Пассажир «Полярной лилии» (cборник) - Жорж Сименон
- Дата:19.06.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: Пассажир «Полярной лилии» (cборник)
- Автор: Жорж Сименон
- Год: 1985
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дезире сидит в своей конторе, не подозревая, что здесь замышляется. И меньше всего предполагает, что скоро у себя дома окажется жильцом, да еще не самым выгодным.
— Если не будешь слушаться, меня заберут в больницу.
И тем не менее — будущее за ней.
10
30 апреля 1941 года,
Фонтене
Я думаю, каждому нужно сознание, что у него есть что-то свое, собственное. Для Дезире «свое» — это то, чего нельзя взять в руки: солнце, встречающее его, когда он проснется; запах кофе; радость оттого, что начинается новый день, который будет таким же спокойным и ясным, как другие; затем улица — он любуется ею, как своей собственностью; контора, бутерброд, который он съедает в полдень в одиночестве, а вечером — газета, которую можно прочесть, сняв пиджак.
Сокровище Анриетты — частью в супнице, под квитанциями об уплате за квартиру и свидетельством о браке, частью — в глубине платяного шкафа, завернутое в старый корсет.
Когда она только училась хозяйничать, ей не хватило денег до конца месяца. Она об этом не забыла и не забудет уже никогда.
Кроме того, она знает, что мужчины, в особенности из породы Сименонов, не думают о возможных катастрофах.
Муравьи, чтобы запастись пропитанием на зиму, тащат на себе поклажу куда тяжелей, чем они сами, снуют без отдыха с утра до вечера, вызывая наше сочувствие.
Добыча Анриетты требует массу терпения, хитрости, плутовства, и все равно она ничтожна.
Например, утром на рынке, куда она ходит за овощами и фруктами, всегда можно поторговаться, здесь выгадать одно су, там два сантима. Еще два су выгадываются, если отказаться от поездки на трамвае. В теплом вкусном аромате кондитерской «Озэ», куда меня водят по четвергам полакомиться пирожным с кремом, Анриетта ослепительно улыбается продавцу:
— Нет, благодарю, только малышу. Я сейчас совершенно сыта.
Еще десять сантимов!
А если мясник утром в благодушном настроении бесплатно отдаст нам мозговую косточку — к сокровищу прибавляются еще пять сантимов.
С течением времени все эти сантимы превращаются в пятифранковую монету.
Сперва эти монетки достоинством в пять- франков служили своеобразной страховкой на случай катастрофы: что нас ждет, если Дезире вдруг заболеет или попадет под трамвай? Но постепенно у них появляется вполне определенное назначение.
Можно ли винить мою маму в цинизме? Вечером она вздыхает, хватаясь за поясницу:
Спина болит. Трудно с двумя детьми сразу. Занимаюсь Кристианом, а сама только и думаю, вдруг Жорж в это время что-нибудь натворит.
Давай отдадим Жоржа в детский сад.
В своем ослеплении Дезире ничего не понимает. Он не знает, что не далее как сегодня на площади Конгресса, убаюкивая моего брата в коляске, Анриетта посматривала на дом, принадлежащий даме в голубом пеньюаре.
Начинать следует совсем скромно, скажем, с трех комнат. Одна получше — в нее поставить дубовую мебель, купленную после свадьбы, и гардероб с двумя зеркалами. И сдавать эту комнату не дешевле, чем за тридцать франков в месяц. Для двух других, по двадцать франков, можно подобрать обстановку на распродажах.
Отныне наш квартал для Анриетты уже не просто квартал близ площади Конгресса. Студенты, которых так много на улицах, не простые прохожие.
Анриетта на каждой улице высматривает дома, где сдают комнаты студентам.
С невинным видом совершает она первые шаги в задуманном направлении.
Это у вас русские снимают, госпожа Коллар?
Двое русских и один румын.
Румын — такой высокий, элегантный брюнет?
Еще бы ему не быть элегантным! У него родители богачи, присылают ему двести — триста франков в месяц. И он все-таки ухитряется делать долги. Но я за него не беспокоюсь. Русские — те победней. У одного мать прислуга, он живет на пятьдесят франков в месяц.
А где же они питаются?
Анриетта — с виду воплощенное простодушие — жадно ловит каждое слово.
В секрет посвящены только Валери и госпожа Коллар.
— Надо бы поискать, где сдается небольшой дом. Одно из главных препятствий устранено: я хожу в детский сад, к славной доброй сестре Адонии.
Нас, малышей, двадцать или тридцать; родители приводят нас утром, и сестра Адония, коротенькая, зато неописуемо толстая, тотчас берет каждого под свое крыло.
Сестра Адония — белолицая, нежная, мягкая, вся как будто съедобная. На ней длинное черное платье до пят, и кажется, она не ходит, а скользит по земле.
Каждый ребенок приносит с собой в бидончике кофе с молоком. У каждого — яркая железная коробка, а в ней бутерброды и кусок шоколада.
Все бидончики стоят рядышком на большой печи посреди класса.
Тут меня ждет первое в жизни разочарование.
Почти у всех красные или синие эмалированные бидончики, а у меня — простой, железный.
— Цветные бидоны — это безвкусица! — решила Анриетта. Впрочем, дело еще в том, что от эмали легко откалываются куски.
Анриетта снова хитрит, вечно хитрит; от этой привычки она не избавится до конца жизни. Эмалированные бидоны просто-напросто дороже, да и сама эмаль слишком хрупкая.
Безвкусными провозглашаются также бутербродные коробки, ядовито-красные и ядовито-зеленые, с картинками, на которых изображены дети, играющие в дьяболо19, или сцены из сказок Перро.
На моей коробке — никаких картинок.
Никогда я не надену клетчатого передничка — одного из тех, что мне очень нравятся: в розовую клеточку на девочках, в голубую на мальчиках.
Так одеваются только дети рабочих!
Почему дети рабочих? Тайна! А я обречен носить черные сатиновые передники, немаркие и практичные.
У других детей на полдник шоколад с начинкой, белой, розовой, фисташковой, зеленой. А мне дают с собой шоколад «Антуан» без начинки, потому что «эту начинку неизвестно из чего делают».
Мой горизонт сузился. Теперь не я, а брат Кристиан принимает участие в утренней жизни на кухне, присутствует при том, как ставят суп на плиту: теперь его, а не меня, таскают к мяснику и колбаснику; с ним одним гуляют после обеда по улицам, на которых живет столько студентов.
Утром отец по дороге на службу отводит меня в детский сад. Мир упростился, он похож на театральную декорацию.
В хорошую погоду — сад, сад у Сестер; виноград, вьющийся по кирпичной стене; ряды грушевых деревьев между грядок; старик садовник с граблями или лейкой; иногда в небе птичья стая.
В дождь, в холод — большой класс с белыми стенами, увешанными детскими поделками; там и канва, и плетеные коврики, и вышивки крестом, красными нитками по суровому полотну. Вокруг меня то солнечные пятна, пробивающиеся сквозь ветви сада, то волны жара, плывущие от необъятной печки. Но лучше всего я помню грохотание трамваев да перезвон колоколов, а когда в церкви кого-нибудь отпевали, до нас еле слышно доносились орган и церковное пение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- И грянул гром… (Том 4-й дополнительный) - Вашингтон Ирвинг - Научная Фантастика
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Крах под Москвой. Генерал-фельдмаршал фон Бок и группа армий «Центр». 1941–1942 - Альфред Тёрни - Биографии и Мемуары
- Признания мои и комиссара Мегрэ - Жорж Сименон - Биографии и Мемуары / Публицистика