Душа нежна - Ирина Шевелева
- Дата:20.06.2024
- Категория: Документальные книги / Публицистика
- Название: Душа нежна
- Автор: Ирина Шевелева
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Узнаваемость, впечатляемость портретов в прозе Петра Алешкина достигается не устойчивой слаженностью живописных приемов. Напротив неустойчивость, проба, вариантность, внезапность открытия. В портрете Алешкин достигает порой состояния, о котором Толстой говорил: мастерство такое, что мастерства не видно. Вот с одного прочтения не забываемый летчик-майор: "Разина охватил вдруг восторг: он жертвует собой ради России, ради своего народа". Краски, черты этого портрета - действующая, чувствующая, динамичная воля героя. Не надо объяснять, что это человек, способный на деяние. Все его краткое центральное пребывание в сюжете портрет через действие. Зримый до того, что видны и краски несвершения задуманного. И действительно Разин (тоже краска, в фамилии) не реализовывает свой замысел. И одновременно реализовывает - жертвует собой ради семьи, ребенка. В нем одновременно сопутствующее алешкинскому герою "не то" и реализованное "как?". Перед нами вовсе не психологический портрет, а портрет происходящего в русской душе, портрет выбора. В общем, портрет времени, России в смуте. Законченный, договоренный. И - оставляемый позади в кульминации.
Порой Алешкин использует в портрете прямое ударное впечатление: "...увидят воочию, как он, выставив свой огромный живот, в двубортном костюме, подметающем полами паркет Кремля, вручает орден Героя России бешеному американцу..."
"Светлая голова, хотя и рыжая..."
Или прибегает к подробному портретному рисунку: "Светлана вышла из-за кулис в длинном розовом платье и, может быть, из-за него она показалась ему выше ростом, чем была раньше... На сцене стояла женщина, незнакомая Косте женщина".
Портреты сверстников, женские портреты, людей на разных ступенях общества, новых в современности фигур, жутких в своей неявности и неустранимости, портреты собратьев по перу, соратников... - неиссякаемая череда. Портреты нежные, остро насмешливые, влюбленные, гневные, вызывающие сострадание...
Раз за разом, портрет за портретом отстраняются писателем варианты судьбы его героя. И тем четче вырисовывается его собственная воля, его миссия.
Безусловно неприемлемы для писателя-героя такие судьбы, как судьбы-поражения, падения, бессилия. Судьбы людей-слабаков. Тем, что эти люди сводят на нет победное начало в человеке, потворствуют жизненному растлению. Слабость так же многообразна, как героизм. Художественная концентрация ее - в портрете Романа Палубина из "Зарослей" и усиленного их варианта - "Лимитчиков". Палубин становится невольной, вернее, подневольной, причиной катастрофы Ивана Егоркина. Писатель рисует Романа не в обличительных красках, а держа читателя в постоянной надежде на восстановление личности. Держит до последней черты. Презрение вообще отсутствует в авторском отношении к этому спутнику героя. Он пишет его до удивления мягко, даже нежно. И тем сильнее потрясает горестный вариант судьбы не слишком симпатичного персонажа.
Чего жалеть его, кинувшегося в услужение деньгам и пороку? А нам за него тревожно, тем более что столько трепетности в его обрисовке:
"Роман раздевался смущенно, хоть и захмелел, а робел, не понимая, почему ему, незнакомому юнцу, такое доверие: роскошный ужин, банька.
- Что это у тебя? - увидел Леонид Сергеевич рубцы на теле Палубина.
- Служил в Афгане.
- Понятно... А кожа какая у тебя нежная!.."
Последующие эпизоды нравственного падения Романа, в конце концов убитого в тюрьме, воссозданы писателем с неустанным, пристальным вниманием к тому, как он дальше себя поведет, что с ним случится. С болью. Роман для него остается человеком и когда безудержно гонится за подачками, шмотками, предательски оставляет жену с дочкой, соглашается на все. Роман - маленький человек, пусть он соглашается на это сам. Но ведь он - детдомовец, сирота, подкидыш. И убит он за пocлeднюю каплю порядочности. Для Ивана он до конца - друг... Маленький человек, овеянный состраданием писателя, представителя русской литературы.
Но отставленным вариантом судьбы предстает у Алешкина и Иван Егоркин, человек рационализаторского склада, с героическим началом личности. Oн среди проигравших. По наивности, простоте, доверчивости. Главной, бытийной героики ему недостало. Хотя он и обладает всеми присущими бытийному герою качествами. В чем тут дело? Что неприемлемо в пути Ивана писателю? Ответ, может быть, в портрете: "Иван Егоркин был нескладный, неуклюжий и какой-то хрупкий, как ветка зимой..." Не такому отвертеться, пойдя ва-банк, от навешенного на него убийства.
Кульминационно оставлен в былом и замечательно нарисованный, портретом историческим, старик-крестьянин. Портрет коренной, родовой: "Морщинистое лицо старика, словно покрытое инеем недельной щетины, выражало недоумение, недоверие, скрытую тревогу и боль, как от неожиданного удара". Оставлена позади судьба человека высокого, несгибаемого духа, выжившего в трагедиях века, пронесшего через жизнь свою любовь. Овевающий целебным ветром народной жизни, согретый солнцем народной души рассказ об этой обоюдной любви - оставляемая позади кульминация.
