщик «из варначат».
– Все мы тут варнаки, – улыбнувшись, заметил он. – Теплое место было прежде-то…
– А нынче как?..
– Как в протчиих местах, всё единственно… Одно званье осталось, што варнаки или варначата. У меня дедушко пришел сюды каторгой-то, а мы всё еще в варначатах числимся…
– А бабушка здешняя?
– Нет, и баушка тоже из острогу была. Назвать бабушку варначкой у ямщика не пошевелился язык. Повернувшнсь ко мне лицом, он как-то быстро, точно оправдываясь, заговорил:
– Строгая у нас баушка-то была, барин… И дом какой, и хозяйство всё она, и нас всех на ноги подняла. Да этакую женщину с огнем искать надо по всей империи, а она из острога замуж то выходила… Конечно, от сумы да от тюрьмы не отказывайся, а баушка по обязательному времю попала. Помещик у них был змей, ну, она девка красивая, он её в девичью, а она дом и подпалила… После-то сказывала, што каторга-то у них там осталась в Расее, а здесь свет увидала.
– А много еще старух осталось у вас, которые были в каторге?
– Как же, есть… Человек двадцать, поди, наберется. Все справно живут… Тоже из обязательных больше. Как кончила каторгу, сейчас и замуж. Ни одной не осталось зря, а все по семьям разошлись…
– А ты помнишь каторгу-то?..
– Как не помнить, барин… На моих памятях сколько народичку прошло. И то мне удивительно было, што сколько в остроге женщин ни было – все молодые и все красивые. Куды супротив них сибирским девкам или бабам… Одно слово, наши: расейские. Конешно, обижали их и конвойные, и пристава разные. Женское, слабое дело – вся чужая… Был тут один смотритель, старик уж и женат на другой жене, а какой был погонный до каторжных баб.
– То-есть ни одной не пропустит, и ночевал у них в остроге…
– Как же они выходили после замуж?
– Да ведь за невольный грех и бог не взыскивает, барин…
Одно слово: обязательное было время.
Мы целую дорогу проговорили на эту тему,– ямщик попался словоохотливый и рассказывал про свое житье-бытье. Лицо у него было худое, с большими темными глазами и острым носом. В общем вся фигура самая обыкновенная, без всяких особенных примет.
– Кроме русских и другие были на каторге?
– Всякие были: немцы, черкесы, поляки, турки… Ничего, хороший народ. Турок один на русской был женат и черкесы тоже. Они сами-то уж все перемерли, а дети остались… Ничего, хороший народ. У меня отец когда был в солдатах, так доходил до Петербурга. Дедушка-то из купечества был, так, значит, тетка в Петербурге оставалась. Богатая купчиха, а дом заломи-голова. Ну, она больно звала отца-то переезжать в Петербург и место обещала, а моя-то баушка не захотела, да и отец тоже. Привыкли к здешним местам, обзаведенье всякое, родня кругом, а там еще что будет. Другие тоже живут не хуже нас. Так и остались. Ничего, живем помаленьку.
– А ты помнишь, как наказывали каторжных?
– Как не помнить… Палач Митрий Иваныч из Тюмени каждую субботу наезжал. Двенадцати вершков росту, рожа у него страшная и постоянно пьяный ходил. Он из хохлов сам-то. Ну, ежели ему посылки не сделает арестант, он его и отполирует. Так с плетью и ходил по всему заводу… Ну, а что касаемое палок, так это опять от солдат происходило.
В Успенском заводе сохраняется до сих пор целый цикл каторжных песен, но собрать мне их не удалось.
Д.Н. Мамин-Сибиряк
1888 год
Последние клейма
Путевые заметки
1.
Яркий солнечный день. Короткое сибирское лето точно выбивалось из сил, чтобы прогреть хорошенько холодную сибирскую землю. Именно чувствовалось какое-то напряженное усилие со стороны солнца, та деланная ласковость, с которою целуют нелюбимых детей. А в ответ на эти обидные ласки так хорошо зеленела густая сочная трава, так мило прятались в ее живом шелку скромные сибирские цветочки, так солидно шептал дремучий сибирский лес какую-то бесконечную сказку. Да, и солнце, и зелень, и застоявшийся аромат громадного бора,– недоставало только птичьего гама. Сибирский лес молчалив, точно он затаил в себе какую-то свою скорбную думу, которую раздумывают про себя, а не выносят в люди. Мне лично нравится эта молитвенная тишина кондового сибирского леса, хотя подчас от нее делается жутко на душе, точно сам виноват в чем-то, и виноват по-хорошему, с тем назревающим покаянным настроением, которое так понятно русскому человеку.
