Игра в жизнь - Сергей Юрский
- Дата:29.06.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: Игра в жизнь
- Автор: Сергей Юрский
- Год: 2002
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Встал очень рано. Не спалось. Вышел на площадь. Флаги вывесили. Не много — несколько штук. Демонстраций никаких не намечается — перестройка! А может, их тут и не было никогда? Базара нет — пустые ряды. Мужик на телеге проехал. Грузовик пропылил. Скучно! И вдалеке слабенько зазвякал колокол. Я пошел на звук. Мимо разрушенного, заросшего собора, через овражки, мимо еще нескольких церковных развалин. Сперва шел только на звук. а потом... старухи принаряженные, чистенькие топают с узелками все в одном направлении. Ну, и я туда же. Пришли к маленькой невидной церковке на окраине. Тесно. Дышим друг другу в затылок. А мне еще все неловко — не знаю ведь, что за чем и что к чему. Хочу вслушаться, чего поют А мне в спину тычут, свечки суют: «К празднику! К Николе-угоднику! Спасителю!» Передаю вперед и раздражаюсь — сосредоточиться не могу. Батюшка в стороне исповедует — это я понял. Только, вижу, устал батюшка. Я же его как коллегу воспринимаю — в историческом костюме, с бородой. И утренний спектакль после вчерашнего вечернего. Хотят старухи что-то ему на ухо нашептать, а он торопит, держит покрывало наготове и покрикивает на очередь: «Называйте ваши имена! Называйте ваши имена! Громче говорите!» Устал батюшка, заметно. Хор поет дрожащими голосами. Слова непонятны Но вот через многие повторы прослышалось: «Смертию смерть поправ... Смертию смерть порушив...» А остальное опять неразборчиво. Я вышел из церкви. День становился жарким. Подумал я не об отце, а о неведомом мне деде. Как он тут?.. Вот так же, в таком же одеянии исповедовал бабушек этих бабок? Или иначе это все было? Тогда как? Ничего я себе не мог представить.
Старуха под яблонейРайком и райисполком совместно пригласили нас на пикник. Поляна в лесу была хороша, угощение было щедрое, выпивка обильная, взаимные приветствия со стаканами в руках говорились от души. Я сделал встречный жест и согласился встретиться с учениками местной школы. Говорил о корнях, о том, как красивы яблони в цвету, читал отрывки из Пушкина и из Гоголя. Учительницы смотрели на Остапа Бендера с умилением и шептали ученикам: «Eгышев, не вертись, ты посмотри, кто к нам приехал, Касимов, не вздумай болтать!» Ученики, воспитанные на других фильмах, сидели смирно, смотрели с испугом и недоумением
Были на кладбище. Как и жилые дома в городе, памятники на всех могилах покосились. Списки и прежние реестры утеряны. Кибальчичей нашли — целое гнездо старых надгробий. А Жихаревых — нет, не нашли. Завтра уже и уезжать. Дела, дела ждут. Братья что-то совсем потеряли ориентиры, и я начал подумывать — а уж не ошибка ли вообще с нашими поисками, в тот ли мы Стародуб приехали, может, другой совсем город? Один из исполкомовских вдруг сказал, зайдите вот к кому... и назвал имя какой-то старухи на какой-то улочке... «Она, знаете, такая театралка. — сказал он. — Тут ведь когда-то был театр. Приезжали труппы из Унечи, из Чернигова... и сами играли... Поговорите, поговорите с этой старухой, она должна помнить».
Дом был как другие — развалина. А деревья были хороши. За заборчиком виднелась скамейка под яблоней. На скамейке сидела очень старая женщина и через увеличительное стекло читала книгу. Окликнули — не услышала. Я подошел ближе. Книга была на немецком, очень старая. Увеличительное стекло было очень сильное. Женщина смотрела сквозь него одним глазом. Я снова назвал ее по имени отчеству. Она подняла на меня взгляд. И без того выпуклые ее глаза расширились необыкновенно. Рот приоткрылся, задрожали губы, и хриплым голосом она выдохнула громко: с ЮРА!»
