История русской литературы XX века (20–90–е годы). Основные имена. - С Кормилов
- Дата:22.07.2024
- Категория: Документальные книги / Критика
- Название: История русской литературы XX века (20–90–е годы). Основные имена.
- Автор: С Кормилов
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Аудиокнига "История русской литературы XX века (20–90–е годы). Основные имена."
📚 Эта аудиокнига погружает вас в увлекательный мир русской литературы XX века, рассказывая о ее основных именах и ярких творческих личностях. Вы узнаете о великих писателях и поэтах, о их произведениях и влиянии на литературное развитие.
🎧 Слушая эту аудиокнигу, вы окунетесь в атмосферу творчества и станете свидетелем великих литературных событий XX века. Каждая глава книги раскрывает новые факты и аспекты литературной жизни того времени.
🖋️ Главный герой аудиокниги – история русской литературы XX века. Ее развитие, основные тенденции, влияние именитых писателей на формирование литературного канона – все это вы найдете в этой увлекательной книге.
Об авторе:
С Кормилов – известный литературовед, исследователь и публицист. Его работы посвящены русской литературе разных эпох, их влиянию на культуру и искусство. Автор прославлен множеством книг и статей, которые пользуются популярностью у читателей.
🔊 На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги на русском языке. Здесь собраны бестселлеры и лучшие произведения разных жанров, чтобы каждый мог найти что-то по душе.
📖 Погрузитесь в мир книг вместе с нами! Слушайте аудиокниги, расширяйте свой кругозор и наслаждайтесь литературными шедеврами в любое удобное время. Книги – это удивительный источник знаний и вдохновения, который всегда доступен каждому.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чем хуже этот век предшествующих? Разве
Тем, что в чаду печали и тревог
Он к самой черной прикоснулся язве.
Но исцелить ее не мог.
Вместе с тем апокалипсические предсказания распространялись и на Запад (солнце не на востоке, а там — на закате):
Еще на западе земное солнце светит,
И кровли городов в его лучах блестят,
А здесь уж белая дома крестами метит
И кличит воронов, и вороны летят.
Гораздо жестче одновременное обращение «Согражданам» (много позже, ретроспективно, Ахматова решила его переименовать в «Петроград, 1919»), открывшее во 2–м издании «Anno Domini» первый раздел — «После всего». Страницу с этим стихотворением советская цензура вырезала почти из всех экземпляров тиража. Ахматова выступает от лица жителей («мы»), заключенных в «столице дикой» и вынужденных забыть «навсегда», собственно, все, что есть на «родине великой». Противопоставлены любимый город и свобода, которой в нем нет, как нет и помощи людям.
Никто нам не хотел помочь
За то, что мы остались дома,
За то, что, город свой любя,
А не крылатую свободу,
Мы сохранили для себя
Его дворцы, огонь и воду.
Перед лицом близкой смерти граждан «священный град Петра» должен превратиться в памятник им.
О мелькнувшем крыле «черной смерти» говорится и в стихотворении «Все расхищено, предано, продано…» (июнь 1921 г.), но угнетающая картина разорения и «голодной тоски» вдруг сменяется вопросом: «Отчего же нам стало светло?» Мотивировка как будто сводится к живительной силе летней природы. При желании тут можно было. увидеть (и некоторые видели) «принятие революции». Однако речь идет, скорее всего, о религиозном просветлении, о чудесном, по православной традиции мгновенном укреплении душевных сил по контрасту со всем окружающим:
И так близко подходит чудесное
К развалившимся грязным домам…
Никому, никому неизвестное,
Но от века желанное нам.
Таким же стихом написано в 1922 г. «Предсказание» («Видел я тот венец златокованный…») - монолог некоего духовного наставника, предлагающего вместо «ворованного» венца терновый венец: «Ничего, что росою багровою / Он изнеженный лоб освежит». Героиня Ахматовой, просветленная, вступала на путь духовного подвига. Тонкая женственность («изнеженность») отныне органически сливается в ее стихах с суровой мужественностью.
