Признательные показания. Тринадцать портретов, девять пейзажей и два автопортрета - Сергей Чупринин
- Дата:20.06.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: Признательные показания. Тринадцать портретов, девять пейзажей и два автопортрета
- Автор: Сергей Чупринин
- Год: 2012
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэты — кроме совсем уж закоренелых аутистов — по-прежнему хотят быть услышанными, по-прежнему хотят предложить (навязать) всем нам свое миропонимание, свое настроение, свою манеру говорить, и я не склонен иронизировать по этому поводу. А вот разговоры относительно того, что творчество и чудотворство уже уравнялись в России с филателией, считаю лукавством.
Как лукавством считаю я и предложение жестко отделить подлинных поэтов (их число всегда конечно) от тех, кто только притворяется или только мнит себя поэтами (имя им — легион).
Во-первых, потому, что демаркационная линия между чудотворством и графоманией пролегает зачастую не между поэтами, а внутри стиховых массивов, и эстетически вменяемые читатели легко приведут примеры графоманских упражнений у Фета или Блока, равным образом найдя по одной-две отменной вещи у тех, кто родом, казалось бы, из «легиона», — навскидку напомню «Балладу о прокуренном вагоне» Александра Кочеткова, а затем отошлю интересующихся к евтушенковской антологии «Строфы века», где число таких уединенных шедевров, вроде бы не поддержанных общим контекстом творчества того или иного автора, измеряется десятками.
Во-вторых, потому, что в оценках и приговорах ценителям не сойтись, и если я, допустим, назову Геннадия Айги графоманом, а Пригова поэтом, то Вл. Новиков, чье мнение ничуть не менее достойно внимания, чем мое, тут же Айги причислит к гениям, а Пригова отбросит к графоманам, тогда как под пером Ст. Рассадина не поздоровится ни Айги, ни Пригову, ни, скажем, Сосноре, стихи которого мы с Вл. Новиковым ценим одинаково высоко.
И наконец, третье…
Километрами — реже по душе, чаще по профессиональной надобности — читая нынешние стихи, смею утверждать, что из четырнадцати-пятнадцати тысяч тех, кто называет себя поэтами, к безнадежным графоманам относится половина. Ну, может быть, две трети пишущих.
К ним, разумеется, вполне применима едкая инвектива Александра Грина:
«Я возмущен тем, что меня открыто и нагло считают дураком, подсовывая картину или стихотворение с обдуманным покушением на мой карман, время и воображение… Все это — здоровые ребята, нажимающие на звонок у ваших дверей и убегающие прочь, потому что сказать им нечего».
Но ведь, вернемся к арифметике, остается еще пять тысяч человек — тех, кому есть что сказать и кто умеет говорить стихами, транслируя urbi еt orbi свой неповторимый опыт, умело дирижируя нашим настроением, вполне профессионально освежая наш язык и наши чувства.
Боже ж ты мой — пять тысяч! и число их неумолимо пополняется!..
Зачем нам столько — пишущих примерно на одном и, замечу, вполне пристойном уровне, жадно вопрошающих — с магазинной ли полки, с журнальной ли полосы, в застольном ли разговоре? — неужели в том, что я пишу, не дышат почва и судьба, неужели это — не поэзия? А если поэзия, то где же отклик, где признание?
Мне этим людям — «бесполезным и упорным в своем подвиге», как выразился бы Мандельштам, ответить нечего.
Ведь не нахамишь же — вас, мол, слишком много.
И не буркнешь, подобно Дмитрию Волчеку:
«Даже странно, что такая второстепенная, почти не приносящая прибыли и славы вещь, как литература, все еще привлекает табуны тщеславных болванов».
Ибо не все, конечно, но многие из наших пятитысячников действительно живут только стихами и действительно живут на разрыв аорты.
Ибо не все, конечно, но многие из них талантливы, не чрезмерно, умеренно, но достаточно для того, чтобы писать стихи, в принципе достойные и публикации, и читательского внимания.
Ибо не все, конечно, но многие из них поступились бы достатком, карьерой, много еще чем ради того, чтобы именно поэтами, а не в каком-то ином качестве, войти в благодарную память современников и потомков.
Какая уж тут филателия, какая рыбная ловля!
Беда, чистая беда! — и для поэтов, которые, право же, неповинны в том, что Господь всемогущий не дал им избыточного таланта ли, сил ли, фарта ли, чтобы быть принятыми в круг расчисленных светил или ворваться в него беззаконнной кометой — как ворвался, единственный известный мне за десятилетие пример, Борис Рыжий.
Но ведь и мы, читатели, тоже ни в чем не повинны. Ни в том, что читаем (если читаем) тех, кого и раньше читали, ориентируясь и в этом скорее на знакомые бренды, чем на собственные разыскания в курганах книг, похоронивших стих. Ни в том, что не торопимся производить эти самые личные разыскания. Ни в том, что не слишком доверяем как похвальбе одних сочинителей (типа — «из моих стихотворений к классике можно отнести десятка три, каждое третье из них конкурентоспособно на уровне мировых стандартов»), так и «медвежьим» похвалам типа — «М. через сорок лет вой дет во все хрестоматии, а в учебники истории литературы он будет вписан — как самое яркое явление русской поэзии рубежа столетий» или «Г. пишет, может быть, самые сильные на сегодняшний день русские стихи».
Вот вам и ответ на первый из судьбоносных вопросов.
Кто виноват в том, что поэзия, находящаяся сейчас в неплохой в общем-то форме, востребуется столь слабо, столь неадекватно и своим притязаниям, и внутреннему наполнению?
Правильно: никто не виноват — ни поэты, ни их потенциальные читатели.
Тогда спросим по-другому: что делать? И надо ли вообще что-либо делать в такой культурной ситуации?
Осип Мандельштам, предлагая в статье «Армия поэтов» изучать повальное стихотворчество «как всякое массовое, хотя бы и бесполезное, но имеющее глубокие культурные и физиологические причины производство», выражал, помнится, надежду на то, что «волна стихотворной болезни неизбежно должна схлынуть в связи с общим оздоровлением страны».
Согласимся?
Или погодим — до той, по крайней мере, поры, когда сочинение стихов в России будет не только манифестироваться как частное дело, но и станет этим самым частным, неамбициозным делом — действительно чем-то вроде собирания марок или рыбной ловли?
Или, есть ведь и такие мнения, дождемся явления Поэта, и стих вновь зазвучит, как колокол на башне вечевой?
Предоставляю читателю этой статьи самостоятельно выбрать наиболее (для него) приемлемую версию ответа.
Или, если ход и итоги авторских рассуждений вызвали у читателя глубокое разочарование (раздражение, гнев, обиду или смешки), можно предложить и собственный ответ.
Например, такой — тоже взятый, впрочем, у Мандельштама: «…критики очень любят предаваться грустным размышлениям, где только увидят кучу стихов».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Столпы Творения - Терри Гудкайнд - Иностранное фэнтези
- Древний рим — история и повседневность - Георгий Кнабе - История
- Война во времени - Александр Пересвет - Научная Фантастика
- Целительные свойства нашей пищи. Лечение суставов и болезней опорно-двигательного аппарата - Майя Гогулан - Здоровье