Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг(Без иллюстраций) - Бенгт Янгфельдт
- Дата:14.10.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг(Без иллюстраций)
- Автор: Бенгт Янгфельдт
- Год: 2009
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Императоры и вредители
Маяковский осудил саботажников одним из первых — уже на следующий день после суда он опубликовал стихотворение “Вредитель” в “Комсомольской правде”. Он обвинял инженеров в том, что на щедрость советской власти — хорошие квартиры и лучшие пайки — они ответили саботажем, на который их подвигнул иностранный капитал. Стихотворение примитивно и политически наивно; возможно, Маяковский написал его по заказу — в то время “Комсомольская правда” была его главным работодателем. Но это не оправдание. Не оправдывает его и то, что он был не один в хоре праведных, — были же поэты, уверенные, что стране угрожают не инженеры-шахтеры, а именно сфальсифицированные обвинения, примером которых и было шахтинское дело.
Так считал Борис Пастернак. За неделю до шахтинского процесса в письме к своей кузине Ольге Фрейденберг он констатировал:
А ты знаешь, террор возобновился, без тех нравственных оснований и оправданий, какие для него находили когда- то, в самый разгар торговли, карьеризма, невзрачной “греховности”: это ведь давно уже далеко не те пуританские святые, что выступали в свое время ангелами карающего правосудья. И вообще — страшная путаница, прокатываются какие-то, ко времени не относящиеся волны, ничего не поймешь.
Против усиления роли органов госбезопасности отреагировал и Осип Мандельштам, выступивший в защиту шести высокопоставленных банковских сотрудников, приговоренных к смертной казни. В день начала шахтинского процесса он отправил главному редактору “Правды”, члену политбюро Николаю Бухарину свой поэтический сборник с надписью, смысл которой, по воспоминаниям жены, был следющий: “..в этой книге все протестует против того, что вы хотите делать”. Как ни странно, протест возымел эффект: через некоторое время Бухарин сообщил Мандельштаму, что смертный приговор заменили заключением.
Маяковский не был ни оппортунистом, ни циником, но он был политически наивен и, в своем стремлении участвовать в построении нового и лучшего общества, проявлял слепоту, мешавшую увидеть, что в реальности подобные процессы противодействовали такому развитию; и, в отличие от Пастернака, он не отличался склонностью к философскому анализу. Но он не был кровожадным и где-то понимал то, что понимал Пастернак, — что насилие не выход.
Сложные психологические переживания той поры нашли отзвук в двух стихотворениях, написанных во время четырехдневного пребывания в Свердловске в январе 1928 года. “Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру” повествует о рабочем, который получил от рабочего жилищного кооператива новую светлую квартиру с горячей и холодной водой и чувствует себя так, “как будто / пришел / к социализму в гости”. Стихотворение воспевает советскую власть и ничем не отличается от сотен злободневных текстов, созданных Маяковским в эти годы. Но одновременно он написал стихотворение иного рода — “Император”, которое хотя и публиковалось при жизни поэта, но долго оставалось известным только специалистам.
В Екатеринбурге (в 1924 году переименованном в Свердловск) летом 1918 года казнили царскую семью. Стихотворение начинается с воспоминания: “…то ли пасха, / то ли — / рождество”, на московских улицах полно полицейских, мимо Маяковского проезжает ландо, в котором сидит “военный молодой / в холеной бороде”, перед ним “четыре дочурки”. В следующем фрагменте мы попадаем уже в Свердловск. Вместе с “председателем исполкома” Маяковский ищет шахту, в которую сброшены останки царской семьи. “Вселенную / снегом заволокло”, единственное, что можно разглядеть, — это “следы / от брюха волков / по следу / диких козлов”. Но в конце концов они находят искомое место: “… у корня, / под кедром, / дорога, / а в ней — / император зарыт”. Здесь только “тучи / флагами плавают, /да в тучах / птичье вранье, / крикливое и одноглавое, / ругается воронье” — вместо, подразумевается, двуглавого орла. Картина страшна и впечатляюща. Что она изображает? Крах царизма? Разумеется. Но, может быть, поэт имел в виду и нечто иное? На это намекают строкииз рабочей версии стихотворения: “Я голосую против. / <…> Живые так можно в зверинец их / Промежду гиеной и волком. / И как ни крошечен толк от живых / от мертвого меньше толку / Мы повернули истории бег. / Старье навсегда провожайте. / Коммунист и человек / Не может быть кровожаден”. Здесь выражается запретная мысль, а именно: убийство царской семьи безнравственно — и безнравственно не вообще, а исходя из норм коммунистической морали.
Что это за “птичье вранье”? Вранье об убийстве? Вранье о том, что казнь императора и его “дочурок” оправданна? Слышим мы здесь голос Маяковского-отца, представлявшего, как падают на пол четыре девочки, подкошенные пулеметной очередью в подвале Ипатьевского дома летом 1918 года? Во время визита в Варшаву весной 1927-го Маяковский встречался с послом Советского Союза в Польше Петром Войковым, убитым в Варшаве в июне того же года. Войков был одним из организаторов убийства царской семьи, именно он достал кислоту, с помощью которой тела были обезображены. Рассказывал ли он Маяковскому о том, как проходила казнь? Указал ли он место, куда были сброшены тела?
Этого мы не знаем, но известно одно: звездными сибирскими ночами Маяковский, погрузившись в созерцательное состояние, помимо многозначного “Императора”, написал следующие элегичные строки — посвятив их, надо полагать, Лили:
Уже второй должно быть ты легла В ночи Млечпуть серебряной Окою Я не спешу и молниями телеграмм Мне незачем тебя будить и беспокоить
Катализатор Пастернак
В 1927–1928 годах масштабные преобразования происходили не только в политике, но и в области литературы. С начала двадцатых литературная жизнь характеризовалась борьбой между различными писательскими объединениями. Помимо политически ортодоксальных пролетарских писателей РАППа и эстетических догматиков Лефа существовал целый спектр мелких группиро-
Борис Пастернак, понимавший происходящее в Советском Союзе лучше, чем многие другие. Фото 1926 г.
вок и объединений — а также писатели, не принадлежавшие ни к одной группе. К последним относились “попутчики”, основным защитником которых выступал критик Александр Ворон- ский, главный редактор журнала “Красная новь”. Когда в 1927 году Воронский, перейдя на сторону троцкистской оппозиции, лишился этого поста, “попутчики” получили новый рупор: журнал “Новый мир”, главный редактор которого Вячеслав Полонский с презрением относился к экстремизму РАППа и Лефа, придерживался более “либеральной” линии и с уважением отзывался
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Пролог в поучениях - Протоиерей (Гурьев) Виктор - Православие
- Облако памяти - Дина Идрисова - Русская современная проза
- Загадка и магия Лили Брик - Аркадий Иосифович Ваксберг - Биографии и Мемуары
- Волшебное облако - Патриция Уилсон - Современные любовные романы
- Дата на камне - Леонид Платов - Прочие приключения