"Не то" для главного героя. Не потому, что время старика прошло. Потому, что не победил, не отвоевал любимую. Явил проигрышный вариант. Или - недостижимую победу, высочайшую? Достиг счастья? Не случайно у Петра Алешкина так много вариантных произведений о любви...
Сам писатель, возможно, где-то не замечает всей меры суровости в устремленности героя своего к победе. Ведь заставил же он полюбить душу русского мужика, преклониться перед ней.
И не единожды в прозе Алешкина герой примеривает к своей судьбе простую и в простоте своей счастливую участь. Любуясь, например, незатейливым душевным покоем человека, которому ничего не надо, который ужился в родной ему среде, веселого, беспечного, доброго. Участью Киселева из одноименного рассказа. Очаровательный мужской пopтpeт. "Глаза его веселы, лицо всегда насмешливо, но насмешливость эта, чувствуется, не от ехидства, не от желания уколоть, а наоборот, от стремления вызвать улыбку". Но - мастерский штрих - на лице этом время от времени появляются царапины от женских ногтей...
Проходят в прозе Алешкина портрет за портретом, судьба за судьбой, вариант за вариантом. Бродяги и домоседы, расточители и накопители, сдавшиеся и встретившие гибель... И - отлетают от стремительно движущегося героя. Единственного, кто прошел-таки по трясине. Вышел в неизведанный простор, в манящий новизной мир. Но точка на этом не поставлена. Герой должен побеждать, побеждать, побеждать. Ведь к вольному его пространственному волеизъявлению, к простору неограниченных возможностей рвется, отталкивая его, зло.
Заметим, что писатель здесь заслоняет героя, что в прозе Алешкина зло с добром не сталкиваются в поединке. Между ними грань, пропасть. О чем как раз рассказ про майора Разина. Время не пришло. В единственном случае, когда на этой грани оказываются те, кому еще предстоит стать героями или злодеями, писатель едва не создает романное время. Не с умилением и ужасом - с кипящим внутри бесстрастием, более того, глазами бандита-мародера глядит на детей писатель. На тех, кого некому защитить. Точнейшие, резцом, детские портреты, небывалой в литературе новизны восприятия и поведения детей в страшном мире - в его рассказе "Я террорист".
Зато те, кто превратился в чудовищ, выписаны по-бойцовски. Во весь рост торчит мародер - омоновец, бывший афганец. Но в потрясающих Россию ситуациях он выписан именно невзрачным, ничтожным, вроде бы несуществующим. Пусть и накатывают от него волны зла, смерти. Только сопутствующий ему вариантный персонаж реагирует на него, словно губка, впитывает эти смертоносные токи.
Притом оба они живые люди, с реальными вожделениями, разворотливостью, отвагой - участвуют в штурме "Белого дома". Рьяно служат власти, совершая чудовищное. Чувствуют себя победителями, реальной силой. Близкие, но пугающе мимикрирующие под цвета истинно бытийного героя. И Алешкин передает исходящую от них силу, силу зверя. Притом каким-то еще необъяснимым художественным способом, в котором сплавились открытая публицистика, криминальные боевики, даже нечто из мира приключенческого и плутовского романа древности. Ничего недоговоренного, беспощадная картина эпохи, бескомпромиссно расставленные нравственные ориентиры, прорыв в новое письмо. В чем новизна и успех, выделивший короткие рассказы Петра Алешкина из моря произведений по горячим следам о чудовищной для России эпохе?
Вероятно, в том, что писатель использовал все достигнутое, открытое им в его новой прозе. Все нереализованные особенности своего письма. Всю свою зоркую скрупулезность.
Портрет-автохарактеристика: "Я согласился, хотя сразу понял, что дело будет связано с преступлением". Фраза-портрет. Снова персонаж с рационализаторским подходом - к большим деньгам.
Хотя способ один, дело знакомое: ограбление. Вся тонкость в процессе и приемах его осуществления - угон самолета. Незнакомая омоновцу операция, но, как выяснилось, особой смекалки не требует. С подлинным рационализмом хитроумный план ничего общего не имеет. В основе действий персонажа-чудовища - импульс захвата. Нет, не может быть в нем пафоса рационализатора, своей волей и умением расчищающего заторы, видоизменяющего саму механику дела, отношений людских. Тут голый прагматизм, всегда нуждавшийся в чьих-то замыслах, ходах, манипуляциях. Всегда обманных, рядящихся под подлинность соверщающегося волей и руками человека. Исполнитель - худшее, что может представить для себя и героя писатель Алешкин. В изображении зла он каким-то чудом избегает в нем зеркального отражения добра. Зло - это другое.
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Город Гарольда (СИ) - Михаил Lё - Научная Фантастика
- Нежелательный вариант (сборник) - Михаил Веллер - Драматургия
- Новейшая история еврейского народа. Том 3 - Семен Маркович Дубнов - История
- Государство и деньги - как государство завладело денежной системой общества - Мюррей Ротбард - Прочая научная литература