Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар
- Дата:20.06.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: Шолохов. Незаконный
- Автор: Прилепин Захар
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но у Шолохова были свои цели в романе, и «свойский парень» Валет ему не был нужен.
* * *Хрисанф Токин – один из основных героев романа, наряду с Аникушкой и Шамилями кочующий из главы в главу.
Христоня – единственный из числа природных казаков, кто наряду с Мелеховым сразу склонился к большевикам. Он добрый казачина, безоговорочно смелый, но душа его почти по-детски простая, а ум – незамысловат. Атаманец, словом. Мы помним, как относился к ним Шолохов, называя «дурковатыми» всех атаманцев поголовно.
Иной раз Христоня, будто юродивый, проговаривает простые истины, забываемые людьми. При всей своей огромности, при всём бесстрашии – он жалостливый казак. Это Христоня, оттаскивая Мелехова от приговорённого к смертной казни Подтёлкова, говорит слова, вмещающие суть всего шолоховского романа: «Господи божа, что делается с людьми!..»
На полустанках Первой мировой впервые встречается в романе ещё один будущий большевик – дезертир императорской армии Яков Фомин. В первое своё явление на страницах романа выглядит он стыдно и жалко. Начавшийся революционный хаос спасает Фомина от суда. Он примкнёт к большевикам и в итоге, напомним, вырастет до председателя Вёшенского ревкома. Пётр Мелехов скажет о Фомине просто: «Дурак, как Христоня».
Вслед за Григорием Мелеховым, принявшим большевистскую сторону, перешёл к большевикам, цитируем роман: «…конокрад Максимка Грязнов, привлечённый к большевикам новизною наступивших смутных времён и возможностями привольно пожить».
На стороне новой власти и казак Алексей Урюпин, кличка – Чубатый. Урюпин и Григорий Мелехов служат в одном взводе во время Первой мировой. «Был Урюпин высок, сутуловат, с выдающейся нижней челюстью и калмыцкими косицами усов; весёлые, бесстрашные глаза его вечно смеялись; несмотря на возраст, светил он лысиной, лишь по бокам оголённого шишкасто-выпуклого черепа кустились редкие русые волосы».
Лысые казаки были редкостью. Как и в случае с Валетом, Шолохов недаром наделяет будущего большевика своеобразной и почти пугающей внешностью: «Его длинные, жилистые, непомерно широкие в кисти руки висели неподвижно»; «Чубатый поднял на Григория ледяные глаза».
Это Чубатый научит Мелехова приёмам беспощадной рубки: уроки пригодятся, но нездоровая жестокость сослуживца Григория явно смущала. «Волчиное в тебе сердце, а может, и никакого нету, камушек заместо него заложенный», – сказал ему Мелехов однажды.
Даже в фамилии Урюпин что-то слышится упыриное.
«Григорий с удивлением замечал, что Чубатого беспричинно боятся все лошади. Когда подходил он к коновязи, кони пряли ушами, сбивались в одну кучу, будто зверь шёл к ним, а не человек».
Чубатый ещё во время Первой мировой беспричинно застрелил пленного австрийского гусара, чем вызвал бешенство Григория.
И вот начинается революция. Полкового адъютанта Чирковского казаки приговорили к смерти ещё на фронте. Приговор – цитируем роман – «привели в исполнение Чубатый и какой-то красногвардеец-матрос».
«…на станции Синельниково казаки вытащили адъютанта из вагона.
– Этот самый предавал казаков? – весело спросил вооружённый маузером и японской винтовкой щербатый матрос-черноморец.
– Ты думал – мы обознались? Нет, мы не промахнулись, его вытянули! – задыхаясь, говорил Чубатый».
Он задыхается не от волнения, а от предчувствия предстоящего убийства. Как безупречно точно подобран Шолоховым глагол!
«Адъютант, молодой подъесаул, затравленно озирался, гладил волосы потной ладонью и не чувствовал ни холода, жегшего лицо, ни боли от удара прикладом. Чубатый и матрос немного отвели его от вагона.
– Через таких вот чертей и бунтуются люди, и революция взыграла через таких… У-у-у, ты, коханый мой, не трясись, а то осыпешься, – пришептывал Чубатый и, сняв фуражку, перекрестился. – Держись, господин подъесаул!
– Приготовился? – играя маузером и шалой белозубой улыбкой, спросил Чубатого матрос.
– Го-тов!
Чубатый ещё раз перекрестился, искоса глянул, как матрос, отставив ногу, поднимает маузер и сосредоточенно жмурит глаз, – и, сурово улыбаясь, выстрелил первый».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Стреляет с улыбкой первым, чтоб с другим не делить убийство.
