Том 5. Автобиография. Дневник. Избранные письма - Тарас Григорьевич Шевченко
- Дата:01.09.2024
- Категория: Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература
- Название: Том 5. Автобиография. Дневник. Избранные письма
- Автор: Тарас Григорьевич Шевченко
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До рождества еще Христова —
Жил царь под шкурою быка.
Оно для древних это ново,
Но так же точно льстил и встарь
И так же пел придворный хор:
Ура! Да здравствует наш царь —
Навуходоносор!
Наш царь бодается — так что ж?
И мы топтать народ здоровы,
Решил совет седых вельмож.
Да здравствуют рога царевы!
Ведь и в Египте государь
Был божество с давнишних пор.
Ура! Да здравствует наш царь —
Навуходоносор!
Державный бык коренья жрет,
Вода речная ему пойло...
Как трезво царь себя ведет!
Поэт воспел бычачье стойло,
И над поэмой государь
Мыча уставил мутный взор.
Ура! Да здравствует наш царь —
Навуходоносор!
В тогдашней «Северной пчеле»
Печатали неоднократно,
Что у монарха на челе
След виден думы необъятной,
Что из сердец ему алтарь
Воздвиг народный приговор.
Ура! Да здравствует наш царь —
Навуходоносор!
Бык только ноздри раздувал,
Упитан сеном и хвалами,
Но под ярмо жрецов попал...
И, управляемый жрецами,
Мычал рогатый государь —
За приговором приговор.
Ура! Да здравствует наш царь —
Навуходоносор!
Тогда не выдержал народ,
В цари избрал себе другого,
Как православный наш причет,
Жрецы — любители мясного...
Как злы-то были люди встарь!
Придворным-то какой позор!
Был съеден незабвенный царь
Навуходоносор!
Льстецы царей! Вот вам сюжет
Для оды самой возвышенной,
Да и цензурный комитет
Ее одобрит непременно,
А впрочем... слово государь
Не вдохновляет вас с тех пор,
Как в бозе сгнил последний царь
Навуходоносор.
Только что успел я положить перо, дописавши последний куплет этого прекрасного и меткого стихотворения, как вошел ко мне Каменецкий, а за ним Сераковский, а за ним Кроневич и в заключение Дзюбин, который и пригласил меня обедать. Вот тебе и письма. Нужно где-нибудь спрятаться.
После не совсем умеренного обеда вышли мы на улицу и, пройдя несколько шагов, встретили мы вездесущего «Вечного жида», брехуна Элькана. После продолжительной прогулки мы с ним расстались и, по его указаниям, пошли искать квартиру актера Петрова и, разумеется, не нашли. Ругнули всеведущего Элькана
и по дороге зашли к Бенедиктову. Встретил он меня непритворно радостно и после разнородных разговоров он, по моей просьбе, прочитал нам некоторые места из «Собачьего пира» (Барбье), и теперь только я уверился, что тот великолепный перевод принадлежит действительно Бенедиктову.
4 [апреля]
Каменецкий сообщил мне все мои сочинения, переписанные Кулишем, кроме «Еретика». Нужно будет сделать выбор и приступить к изданию. Но как мне приступить к цензуре?
В 3 часа пообедал с Дзюбиным, тоже не совсем умеренно, и вечер провел у Семена.
5 [апреля]
Приезжал Смаковский просить меня обедать с ним и с Дзюбиным. Я спал, меня, спасибо, не сбудили. И я, под предлогом болезни, не поехал на лукулловский обед. Бог с ними. С непривычки можно серьезно захворать. Вечер провел у Галагана.
6 [апреля]
Имел великое несчастие облачиться во фрак и явиться к своему главному надзирателю графу Шувалову. Он принял меня просто, не форменно, а, главное, без приличных случаю назиданий, чем сделал на меня выгодное для себя впечатление.
При этом удобном случае познакомился с женою правителя канцелярии обер-полицеймейстера И. Н. Мокрицкого. Она урожденная Свичка и настоящая моя землячка. Мы с нею встретились как старые знакомые.
