Классик без ретуши - Николай Мельников
0/0

Классик без ретуши - Николай Мельников

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Классик без ретуши - Николай Мельников. Жанр: Критика. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Классик без ретуши - Николай Мельников:
В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.
Читем онлайн Классик без ретуши - Николай Мельников

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 85 86 87 88 89 90 91 92 93 ... 214

Залог успешности такого брака — здоровье, соответствие норме; не случайно словосочетание «нормальный брак» всегда употребляется в позитивном смысле. Уже одно это красноречиво свидетельствует о том, сколь далек современный любовный идеал от понятия любви-страсти. Ведь изначально слово «страсть» означало расстояние, дистанцию, удаленность. Сегодня мы пользуемся им, стремясь обозначить сильное чувство, и невольно игнорируем былое разграничение между страстью и чувством — разграничение, в рамках которого страсть предстает как чувство, обрекающее нас на бессилие, на страдание, на скованность. Согласно куртуазному кодексу, носитель любви-страсти — больной, страждущий. Ему подобало вслух заявить о своих муках, демонстрировать симптомы физического и духовного недуга. И, если попытаться измерить этот недуг по современным медицинским критериям, придется заключить, что налицо — весьма тяжелая форма помешательства. Страсть такого влюбленного, предполагавшая маниакальную преданность и мазохистское самоуничижение, носила всепоглощающий характер, исключая из поля его зрения все, кроме объекта любви: он служил своей госпоже как слуга, как раб, наслаждался ее безраздельным господством, ждал, что она ниспошлет ему страдание, так или иначе явит свою жестокость.

Нет надобности оговаривать, что речь идет о литературных условностях, а не о реальных взаимоотношениях между мужчиной и женщиной, существовавших в средневековье. Следует, однако, констатировать, что данная условность приобрела необычайную эмоциональную силу и, помимо всего прочего, оказалась на редкость стойкой: вплоть до конца XIX века ею определялась манера публичного изъявления любовных чувств. Нетрудно заметить, что как раз в ходе XIX столетия произошла симптоматичная подмена: носитель творческого духа, художник воспринял ряд существенных характеристик, присущих пленнику любви-страсти: его одержимость, его самобичевание, его возвышенное служение идеалу и его неприятие социальных норм, его склонность к бунту.

Ибо что, как не бунт, лежало в основе любви-страсти, не только превратившей в свою противоположность супружеские отношения мужчин и женщин, но и исподволь трансформировавшей сам институт брака? В не меньшей мере любовь-страсть способна была подорвать в человеке чувство социальной ответственности, его порядочность. В обоих случаях дело доходило до взрыва, и мощностью этого взрыва определялась сила любви. Как правило, этот взрыв приводил любящих к катастрофе, к гибели. Ибо один из клинических показателей любви-страсти заключался в том, что она начисто игнорировала определенные общественные установления, дезавуируя и обесценивая в обыденной жизни и то, что в рамках этой жизни было действенно и позитивно. В этом отношении мироощущение влюбленного вполне адекватно мироощущению художника: и тот и другой заворожены ценностями и вещами, лежащими по ту сторону обыденного.

Итак, вполне вероятно, что все провозглашенное кодексом куртуазной любви нелепо и по сути патологично. Вполне вероятно, что, к нашему благу, все это осталось далеко позади и можно с удовлетворением констатировать, что наш современный любовный идеал: идеал прочного, здорового, счастливого, отмеченного взаимной терпимостью, пониманием и юмором брака на сотни световых лет отстоит от завещанного средневековьем идеала любви-страсти. Похоже, внешний мир укрепился в убеждении, что так оно и есть; примеров тому масса — от популярной беллетристики и простейших пособий по домоводству до научных трудов по психоанализу и произведений Д.Г. Лоуренса, в чьих глазах «любовь» была равнозначна отлучению от первозданного рая. И все же былой идеал, как уже говорилось, не утратил для нас своего очарования; в какой-то мере он нам еще импонирует, сохранив прелесть и глубину любовного переживания, которые, как бы яростно мы этого ни отрицали, в сегодняшнем мире остаются для нас закрытой книгой.

Если нынешнему романисту неведомо почему придет в голову написать книгу об этой, канувшей в забвение, любви, что станет ему путеводной нитью? Как выявить — и выстроить — те сюжетные компоненты, благодаря которым она станет возможной?