Наконец, Фёдор Подтёлков – исторический персонаж, явившийся в книге под собственным именем. Шолохов мог изобразить его каким угодно – роман же. Он изобразил таким: «На большом, чуть рябоватом выбритом лице его светлели заботливо закрученные усы, смоченные волосы были приглажены расчёской, возле мелких ушей взбиты, с левой стороны чуть курчавились начёсом».
Нельзя вообразить, скажем, Григория Мелехова, заботливо закручивающим усы, – и ведь не для похода на свидание, а для разговора с казаками! – смачивающего волосы, прежде чем причесаться, да ещё и с одной стороны взбивающего причёску, а с другой начёсом делающего кудряшку. Это – издевательский портрет. И ни одной авторской ремарки: так, походя изобразил.
И далее добивает описывая глаза. «На первый взгляд не было в них ничего необычного, но, присмотревшись, Григорий почти ощутил их свинцовую тяжесть. Меленькие, похожие на картечь, они светлели из узких прорезей, как из бойниц, приземляли встречный взгляд, влеплялись в одно место с тяжёлым мертвячьим упорством».
«Подтёлков почти не мигал, – разговаривая, он упирал в собеседника свой невесёлый взгляд, говорил, переводя глаза с предмета на предмет, причём куценькие обожжённые солнцем ресницы его всё время были приспущены и недвижны».
Перед нами инфернальный персонаж, очередной упырь: он не мигает, у него «мертвячье упорство» в глазах.
В поздних переизданиях определение «мертвячье» было снято – видимо, цензоры уговорили: Михаил Александрович, именем Подтёлкова названы колхзозы, улицы, учреждения, а вы о нём так…
Подтёлков в романе устраивает самосуд над одним из первых героев белого сопротивления полковником Василием Чернецовым и его подчинёнными.
«– Придётся тебе… ты знаешь? – резко поднял Чернецов голос.
Слова эти были услышаны и пленными офицерами, и конвоем, и штабными.
– Но-о-о-о… – как задушенный, захрипел Подтёлков, кидая руку на эфес шашки.
Сразу стало тихо. Отчётливо заскрипел снег под сапогами Минаева, Кривошлыкова и ещё нескольких человек, кинувшихся к Подтёлкову. Но он опередил их; всем корпусом поворачиваясь вправо, приседая, вырвал из ножен шашку и, выпадом рванувшись вперёд, со страшной силой рубнул Чернецова по голове.
Григорий видел, как Чернецов, дрогнув, поднял над головой левую руку, успел заслониться от удара; видел, как углом сломалась перерубленная кисть и шашка беззвучно обрушилась на откинутую голову Чернецова. Сначала свалилась папаха, а потом, будто переломленный в стебле колос, медленно падал Чернецов, со странно перекосившимся ртом и мучительно зажмуренными, сморщенными, как от молнии, глазами.
Подтёлков рубнул его ещё раз, отошёл постаревшей грузной походкой, на ходу вытирая покатые долы шашки, червоневшие кровью».
Как это невероятно метко схвачено: идёт «постаревшей грузной походкой» после убийства!
«Ткнувшись о тачанку, он повернулся к конвойным, закричал выдохшимся, лающим голосом:
– Руби-и-и их… такую мать!! Всех!.. Нету пленных… в кровину, в сердце!»
В зверской казни той участвуют… казаки-атаманцы, убивающие вместе с Подтёлковым пленных. Шолохов отдельно и вполне осознанно это прописывает: «Курчавый юнкер чуть не прорвался через цепь – его настиг и ударом в затылок убил какой-то атаманец. Этот же атаманец вогнал пулю промеж лопаток сотнику, бежавшему в раскрылатившейся от ветра шинели. Сотник присел и до тех пор скрёб пальцами грудь, пока не умер».
Как же он ненавидел Степана Кузнецова!..
* * *К той осени относится наиважнейшее на всю жизнь Шолохова знакомство.
С 1926 года заведующей отделом издательства «Московский рабочий» трудилась Евгения Григорьевна Левицкая, урождённая Френкель. Родилась она 25 января 1880 года в Черниговской губернии, член РСДРП(б) с 1903-го, муж её, польский дворянин, чью фамилию она носила, тоже был революционером. Левицкая была своей в революционных кругах, лично знала брата Ленина Дмитрия Ульянова, заведовала подпольной типографией, шифровала послания и статьи, направляемые в газету «Искра» и Ленину лично. В 1905-м была арестована и отправлена вместе с мужем в ссылку в Пермскую губернию.
- Общество 2023 - Алиса Илларионова - Публицистика
- TERRA TARTARARA. Это касается лично меня - Захар Прилепин - Публицистика
- Воспоминания великого князя Александра Михайловича Романова - Александр Романов - Биографии и Мемуары
- Ботинки, полные горячей водкой (сборник) - Захар Прилепин - Русская современная проза
- Доктор Проктор и великое ограбление - Ю Несбё - Детские приключения