– Эй вы, залетные! – покрикивает сибирский ямщик, который сидит на облучке "этаким чертом". Мне кажется, в его голосе звучит какая-то смутная ласковость, вызванная хорошим летним днем. Со своей стороны, я инстинктивно стараюсь попасть в тон этому настроению и завожу один из тех бесконечных разговоров, которые ведутся только дорогой.
– Ты из Успенского завода, ямщик?
– Так точно.
– У тебя там дом есть, то есть свой дом?
– А то как же? – удивляется ямщик несообразному вопросу. – И дом, и обзаведенье..
Это говорится таким тоном, точно все люди должны иметь собственные дома и свое обзаведенье.
– Так есть дом и обзаведенье? Что же, хорошо.
– Какой же я буду мужик, барин, ежели, напримерно, ни кола ни двора? Которые правильные мужики, так те никак не могут, чтобы, значит, ни на дворе, ни на улице..
– Так-то оно так, да ведь у вас на заводе того.. гм..
Ямщик оборачивает ко мне свое лицо, улыбается и одним словом разрешает застрявшую фразу:
– Варнаки мы, барин.. Это точно. Уж такое место.. да. Каторга, значит, была. Оставили ее, каторгу-то, когда, значит, волю дали. Ну, а мы-то остались, как и были, варнаками. Все под одну масть.. Так все и зовут нас: успенские варнаки.
Все это говорилось таким добродушным тоном, что делалось жутко. Я только теперь рассмотрел своего ямщика. Это был еще крепкий старик с удивительно добрым лицом. На мой пристальный взгляд он снял шапку, откинул на виске волосы и проговорил:
– Из клейменых, барин..
На виске были вытравлены каким-то черным составом буквы С и П, что в переводе с каторжного языка значило: ссыльнопоселенец.
– С тавром хожу, чтобы не потерялся..
– Ты, значит, тоже на каторге был?
– Коренной варнак. Уж нас немного осталось, настоящих-то, а то все молодь пошла. Значит варначата..
– Из какой губернии?
– Мы рязанские были.
Старик совсем повернулся ко мне и заговорил как-то скороговоркой, точно боялся забыть что-то:
– Значит, мы княжеские были. Именье-то было огромное, а княжиха, значит, старуха была, ох какая лютая. Сыновья у ней в Питере служили, офицеры, а она управлялась в усадьбе. Здоровущая была старуха и с палкой ходила. Как саданет палкой, так держись. Лютая была. Ну, из-за нее и я в каторгу ушел. Только и сама она недолго покрасовалась. Повар у ней был, ну так она каждое утро его полировала первого. Терпел он, терпел, ну, раз вот этак утром-то как ударит ее ножом прямо в брюхо. Так нож и остался там. К вечеру померла. Ох, лютая была!. Повара-то засудили тут же.. Четыре тыщи палок прошел. Могутный был человек, а не стерпел – на четвертой тыще кончился.
Старик сделал паузу, тряхнул головой и опять любовно и весело прикрикнул на лошадей:
– Да эх вы, залетные!..
Лошади дружно рванулись и полетели вперед, чуя близость жилья. Лес поредел, точно он расступался сознательно, давая дорогу. Показались покосы, росчисти, просто поляны и лужайки. Мелькнула прятавшаяся в зелени полоска воды, прогремел под колесами деревянный мостик, шарахнулась в сторону стреноженная лошадь, побиравшаяся около дороги, а там впереди уже сквозь редевшую сетку деревьев смутно обрисовался силуэт высокой колокольни. Через несколько минут раскрылась вся картина каторжного пепелища в отставке. Как-то странно было увидеть это солнце, всевидящим оком радостно сиявшее над местом недавнего позора, каторжных воплей и кровавого возмездия. Ведь оно и тогда так же сияло, как сейчас, оставаясь немым свидетелем каторжных ужасов.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу В памяти навечно… - Игорь Назаров бесплатно.
Похожие на В памяти навечно… - Игорь Назаров книги
- Королева Лебедь. Литовские народные сказки - Народные сказки Народные сказки - Сказка
- Другие берега - Владимир Набоков - Биографии и Мемуары
- Охрана труда в здравоохранении - Игорь Наумов - Юриспруденция
- Теория социальных систем. Том 4. Теория общественного устройства государственных образований - Владимир Соловьев - Социология
- Дворец памяти. 70 задач для развития памяти - Гарет Мур - Менеджмент и кадры
