Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка личности и творчества - Т. Толычова
- Дата:05.07.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка личности и творчества
- Автор: Т. Толычова
- Год: 2006
- Просмотров:6
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Статья Киреевского явилась крупным событием дня и обратила на себя внимание многих. Граф Комаровский написал автору письмо, в котором выразился, что статья Киреевского «истинно производит впечатление какого-то путешествия в новооткрытые страны: столько тут нового и в стиле, и в идеях, даже во многих отношениях в самом направлении (les tendances). Ручаюсь, — замечает граф Комаровский, — что ни один православный человек, ни один патриот (plus d'un orthodoxe, plus d'un patriote) может почувствовать, благодаря вашим строкам, несказанную радость Робинзона, когда он вдруг на своем необитаемом острове нашел следы человека…»
Грановский заявлял И. С. Аксакову, что решительно не согласен с Киреевским, но находил его статью превосходно написанною. Взгляды Киреевского, однако, не вполне разделяли и ближайшие его друзья, сотрудники того самого издания, в котором была напечатана его статья. «Если вы прочли „Сборник“, писал И. С. Аксаков — И. С. Тургеневу, — то вас, может быть, смутила статья Киреевского. Знайте, что ни Константин[266], ни я, ни Хомяков не подписались бы под этой статьей» Хомяков написал даже возражение своему другу, которое предназначалось к напечатанию во 2-й книге «Московского сборника»; книге этой не суждено было появиться в свете, и статья Хомякова впервые была напечатана лишь в посмертном собрании сочинений его. Разница во взглядах между тем и другим автором прежняя: оба признают безусловную цельность основного начала древнерусского просвещения, но Киреевскому представляется это начало вместе с тем целостно выразившимся и в жизни, тогда как Хомяков находит в древнерусской жизни немало препятствий к полному осуществлению идеала и много черт, указывающих на его потемнение и односторонность развития…
Направление «Московского сборника» было признано властями предосудительным и продолжение издания запрещено. К числу статей, подлежащих запрещению, была отнесена и статья Хомякова «По поводу статьи Киреевского», представленная в цензуру в рукописи вместе с другими статьями, предназначенными к печатанию во 2-й книге «Сборника». Главным участникам «Сборника», в том числе и Киреевскому, было вменено в обязанность впредь представлять все свои сочинения для рассмотрения непосредственно в Главное управление цензуры, что было крайне для них стеснительно и почти равносильно запрещению…
Киреевский снова перестал писать для печати и уехал на житье в свое Долбино. «Литературные занятия мои, — писал он в октябре 1852 года Кошелеву, — ограничиваются кой-каким чтением, и то нового читаю мало, а старое охотнее, может быть, оттого что сам состарился. Однако же не теряю намерения написать, когда можно будет писать, курс философии, …в котором, кажется, будет много новых истин, то есть новых от человеческой забывчивости…»
Живя в Долбине, в деревенском затишье и уединении, и работая над своим философским сочинением, Киреевский занялся изучением в подлинниках творений Святых Отцов, в том, между прочим, убеждении, что «направление философии зависит, в первом своем начале, от того понятия, которое мы имеем о Пресвятой Троице». Из Долбина он часто ездил в соседнюю Оптину пустынь; он проводил в монастыре нередко целые недели, сблизился с некоторыми из монастырской братии, особенно с духовником своим, отцом Макарием, и принял живое участие в монастырских изданиях переводов святоотеческих сочинений: просматривал рукописи переводов, исправлял все корректуры, заведовал печатаньем, вел сношения с типографией, цензурою, книгопродавцами…
К этому периоду жизни Киреевского относятся два больших письма его к Кошелеву. Одно из этих писем свидетельствует об обширных сведениях Киреевского в богословской литературе своего времени и характеризует настроение мыслей его в данный момент. «Существеннее всяких книг и всякого мышления, — пишет он, — найти святого старца, который бы мог быть твоим руководителем, которому ты мог бы сообщать каждую мысль свою и услышать о ней не его мнение, более или менее умное, но суждение Святых Отцов; такие старцы, благодаря Богу, еще есть в России, и если ты будешь искать искренно, то найдешь…»
Другое письмо, помеченное 15 октября 1853 года, было написано Киреевским по поводу книги швейцарского пастора Вине (Vinet) об отношении церкви к государству. Киреевский соглашается с автором, что «в большей части государств, где есть господствующая религия, правительство пользуется ею, как средством для своих частных целей и под предлогом покровительства ей угнетает ее», но находит, что «это бывает не потому, что в государстве есть господствующая вера, а, напротив, потому, что господствующая вера не господствует в государственном устройстве» вследствие разрыва между убеждениями народа и правительства. Оспаривая затем утверждение Вине, будто православная церковь всегда находилась под угнетением правительства, Киреевский объясняет «утеснительные» действия Грозного по отношению к церкви тем, что он был еретик, «что его понятие о границах, или, правильнее, о безграничности его власти и об ее разорванности с народом было не христианское, а еретическое, это до сих пор всенародно свидетельствуют святые мощи митрополита Филиппа…»
Киреевский не допускает совершенной независимости церкви и государства и полной веротерпимости: отвергая безусловно всякие насилия в деле свободного убеждения, он находит, что государство должно для оправдания своего существования согласоваться с церковью, проникаться духом ее и видеть в своем существовании только «средство для полнейшего и удобнейшего водворения церкви Божьей на земле»; с другой стороны, «там, где народ связан внутренно одинакими убеждениями веры, там он вправе желать и требовать, чтобы и внешние его связи — семейные, общественные и государственные — были согласны с его религиозными внушениями и чтобы правительство его было проникнуто тем же духом…»
Кроме указанных писем, за время жизни Киреевского в Долбине сохранились два письма от 1855 года — одно к К. С. Аксакову по поводу статьи последнего о русских глаголах, другое к Погодину, помеченное «последним днем 1855 года». Во втором из этих писем Киреевский выражает радость по поводу случайного совпадения его мыслей с мыслями Погодина о наших несчастьях под Севастополем. «Да, любезный друг, — писал он, — эти страданья очистительные, эта болезнь к здоровью. Мы бы загнили и задохлись без этого потрясения до самых костей. Россия мучается, но это муки рожденья. Тот не знает России и не думает о ней в глубине сердца, кто не видит и не чувствует, что из нее рождается что-то великое, небывалое в мире. Общественный дух начинает пробуждаться. Ложь и неправда, главные наши язвы, начинают обнаруживаться. Ужасно, невыразимо тяжело это время, но какою ценою нельзя купить того блаженства, чтобы русский православный дух — дух истинной христианской веры — воплотился в русскую общественную и семейную жизнь! А возможность этого потому только невероятна, что слишком прекрасна…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Увидеть лицо - Мария Барышева - Ужасы и Мистика
- Конструкция норвежских каркасных домов. Часть 9: Стены - Владислав Воротынцев - Руководства
- Ярослав Умный. Конунг Руси - - - Историческая фантастика
- Собрание сочинений в пяти томах. Том третий - Иван Ефремов - Научная Фантастика
- «Я хотел служить народу...»: Проза. Пьесы. Письма. Образ писателя - Михаил Афанасьевич Булгаков - Биографии и Мемуары / Драматургия / Разное / Критика / Прочее / Советская классическая проза