Я русский. Вольная русская азбука - Александр Образцов
- Дата:03.09.2024
- Категория: Документальные книги / Публицистика
- Название: Я русский. Вольная русская азбука
- Автор: Александр Образцов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось бы, проговорено лет четыреста назад князем Курбским и особых перемен не наблюдается. Так нет же. Все то же жадное любопытство: что там?
Как будто долгие таинственные роды. А что там?
1. Воруют. 2. Пьют. 3. Голодают. 4. Жадно читают. 5. Болеют (все желудком, каждый десятый – душевно). 6. Жалеют Европу за бездуховность. 7. Хотят уезжать. 8. Расследуют (на кухне) заговоры ГБ, сионистов, ЦРУ, начальников, подчиненных. 9. Ездят с рюкзаками на дачу. 10. Потоп порнографии (за десять веков застоя в этом вопросе).
Любой русский, попавший в Европу, вынашивает планы спасения русской культуры. Ему кажется, что все дело только в четко поставленной цели. Стоит доказать свое полное бескорыстие – и Европа (которую жалко за бездуховность) тут же бросится спасать русское культурное наследие.
И любой русский в этом смысле совсем недалек от истины. Однако четкого плана не получается. А главное – никак не удается доказать личное бескорыстие. Даже ценой собственной жизни.
Вот и въехали в очередной абсурд русской перевернутой логики.
Разве можно бескорыстно заниматься каким-то делом? Ведь именно бескорыстие подозрительно, именно забота о спасении всей культуры предельно настораживает. В особенности, когда ради этих целей отдается жизнь.
И когда жизнь действительно отдается (в виде десятилетий мучительного и бесполезного труда) – вот тогда-то и появляется рыдающая муза трагедии Мельпомена и Европа уже совершенно перестает что-либо понимать.
Я – тот человек. Мне хочется, чтобы немое, мычащее вдалеке, от Петербурга до Владивостока, скопище людей с умными и растерянными глазами получило, наконец, возможность высказаться. Потому что литература этим скопищем уже написана. Надо ее только отсортировать.
Если этого не случится в ближайшее время – я разорвусь, исчезну! Я вам обещаю невиданный акт аннигиляции! Вы все обомлеете!
И т. д. и т. п.
И это замечательно.
Житьё-бытьё
Доски
Может быть, кому-то окажутся полезными те сведения о досках, которые я приобрел за последние пять лет.
Первая постройка была сооружена мною из пяти кубометров необрезных досок. Я купил их в Ларионовском леспромхозе за шестьдесят долларов, которые получил из Израиля в качестве гонорара за публикацию пьес.
Здесь две подробности, вызывающие улыбку: цена досок и цена пьес. Но если пьесы так и остались в ту же цену, то доски вздорожали. Сегодня кубометр стоит не менее шестидесяти долларов.
Первая постройка, сделанная мною в поселке Синево под Приозерском, называлась дачей, имела размеры три на три. Щели от необрезного материала были заделаны резиной, заклеены газетами и обоями. Должен сказать, что сооружение отапливалось стальной конверсионной печкой, сработанной Балтийским заводом, и мы как-то провели в нем новогодние праздники.
Эти доски, дюймовка, были нарезаны столь щедрыми ломтями, что ни для каких других построек не годились. К тому же транспортный сервис Ларионовского леспромхоза был в полном соответствии с производством: пакет вывалили за полкилометра, и весь он познал мой горб и подспудное кряхтенье вперемешку со сдержанным матом.
Следующую партию досок, конечно же, я покупал на частном предприятии.
Частник в нашей стране образовался из наемной силы, поэтому требует в обращении с собой чрезвычайной настороженности. Меня извиняет то обстоятельство, что «главный» на финской лесопилке был моим соседом. Я не мог представить себе, что сосед Г. нарежет мне плохо. Оборудование из Финляндии с гидравликой, спецкомбинезонами и антишумовыми наушниками не позволяло, казалось бы, и предполагать возможность брака. Да нет же! Наш человек сможет и на полностью автоматизированном производстве сделать так, как он привык. Г., нарезав мне десять кубов обрезной сороковки и дюймовки, пришел за деньгами и получил их без разговоров.
Потом прибыл лесовоз. Я взвыл. Сосед набросал мне черную доску, побывавшую под дождями, а половая доска были напилена немыслимыми трапециями. Размеры четырех концов доски гуляли от 32 до 50 миллиметров.
С соседом я, естественно, до сих пор не здороваюсь, а на подгонку полов затратил все прошлое лето.
Но дача росла, росла и потребовала обшивки бруса вагонкой. Вагонку я, положим, не потяну, а вот обрезную доску возьму. К тому же я не считал своего соседа Г. частником. Он пользовался тем, что хозяева финны были в Финляндии, и крушил их оборудование как хотел.
Поэтому я поехал в Приозерск и обнаружил там лесопилку под трогательным названием «Смеричка». Все во мне всколыхнулось. «Бедные хохлы! – подумал я. – Как тяжело даются вам там, в полудиких степях карбованцы! Дай-ка я поддержу коммерцию. Может быть, вы станете немного лучше относится к нам ко всем».
