«Митьки» и искусство постмодернистского протеста в России - Александар Михаилович
0/0

«Митьки» и искусство постмодернистского протеста в России - Александар Михаилович

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно «Митьки» и искусство постмодернистского протеста в России - Александар Михаилович. Жанр: Искусство и Дизайн / Прочее. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги «Митьки» и искусство постмодернистского протеста в России - Александар Михаилович:
Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.
Читем онлайн «Митьки» и искусство постмодернистского протеста в России - Александар Михаилович

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 ... 80
их перформансов середины 1980-х годов включал симуляцию гомосексуального изнасилования близ железной дороги:

Двое членов группы, одетые в тельняшки, с головами, перевязанными «окровавленными» бинтами <…>, и с приспущенными штанами встали неподалеку от железнодорожных путей. Другие, тоже перевязанные бинтами, расположились чуть дальше в кустах. Когда подъезжал очередной поезд, первые двое начинали изображать гомосексуальный половой акт, а остальные выскакивали из кустов и начинали имитировать яростную драку <…>. Это зрелище посреди пустынного заснеженного ландшафта выглядело не просто странно и непонятно, но и страшно. Оно, должно быть, повергало <…> в шок. Один товарный поезд <…> уносясь прочь, долго и надрывно гудел, будто пытаясь отогнать жуткое видение[352].

Возможно, в процитированном выше высказывании Тихомиров развивает некрореалистскую провокационную риторическую подачу гомосексуальности как аспекта быта военных организаций, в частности флота. Не преуменьшая и не недооценивая неодобрения, с каким Тихомиров относится к тому, что, по его мнению, является личным выбором, его рассуждения о гомосексуальности можно также интерпретировать как частный случай его представления о сексуальности как таковой как о результате случая — или, если воспользоваться его же выражением, «игры» с непредсказуемыми силами. Учитывая нежелание многих российских геев и лесбиянок того времени рассматривать свою сексуальность в качестве всеобъемлющей идентичности, а также теплые личные отношения Тихомирова со многими российскими художниками, певцами и кинематографистами нетрадиционной ориентации, особенно с Тимуром Новиковым, вопрос «Но, может быть, и все на этом?» можно истолковать как вопрос о том, так ли уж разумно и желательно делать сексуальность частью исчерпывающего самоопределения.

Конечно же, интерес Тихомирова к утопическим возможностям очищения социальных ролей от традиционных гендерных маркеров — или обмена этими маркерами между полами, переворачивания привычных культурных конструктов, определяющих жизнь женщин и мужчин, — это еще и чрезвычайно «митьковская» цель. Сам Тихомиров рассматривает себя и как члена движения, и как воплощение целой группы; он и «митек», и отдельная художественная артель, объединяющая режиссера, художника и писателя. Как было показано в предшествующих главах, асексуальность служит моделью коллективного этоса в «митьковском» творчестве. Не так давно американские критики Лорен Берлант и Ли Эдельман высказались за исследование «секса без оптимизма», отвергнув утешительный нарратив о плотских радостях и идею физической близости как отсрочку или избавление от социальной аномии и несчастий. Однако, отмечает Берлант, личные и культурные практики, не имеющие отношения к сексуальности, не обязательно отрицают или исключают ее. Она пишет, что «облегчение, игра, прерывание, сбой <…> создают интересное пространство», где могут возникать «другие ритмы» и «формы столкновения с сексуальностью»[353]. Предложенное Берлант понимание того, что можно назвать лиминальным характером асексуальности в культурной практике, во многом родственно «митьковскому» взгляду на сексуальность. Примеры любви, основанной на физической интимности, мы наблюдаем в произведениях Флоренских (изображающих как их собственный творческий союз, так и сексуально активных персонажей) и даже в мире прозы Шинкарева, представляющей собой своеобразное сочетание черного юмора и сказочного лиризма, где эротическая любовь изображается как глубоко эмоциональный, пусть подчас и далекий, идеал физической сплоченности и сердечной приязни между участниками движения.