Расставшись с милейшей землячкой, прошел я в Академию Художеств на выставку. Пейзажи, преимущественно перед другими родами живописи, мне бросились в глаза. Калам имеет сильное влияние на пейзажистов. Самого Калама две вещи не первого достоинства.
Вечер провел у графини Настасьи Ивановны. Слышал в первый раз игру Антония Контского и лично познакомился с поэтом Щербиною.
7 [апреля]
Было намерение съездить в Павловск к старому Бюрно. Но этому доброму намерению невинно поперечил художник Соколов, к которому я зашел по дороге, пробыл у него до 4 часов и опоздал на железную дорогу. Непростительная рассеянность.
Вечером пошли с Михайлом до Семена и не застали его дома.
8 [апреля]
Воспользовавшись хорошею погодою, пустился я пешком в Семеновский полк искать квартиру Олейникова. Квартиру нашел, а хозяина не нашел и прошел на Бассейную к Кокореву. И сего откупщика-литератора не нашел дома. По дороге зашел на Литейную к Василию Лазаревскому, отдохнул немного и пустился пешком же в Большую Подьяческую к Семену обедать. После обеда вышли на улицу и случайно зашли к бедному бесталанному генералу Корбе, Плачет, бедный, не о том, что из службы выгнали, а о том, что Станислава не дали. Бедный, несчастный человек!
Вечером зашел к Кроневичу, к моему соизгнаннику, и между многими поляками встретил у него и людей русских, между которыми и две знаменитости: графа Толстого, автора солдатской севастопольской песни, и защитника Севастополя генерала Хрулева.
Последняя знаменитость мне показалась приборканою.
9 [апреля]
Квитался за неумеренный ужин Кроневича.
10 [апреля]
Посетил московского знакомого, некоего Безобразова, потом Рамазанова и Михайлова. Хотел пройти на выставку, да не удалось: царь помешал. Смотрел в цирке-театре «Москаля-чаривника». Очаровательный Семен. А прочие — чушь.
11 [апреля]
Поручил Каменецкому хлопотать в цензурном комитете о дозволении напечатать «Кобзаря» и «Гайдамаки» под фирмою: «Поэзия Т. Ш.» Что из этого будет?
Зашел по пути к певцу-актеру Петрову. Он только потолстел. А она — увы! Из миленькой Анны Яковлевны сделалась почтенная, но все-таки милая старушка. Непрочный пол! Забежал к Семену, выпил рюмку водки и пошел к Корбе обедать. Скучно и грязно, как у старого холостяка и, вдобавок, у военного. Вечером у Белозерского слушал новую драму Желяковского и с успехом доказал Сераковскому, что Некрасов не только не поэт, но даже стихотворец аляповатый.
12 [апреля]
Снег, слякоть, мерзость. Невзирая на все это, отправились мы, то есть я, Семен и М. Лазаревский, в Академию смотреть выставку. Во избежание простуды завернули к Смурову, выпили по рюмке джину и проглотили по десятку устриц. С выставки пошли мы на званый обед к графине Настасье Ивановне, данный ею своим близким многочисленным приятелям по случаю моего возвращения. За обедом граф Федор Петрович сказал коротенькое слово в честь милостивого царя. А в честь моего невольного долготерпения сказал почти либеральное слово Николай Дмитриевич Старов, потом Щербина и, в заключение, сама графиня Настасья Ивановна. Мне было и приятно и вместе неловко. Я не чаял себе такой великой чести. Для меня это было совершенно ново. Семен заметил, что за столом все были бледны, тощи и зелены, кроме несчастного изгнанника, то есть меня. Забавный контраст. После
- Собрание сочинений в пяти томах. Том третий - Иван Ефремов - Научная Фантастика
- Собрание произведений в пяти томах. Том 2. Семидесятые - Михаил Жванецкий - Прочий юмор
- Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Село Городище. Федя и Данилка. Алтайская повесть: Повести - Любовь Воронкова - Прочая детская литература
- ТОМ 24 — ПРОИЗВЕДЕНИЯ 1880—1884 - Лев Толстой - Религиоведение
- Собрание сочинений в 3 томах. Том 1 - Валентин Овечкин - Советская классическая проза