К примеру, если непременным условием ее является бунт, взрыв, эксцесс, что может послужить для него побудительным импульсом? Разумеется, не адюльтер (выше я уже останавливался на этом и не хочу повторяться). Самое слово звучит в наши дни архаично, да и пользуемся мы им, лишь говоря о прошлом или пускаясь в тонкости юридической практики. Ныне супружеская неверность не воспринимается как фактор, с неизбежностью ведущий к разрушению брачного союза, да и самый эпитет «неверный», в свое время обладавший столь убийственной силой, кажется не вполне привычным для современного уха, явно не до конца вписываясь в каноны нашего обыденного поведения. Несколько лет назад Уильям Баррет, анализируя воздействие шекспировского «Отелло» на современную аудиторию, задался вопросом: может ли кто-нибудь в наши дни всерьез проникнуться чувствами и ощутить себя в шкуре ревнующего Отелло? Мне кажется, и то и другое возможно. В нашем сознании еще более чем достаточно унаследованных от прошлого чувств (в глубинах мозга вообще ничего не исчезает бесследно), чтобы мы смогли поставить себя на место шекспировского героя и в точности пережить всю гамму обуревающих его ощущений. И отнюдь не стоит упускать из вида различий между литературой и жизнью. Сказать, что нашим современникам вовсе чужда ревность на сексуальной почве, было бы, конечно, неправдой: ревность и сегодня — одно из самых сильных чувств. Однако им все труднее найти внутреннее обоснование для того, чтобы позволить этому чувству выйти наружу. Нынешнему литератору вряд ли удастся потрясти нас, поставив своего героя в положение шекспировского Отелло, ибо, переживи он даже нечто подобное в собственной жизни, ему не под силу окажется сообщить этому чувству, столь неоспоримо реальному, острому и болезненному в эпоху Шекспира, ту меру интеллектуальной достоверности, какая могла бы тронуть души читателей.

Однако забвение табу, охраняющего невинность очень молоденьких девочек, и сегодня таит для нас часть той взрывной силы, какую инициировала в эпоху Шекспира измена жены. Влечение Г.Г. к Лолите становится для общества столь же скандальным вызовом, как и любовь Тристана к Изольде или Вронского к Анне. Оно, как и требует применительно к влюбленным литературная конвенция, ставит персонажей вне закона.

Далее. Коль скоро романист поставил перед собой задачу выстроить подобающую истории любви-страсти сетку фабульных координат, он должен обставить все так, чтобы в принципе исключить для своих героев возможность брака. Иными словами, в их отношении друг к другу не может быть и тени практичности, их добродетелям и достоинствам не должно соотноситься с бренными заботами этого мира. Ведь как только в романном конфликте начинает высвечиваться фактор взаимности, общего интереса, сотрудничества, терпимости, озабоченности каждой из сторон материальным или общественным статусом другой, в силу вступают этические законы семьи или брака, а следовательно, персонажи перестают соответствовать своему привилегированному положению любовников, отрешенных от всего земного. Поведение последних в отношении друг друга должно быть в точности антагонистично тому смыслу, какой мы вкладываем в понятие «зрелость»; другими словами, в их восприятии друг друга и окружающего мира должен прочитываться всепоглощающий детский абсолютизм. Итак, мужчина, пребывающий в тисках неизбывной похоти, и девочка двенадцати лет — чем не идеальная пара для истории любви, создающейся в наше время? Г.Г., по крайней мере на начальном этапе его романа с Лолитой, стопроцентно свободен от побудительных импульсов — морального ли, психологического ли порядка, — которые можно было бы охарактеризовать как практические. Что до Лолиты, то для нее, не способной даже отдаленно представить себе роль женщины в браке, возможность хотя бы минимально приблизить рамки их отношений к супружеским исключена автоматически. Она обречена вечно играть роль жестокой госпожи: даже когда любовник физически овладевает ею, ему не дано вкусить сладости ответного чувства — по причине возраста ли, темперамента ли она таковым просто не обладает.

Следующая задача романиста — придать овладевшему любовником наваждению видимость серьезности и достоверности. Сегодня отнюдь не просто заставить аудиторию поверить в то, что рассудок и даже сама жизнь человека всецело зависит от каприза той или иной женщины. Не так давно, разбирая со студентами «Liber Amoris»{101}, я убедился, что они не в силах уяснить для себя природу болезненной привязанности Хэзлита к Саре Уокер. Они упрямо отказывались понять, отчего превыше воли человеческой — разбить оковы такой неразделенной, такой невознаграждающей любви. Тогда их эмоциональная глухота вызвала у меня протест; но несколько позже я пожалел о нем, поймав себя на том, что с трудом заставляю себя поверить в правдоподобие прустовского рассказа о привязанности Свана к Одетте. Впрочем, все наши сомнения отступают на второй план, как только факт помешательства человека удостоверяется научным диагнозом, вскрывающим его патологическую основу — то или иное сексуальное извращение. Неожиданность эротического предпочтения влюбленного находит основу в медицине.

1 ... 85 86 87 88 89 90 91 92 93 ... 214
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Классик без ретуши - Николай Мельников бесплатно.

Оставить комментарий

Рейтинговые книги