Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны - Яков Гордин
0/0

Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны - Яков Гордин

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны - Яков Гордин. Жанр: Публицистика. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны - Яков Гордин:
Первая книга двухтомника «Пушкин. Бродский. Империя и судьба» пронизана пушкинской темой. Пушкин – «певец империи и свободы» – присутствует даже там, где он впрямую не упоминается, ибо его судьба, как и судьба других героев книги, органично связана с трагедией великой империи. Хроника «Гибель Пушкина, или Предощущение катастрофы» – это не просто рассказ о последних годах жизни великого поэта, историка, мыслителя, но прежде всего попытка показать его провидческую мощь. Он отчаянно пытался предупредить Россию о грядущих катастрофах. Недаром, когда в 1917 году катастрофа наступила, имя Пушкина стало своего рода паролем для тех, кто не принял новую кровавую эпоху. О том, как вослед за Пушкиным воспринимали трагическую судьбу России – красный террор и разгром культуры – великие поэты Ахматова, Мандельштам, Пастернак, Блок, русские религиозные философы, рассказано в большом эссе «Распад, или Перекличка во мраке». В книге читатель найдет целую галерею портретов самых разных участников столетней драмы – от декабристов до Победоносцева и Столыпина, от Александра II до Керенского и Ленина. Последняя часть книги захватывает советский период до начала 1990-х годов.
Читем онлайн Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны - Яков Гордин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 98 99 100 101 102 103 104 105 106 ... 111

Полтора века назад при всей ожесточенности противоборства психологическая атмосфера была иной. Полковник Константин Бенкендорф в воспоминаниях фиксирует парадоксальные, на нынешний взгляд, ситуации. Во время наступления на какую-то высоту русские солдаты услышали, что ее защитники горцы громко молятся, призывая Аллаха.

«Солдаты же, прежде чем броситься в атаку, приостановились, и слышно было, как они говорили: “Нехорошо, Богу молятся!”»

Во время изнурительного похода, перед смертельной схваткой, русский солдат испытывает неловкость оттого, что приходится прервать молитву противника: «Нехорошо, Богу молятся!»…

Тот же Бенкендорф рассказывает удивительный эпизод:

«Однажды, в один базарный день, возникла ссора между чеченцами и апшеронцами (солдатами Апшеронского полка. – Я. Г.), куринцы (солдаты Куринского полка. – Я. Г.) не преминули принять в ней серьезное участие. Но кому они пришли на помощь? Конечно, – не апшеронцам! “Как нам не защищать чеченцев, – говорили куринские солдаты, – они наши братья, вот уже 20 лет как мы с ними деремся!”»

В ходе многолетней войны возникло парадоксальное чувство родства – «братства» – с противником. Ничего подобного мы не найдем в повествовании капитана Миронова. Там есть признание высоких боевых качеств противника, но ни о каком уважении, тем более о чувствах, которые испытывали к чеченцам куринцы, солдаты одного из самых героических кавказских полков, и речи нет.

Разумеется, боевики Дудаева и Басаева, сражающиеся за бесконтрольность территории, вчерашние советские генералы, офицеры, партийные и комсомольские работники, ставшие в одночасье воинами ислама, – это не горские рыцари, не представлявшие себе иной жизни, кроме той, которой они жили веками, жизни, основанной на высокой личной независимости.

Но принципиально изменилось и сознание русского офицера. Офицер XIX века мог критиковать пагубные распоряжения своих генералов, мог презирать кого-то из этих генералов, но того тотального неприятия к «высшим», которое демонстрирует капитан Миронов – и он в этом не одинок! – в то время и представить себе было нельзя.

Кавказский офицер мог саркастически относиться к конкретным приказам, идущим из Петербурга, где весьма туманно представляли себе кавказскую реальность. Но выполнение своего долга перед империей и императором было для него чем-то абсолютно непререкаемым. Да простится мне невольный каламбур – это был нравственный императив.

Участник той Кавказской войны – генерал ли, офицер ли, солдат ли – не задавался гамлетовским вопросом о смысле войны. Он был послан расширять пределы империи и отстаивать интересы этой империи. И этого было достаточно. Для кавказских «коренных» полков Кавказ был домом. Люди проводили там десятилетия, а иногда и всю жизнь. «Кавказцы», по утверждению одного из них, составляли «особую партию или союз, но это союз в лучшем смысле слова, союз уважаемый и благотворный, так как основанием его является глубокое знание края и любовь к нему все того же края». Разумеется, это точка зрения русского офицера, которую вряд ли бы разделили наибы Шамиля. Но как отличается она от позиции капитана Миронова и его товарищей.

Я пишу это вовсе не в укор автору «исповеди» и его соратникам. Они – жертвы нашей безжалостной истории. Они – солдаты, выполняющие страшной ценой свой долг, но потерявшие ориентиры – в чем смысл их подвигов, их мучений, их жертвенности, их жестокости к противнику.

Комендант Белогорской крепости капитан Миронов два с лишним века назад бестрепетно пошел на казнь, но не изменил присяге, которая не подлежала ни анализу, ни сомнению, ни обсуждению. Это была данность. Не в том дело – хорошо это или плохо. Так было.

Сегодняшний капитан Миронов истерзан рефлексией. Он не верит никому кроме ближайших боевых товарищей. Эта мука дезориентированности, внутренней растерянности стократ увеличивает ожесточение, которое вымещается на противнике – как реальном, так и предполагаемом, им может оказаться и оказывается любой чеченец.