Все эти ассоциации особенно ярко проявляются в последнем на данный момент крупном произведении Тихомирова — романе 2017 года «Евгений Телегин и другие». В этом смелом произведении, переносящем действие пушкинского романа в стихах «Евгений Онегин» в контекст молодежных культур Ленинграда 1970-х годов, советское государство предстает склеротическим, неспособным влиять на повседневную жизнь граждан. В романе Тихомирова нет настоящих верующих или патриотов, есть лишь разочарованные бывшие консерваторы (например, умирающий дядя Евгения, который, прочитав Солженицына, вырывает из своих книг портреты Ленина и Сталина) и молодые люди, которым нет никакого дела до пионерии и комсомола. Здесь, как и в других произведениях автора, добрые дружеские отношения возникают в обход административного государства, которое оказывается бессильным остановить наплыв молодежных движений, творящих собственные мифы: «Даже вмешательство Генерального секретаря партии не дало результата»[354]. Пушкинский скучающий аристократ начала XIX века превращается в запойного читателя букинистических изданий и увлеченного слушателя «Beatles», «Rolling Stones» и «Jethro Tull». В отличие от Онегина, Телегин испытывает скуку особого рода: ему наскучила лишь нормативная советская культура, с которой он борется, в частности, посредством бунта против собственных разведенных родителей. На даче покойного дяди он слушает пластинки на дядином катушечном магнитофоне «Чайка» и проводит время с молодым художником-нонконформистом по имени Владимир Ленин — пародийной версией пушкинского Ленского. Между Телегиным (чьи родители принадлежали к советской элите, много путешествовали) и Владимиром (с сестрами Татьяной и Ольгой) зияет классовая пропасть.

Для нас особенно важен эпизод в середине романа, описывающий ревность, которая охватывает Владимира при виде Евгения, флиртующего с Ольгой во время танцев на берегу озера под музыку из телегинского магнитофона. Музыка оказывает на молодых людей эротическое и совершенно непреодолимое воздействие. Захвативший слушателей «жесткий ритм» усугубляет ревность и гнев Владимира:

Кровь застучала ему в виски и уши горячими молотками. Особенно невыносимо было зрелище этих сдвинутых колен. Будь эти колени даже анонимными, все одно: подобные движения и касания показались ему в высшей степени непристойными, хуже самых откровенных объятий и поцелуев. И все эти танцы немедленно показались Володе возмутительными, гадкими[355].

Тихомиров описывает этот момент с точки зрения Владимира, который постигает природу такой музыки в момент, когда она всецело им завладевает. Разрыв дружбы совпадает со смертью друга главного героя, однако здесь Владимир, в отличие от пушкинского персонажа, гибнет не от руки Евгения, а становится жертвой собственной ярости. Он замахивается бревном на Евгения, который поворачивается к другу спиной. Тот падает головой вперед на каменистое мелководье и получает смертельную травму. Еще до этого рассказчик говорил о потаенном эротизме музыки, явно отсылая к «Крейцеровой сонате» Толстого: с того момента, как Евгений услышал новую, «настоящую» музыку, «началась у него новая, иная жизнь, да и не только у него, а у всего поколения»[356].

Отношение автора к рок-музыке неоднозначно. Нередко музыка в романе функционирует как здоровый стеб — русская риторическая практика, при которой общепринятые представления высмеиваются при помощи наигранных иронических высказываний и поступков. Некоторые, отмечает один из первых российских рок-критиков Александр Житинский в связи с ленинградской музыкальной сценой, склонны были усматривать в стебе нечто антиобщественное, чего в нем, в сущности, не было: «Понятие стеба очень глубоко и ветвисто. Стеб тоже является одной из форм самозащиты от „взрослых“. Точнее, от дураков». С риторической точки зрения стеб, получивший широкое распространение в ленинградских рок-кругах накануне распада Советского Союза, основан, по мнению Житинского, «на тонкой невозмутимой иронии и желании подразнить тех же дураков»

1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 ... 80
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу «Митьки» и искусство постмодернистского протеста в России - Александар Михаилович бесплатно.

Оставить комментарий

Рейтинговые книги