Упование на божественную мудрость и справедливость отнюдь не означает ожидания прямой, тем более немедленной помощи свыше. Исключается не только ропот, но и молитва как просьба, мольба. Во 2–е издание «Anno Domini» Ахматова «включила, наверное, самое безжалостное и жестокое стихотворение, какое когда–либо написала женщина–мать»:
Земной отрадой сердца не томи,
Не пристращайся ни к жене, ни к дому,
У своего ребенка хлеб возьми,
Чтобы отдать его чужому.
И будь слугой смиреннейшим того,
Кто был твоим кромешным супостатом,
И назови лесного зверя братом,
И не проси у Бога ничего.
Сборник «Anno Domini» первоначально (ноябрь 1921 г., на обложке — 1922) состоял в основном из стихов 1921 г., потом пополнился написанным в следующем году, но включал и несколько более ранних стихотворений, в том числе 1915 г.: «Покинув рощи родины священной…» и «Смеркается, и в небе темно–синем…» впоследствии вместе со стихотворением «В то время я гостила на земле…» (1913) составили цикл «Эпические мотивы», который открывает серию автобиографических и философских «монологов», написанных характерным для стиха драматургии белым 5–стопным ямбом; в раздел «Голос памяти» включены «Тот август, как желтое пламя…» и «Колыбельная», определено связанное с уходом Н.С. Гумилева на войну. После его ареста в августе 1921 г. Ахматова написала два тревожных четверостишия — «Не бывать тебе в живых, / Со снегу не встать…», где говорится о гибели в бою израненного воина (перекличка со стихами 1915 г.). Заключение — как бы в фольклорном духе: «Любит, кровушку / Русская земля». В том же августе в подражание народному плачу пишется посвященное памяти Ал. Блока «А Смоленская нынче именинница…» (Блок первоначально был похоронен на Смоленском кладбище). Ночью 25 августа, которую впоследствии Ахматова считала датой расстрела Гумилева (точная дата неизвестна), появляется стихотворение «Страх, во тьме перебирая вещи…» Его героиня предпочла бы собственную казнь постоянному страху, тревоге за того, с кем делила ложе: «Запах тленья обморочно сладкий / Веет от прохладной простыни» («запах тленья», писала Ахматова, ей запомнился с похорон Блока, но образ у нее, как обычно, синтетичен). В сентябре создается «Заплаканная осень, как вдова…» Ту же тему развивают «Я гибель накликала милым…», миницикл «Царскосельские строки» («Каждая клумба в парке / Кажется свежей могилой», «Все души милых на высоких звездах»), напечатанный гораздо позднее и с неверной датировкой (1941, 1944 вместо 1921), маскирующей истинный смысл стихов — поминовение поэтов Царского Села. Если в раннем творчестве Ахматова часто говорит о собственной смерти, то теперь тема преждевременной и насильственной смерти близких, а затем и многих явно вытесняет первоначальный вариант этой темы. Героиня «Реквиема» после приговора сыну скажет: «Надо снова научиться жить», — хотя смерть и признается избавительницей.
В «Anno Domini» завершается «шилейковский» цикл и появляется ряд стихов о чувственной любви и ревности, есть в них и угроза разрыва с неверным любимым. За образом этого героя стоит не аскет Шилейко, а полная ему противоположность — А.С. Лурье, композитор футуристического толка и заведующий музыкальным отделом Наркомпроса, человек вполне безнравственный, некрасивый внешне, но притягательный, как порок. От идеи служения избранному другу, т.е. Шилейко, Ахматова бросилась в иную крайность. Но в августе 1922 г. советский музыкальный комиссар отбыл в загранкомандировку, откуда предпочел не возвращаться. Ахматова иногда вспоминала о нем в стихах вплоть до последних лет жизни, например, в лирическом диптихе «Из «Черных песен»« (1961), е определенно сконтаминированы образы Анрепа и Лурье. И здесь желаемое выдавалось за действительное: давно уехавший друг сравнивается с воющей женщиной, а лирическая героиня держится с гордым достоинством («Он больше без меня не мог… Я без него могла»).