Является ли повествование абсолютным диагнозом происходящего? Не думаю. Положение значительно сложнее. Психологическая модель, предложенная автором, насколько я понимаю, не всеобъемлюща. Но «исповедь» капитана Миронова – безусловное свидетельство глубокого кризиса взаимоотношений в армии, кризиса представлений о задачах государства; свидетельство разрушения представлений о задачах государства, свидетельство разрушения психологической иерархии в армии. Это началось в Афганистане и достигло апогея в Чечне. При том, что для России с ее историей, которую невозможно отменить или зачеркнуть, армия и ее проблемы – существеннейший фактор общественного самосознания. Невозможно триста лет быть военной империей за десятилетие обернуться государством с доминирующим гражданским обществом. Это процесс долгий и трудный.

Российско-чеченский кризис – одно из порождений этого мучительного процесса. И здесь не может быть вины одной стороны.

Яростное, горькое, жестокое – иногда отталкивающе жестокое повествование капитана Миронова есть симптом тупиковости того положения, в котором оказались Россия и Чечня. Слишком многое происшедшее за эти годы вопиет к отмщению.

Кто ответит за гибель Майкопской бригады, с душераздирающими подробностями описанную Мироновым? Кто ответит за всю бездарность и безответственность начального этапа первой чеченской войны? Дело не в судебных приговорах. Дело в беспристрастном анализе происшедшего.

Кто ответит за насилие над мирным населением, увы, реально происходившее и происходящее?

Но кто ответит и за безумную авантюру вооруженной чеченской элиты, спровоцировавшей войну, приведшей свой несчастный народ под бомбы и снаряды российской армии? Кто ответит за маниакальное упорство радикалов, готовых воевать до последнего чеченца на территории Чечни?

Здесь нет надобности и возможности анализировать все аспекты происходящей трагедии. Но надо осознать ее глубину и понять, что выход из кровавого тупика в возвращении к фундаментальным постулатам, ясным некогда многим русским офицерам. Главный из которых – признание друг друга ЛЮДЬМИ. И только в этом случае может сработать известная и проверенная технология замирения.

И главный урок, который несет в себе повествование Миронова, – безысходность расчеловечности. И это относится далеко не только к чеченской войне.

2001

Эхо Кавказской войны, или Смыкающиеся крайности

Я начинаю любить Кавказ, хотя посмертной, но сильной любовью. Действительно хорош этот край дикой, в котором так странно и поэтически соединяются две самые противуположные вещи – война и свобода.

Л. Толстой. Дневник. 9 июля 1854 г.

В № 3 «Дружбы народов» за 1996 год была опубликована статья Ивана Дзюбы «Нам только сакля очи колет…», принципиально важная для нас сегодня.

О чем, собственно, эта статья? О том, что Российская империя безжалостно захватывала и подавляла соседей, русское общество эту преступную деятельность приветствовало, а русские писатели в подавляющем большинстве имперскую экспансию воспевали.

В статье много верного, и счет, предъявленный России, – суров.

Но остаются неразрешенными вопросы – было ли все это со стороны России уникальным имперским хищничеством или укладывалось в общемировую практику? почему именно так (и как именно?) вело себя общество и особенно столпы русской культуры, аккумулирующие в своем творчестве общественные настроения?

И. Дзюба особо выделяет две жертвы Российской империи – Украину и Кавказ. Это и понятно – подзаголовок статьи: «“Кавказ” Тараса Шевченко на фоне непреходящего прошлого».

И. Дзюба прав – прошлое непреходяще, история – процесс нерасчленяемый. Мы живем в этом нерасчленяемом времени. Именно поэтому так велико должно быть сознание ответственности, когда мы призываем прошлое для выяснения сиюминутных взаимоотношений.

Существует небезосновательное мнение, что драматическая судьба России (которая, право же, не сводилась к захватам и угнетениям) не в последнюю очередь детерминирована возможностью расползания по гигантским сопредельным пространствам вместо концентрации усилий на пространстве достаточном, но ограниченном – как это произошло с европейскими государствами. Об этом выразительно сказал Вяземский:

«Что же тут хорошего, чем радоваться и чем хвастаться, что мы лежим в растяжку, что у нас от мысли до мысли пять тысяч верст»[150].

Мировой дух распорядился так, что с востока и со стороны значительной части южных границ Московское государство, а затем и Россию обступали рыхлые политические пространства. Для того чтобы избегнуть расползания, государство должно было проявить уникальную волю к самоограничению. А кто покажет мне государство, которое могло расширить свои пределы без особых, казалось бы, издержек и не сделало этого? Все мировые империи, как, впрочем, и национальные государства, расширяли свое «жизненное пространство» сколько хватало сил. Нет надобности ссылаться на примеры Рима, Чингисхана, Александра Македонского, арабов первых исламских столетий или Османскую Турцию. Достаточно вспомнить средневековую и новую историю Европы – Столетнюю войну, Тридцатилетнюю войну, войну за испанское наследство, Семилетнюю войну… Этот кровавый передел территорий шел вплоть до окончания Второй мировой войны.

1 ... 98 99 100 101 102 103 104 105 106 ... 111
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны - Яков Гордин бесплатно.

Оставить комментарий

Рейтинговые книги