Хозяин «Смерички» В. Плитус сидел смурной и печальный. Может быть, его флегматизм так подействовал на меня, но я без разговоров оплатил ему стоимость досок и поехал ждать.
Ждал, ждал, ждал.
Потом снова поехал в Приозерск. В.Плитус сидел все такой же смурной и печальный. На этот раз он сообщил мне о том, что стоит жара. Я выглянул в окно. Действительно, согласился я, жара.
Третьи сутки пью, сказал В. Плитус и жадно глотнул воды из чайника через ржавый носик. Пить в жару лучше по ночам, посоветовал я. Он кивнул.
Лег бы сейчас на титьку, жалобным голосом сказал он. Я промолчал. Желание В. Плитуса было мало гигиеничным.
Лесу нет, сказал он. Когда будет, спросил я. Ждем, сказал он, и уронил голову на журнал учета.
Так. Жизнь снова бросила меня в лабиринт людских страстей. Надо выбираться. Самое печальное, что деньги уплачены. Вместо денег у меня в кармане бумажка с печатью, которую сам В. Плитус назвал недействительным кассовым документом. Он меня предупредил, все честно. Разве он виноват в том, что я такой дурак?
Мой ответный ход был тонок: я передал через своего хорошего знакомого, пожарного инспектора предостережение В. Плитусу. Я сказал, что я пишу в газете. Пусть думает.
Ход В. Плитуса последовал еще через два дня: урча, подрулил «Урал» и вывалил доску.
Доска была еловая вместо сосновой, и состояла из сучков вперемешку с трещинами. Чихал он на газету.
Таким образом, в следующий раз я стану выбирать доски поштучно. Я ни копейки не дам за брак, не дам вперед, не дам за мир и дружбу славянских и финно-угорских племен.
Вот только следующего раза может и не быть: зачем мне теперь доски?
Теперь мне необходим цемент.
Сгорела школа
В половине пятого утра 19 августа 1996 года жители поселка Синево Ларионовской волости Приозерского района Ленинградской области проснулись от пальбы. В ночное небо взвивались куски раскаленного шифера. Горела школа, самое большое и старинное здание Синева. Она служила системе народного образования еще при Маннергейме.
Две пожарные машины из Приозерска вовсю поливали белое жадное пламя, дорвавшееся до финского довоенного бруса. Пламя отражалось в глазах молчаливой толпы жителей Синева и дачников. Наверняка в толпе же были и поджигатели, малолетние любители «кислоты». Они зажгли с вечера костерок в пустующем здании, на чердаке.
Через два дня я встретился с кузнецом одного из петербургских таксопарков Виктором Омельяненко. Он тридцать пять лет назад бегал через дорогу в эту школу.
– Японский бог! – сказал Виктор. – Даже уголовного дела не завели! Мать-то их перемать! А завтра они пойдут по дворам! Присудили бы родителям по пять лимонов, да вывели бы корову со двора с судебным исполнителем – тогда бы не лезли по чужим чердакам! Хотя, – Виктор успокоился и загрустил, – школу не вернуть. Уже года три-четыре рушится жизнь в поселке. Закрыли магазин. И тут же его начали штурмовать по ночам – стекла бьют, рвут двери, крышу ломают. Потом продали вокзал на вывоз. Не успели продать, как ночами начали растаскивать: кто рамы вырвет, кто доски оторвет. Хозяин еле успел разобрать и увезти купленное. Так. Вокзал исчез – начали ломать туалет с буквами «эм» и «жо». Два раза раскатывали по бревнышку. Это ведь представить только – ночами, без света, бесшумно провели такую работу! – Виктор снова заволновался. – А на производстве еле ходят! За тележку навоза сто тысяч требуют! И не выгрузят без бутылки! А потом клуб продали Петру Горюнову. А я в этот клуб на танцы уже после армии ходил. Стадион травой зарос. Моховики растут во вратарской площадке. А мужики ведь собирались, еще в семидесятые, и в волейбол до ночи колотились! Куда все ушло? – Виктор вздохнул и ушел к амбару. Амбар построили при том же Маннергейме, и пришла пора менять шифер.
Я огляделся. На горках и в лесу, у высоковольтной линии на последние три-четыре года построили столько новых домов. Причем те, первые стандартные дачи в два этажа, казавшиеся когда-то верхом роскоши и беспутства, теперь уже кажутся по сравнению с новыми свободными проектами чем-то вымученным и советским. Архитектурная самодеятельность так и рвется в мир из каждого сарая.
- Всеобщая история кино. Том 6 (Кино в период войны 1939-1945) - Жорж Садуль - Прочая документальная литература
- О банках и банковской деятельности - Верховная Украины - Юриспруденция
- Скучные люди - Дмитрий Григорович - Русская классическая проза
- Откуда я иду, или Сны в Красном городе - Станислав Борисович Малозёмов - Городская фантастика / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Счастливы ли богатые? - Стивен Ликок - Юмористическая проза