Но и до этой потери отношение к добровольно эмигрировавшим, по крайней мере в стихах, было суровым. В июле 1992 г. противопоставляются «бросившие землю» (оставившим страну «на растерзание врагам» отказано в «песнях») и изганные. Хотя в печати уже были напоминания в связи с этим стихотворением о высылке летом 1922 г. многих русских литераторов, прежде всего философов, все ахматоведение пока отождествляет «бросивших землю» и «изгнанников». Но персонажи первой и второй строф — разные, и различно отношение к ним поэта. Ко вторым оно исполнено жалости и сочувствия («Темна твоя дорога, странник, / Полынью пахнет хлеб чужой»). Эта строфа — по сути, протест против политической акции советской власти. Особенно же смело сказано об оставшихся, не избежавших «ни единого удара». Говорится о будущем историческом оправдании «каждого часа» их жизни (не самих людей — им не в чем оправдываться: «… в мире нет людей бесслезней, / Надменнее и проще нас»). В отличие от стихотворения «Согражданам»? («Петроград, 1919») теперь с заключенным (и больным) сравниваются не оставшиеся, а высланные.
Петрограду 1919 г. в «Anno Domini» противопоставляется Бежецк (одноименное стихотворение, написанное 26 декабря 1921 г. и поставленное вторым в сборнике), старый русский город, где «белые церкви», где «люди, как ангелы. Божьему празднику рады», полный «веселым рождественским звоном». В Бежецке у бабушки А.И. Гумилевой, жил сын Ахматовой Лева («Там милого сына цветут васильковые очи»). В цикле «Библейские стихи» выделяется «Лотова жена» (1924) с вольной трактовкой источника. Жена Лота не может не оглянуться, вопреки запрету, «на красные башни родного Содома» — и застывает соляным столпом, но эта не оплакиваемая никем грешница не осуждается поэтом: «Лишь сердце мое никогда не забудет / Отдавшую жизнь за единственный взгляд». Ахматова отныне не раз будет бросать взгляд в прошлое, в то время, когда героиня (точнее, героини) ее ранней лирики столько страдала от любви и не раз готовилась к смерти.
В «Anno Domini» содержатся стихотворения 1921–1922 годов «Ангел, три года хранивший меня…», «Пока не свалюсь под забором…», «На пороге белом рая…» об умершем друге–покровителе, оставшемся идеалом для героини. В нем узнается умерший в 1919 г. Н.В. Недоброво, автор статьи «Анна Ахматова» (1915), которую Анна Андреевна считала пророческой, открывшей ей самой внутренний источник всей ее будущей силы. Но в контексте сборника возникают ассоциации и с Гумилевым («Ни роз, ни архангельских сил» — реминисценция из его «Пятистопных ямбов», обращенных к Ахматовой). И Недоброво, и Гумилев, и иные друзья и близкие Ахматовой также еще не раз будут напоминать о себе в ее стихах — то вместе, то по отдельности. В 1923 г. в «Новогодней балладе» героиня встречает новый год с мужем и друзьями. С речами выступают «хозяин» и два друга, но «шесть приборов стоят на столе, / И один только пуст прибор» — самой героини, которую окружают мертвые; они, по словам младшего, «выпить должны за того, / Кого еще с нами нет». Это — «мыслям моим в ответ». Мертвые и живые по–прежнему неразлучны. Впоследствии мотив мрачного Нового года прозвучит в 1940 г. («С Новым годом! С новым горем!…»), а новогодний «парад» мертвецов, выходцев из довоенного 1913 г., составит сюжетную основу «Поэмы без героя», в которой есть прямая цитата из «Новогодней баллады»: «И вино, как отрава, жжет». В «Anno Domini» специально выделен раздел «Голос памяти», включающий и дореволюционные стихи.
- Очень средний кризис. Не очень среднего возраста - Ирина Дорфман - Русская современная проза
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Средний танк Т-34 - Михаил Барятинский - Техническая литература
- Бурный XVI век. Габсбурги, ведьмы, еретики, кровавые мятежи - Фрэнсис Вейнс - Исторические приключения
- Наш современник — Чехов - Юрий Нагибин - Критика