Говорили. Вечером я снова навестил ее с ненужными конфетами — диабет. Снова говорили Все подтвердилось. Все было — гимназист Юра Жихарев, к которому была она весьма неравнодушна, местный любительский театр, премьеры каждый месяц Юра и главный актер, и режиссер тоже, да, да... я, конечно, вовсе не похож на него — и ростом меньше, и вообще, но в первую минуту... ей показалось... Дальше воспоминания начинали идти по кругу. — А семья? Где следы семьи? Где похоронены? — Знала! Всех знала. Но время было такое... сам знаешь... я могу тебя «на ты» называть?., ну вот, а после войны вообще... Я раньше очень любила конфеты, а теперь нельзя, ничего нельзя... зачем ты их принес? Неужели ничего поумнее не мог придумать?
Поезд дальше не идетУтром мы уезжали. Торопились — в Москве надо быть засветло. Прощались наспех. Вдруг стали путаться имена и отчества — еще не уехали, а уже стали забывать. Но обнимались и целовались искренне, от души. До встречи!.. До встречи?.. Видно будет. Машут руками вслед.
Проехали вокзал. Хороший вокзал. Крепкий, красивый. Старый. Говорят, купец когда-то на карту поставил в клубе. Проиграю — построю железную колею 30 километров, от основной дороги до стоящего в стороне Стародуба. И проиграл. И построил колею. И хороший вокзал к ней. Опять же говорят поняли другие купцы, что теперь надо дальше тянуть нитку рельсовую — на Чернигов, а оттуда уж... весь мир. Но вроде денег в тот момент не было. А там — революция. А там разруха. А там великие стройки, к которым Стародуб никакого отношения не имел. Так и остался тупик с красивым вокзалом, И даже поезд ходит. Редко.
На обратном пути гоню — опаздываем. Красный Рог проскочили мимо. Погудели. Но никого не видно. Ворота распахнуты, а людей не видать. Брянск... Сухиничи... а вот уж Подмосковье... Апрелевка... Внуково.
Вечером провожал братьев в Питер. Хорошо съездили. Только зачем? Ничего ж не нашли! А чего, собственно, искали? В себе, наверное, что-то искали. Родства друг с другом искали. Мы до этих дней так близки никогда не были. Да, честно сказать, и после так близки не были.
Три дня родства. Пробел.
Большие мельницыЖихаревых больше нет. Эта тайна отца так и осталась тайной. Но оказалось, есть еще Юрские. Я узнал об этом через много лет после смерти отца. Оказалось, далеко-далеко есть у меня сестра Галина Юрьевна — дочь Юрия Сергеевича от первого брака.
Я становился известным. В каком-то газетном интервью рассказал я об отце, о маме, об уюте нашей семьи, о способности отца любить и заботиться. И получаю письмо из Душанбе — дескать, да? Уютно? Хорошо заботился? А я как жила? А мать моя? А дочь моя? Почему нам не были уютно?
Вот так-то! Я ответил на письмо, но с Галиной мы так и не увиделись — она вскоре умерла. А племянницу Оксану и внучатого племянника я обрел.
Вот они — тайны отца. О других не знаю. Думаю, и не было их. Но такая уж этo была натура, что и этих тайн хватило для сопровождавшего его всю жизнь чувства вины. Вины за свои грехи (они есть у каждою. Даже у такого чистою человека, каким был Юрий Сергеевич), но не только за свои личные. Чувство вины от стыда — за несправедливость, за невозможность помочь, исправить или за недостаточную помощь. Отец как личную вину переживал репрессии, коснувшиеся близких и дальних знакомых, любые антисемитские кампании или выпады, откровенную ложь лозунгов, двоедушие, ставшее нормой жизни. Черты донкихотства были не только в его внешности, но в его натуре. Он кидался на помощь, однако его враждебные мельницы были так высоки, что дотянуться до них невозможно. Случалось, пытался, но его тут же сшибали с коня, и летел вниз со всех ступенек и должностей. Оставалось размахивать руками, стоя в отдалении. От этого тоже было стыдно, было постоянное чувство вины. Отсюда вино. Отсюда водка — спасение потерянных поколений. Безнадежная попытка забыться и быть веселым, как в молодости в Стародубе (старуха сказала, что прежде всего был он необыкновенно веселым и заражал всех весельем), когда еще не знал, не видел, недопонимал того, что происходило.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- На Смоленск надвигается гроза - Влада Морская - Городская фантастика / Ужасы и Мистика
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Автотуризм. На примере поездки в Европу - М. Саблин - Путешествия и география
- Сквозь щель - Вячеслав Морочко - Современная проза
- Будьте моим мужиком... (СИ) - Вовк Полина - Современные любовные романы