«Это вам, потомки!» - Анатолий Мариенгоф
- Дата:20.06.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: «Это вам, потомки!»
- Автор: Анатолий Мариенгоф
- Год: 1998
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Счита-а-а-айте, су-у-у-у-ударь, что я да-а-ал ва-а-а-ам поще-е-е-ечину.
Толстой ничего не понял. По его словам, эта «пощечина» напоминала нежную женскую ласку или прикосновение бархатной лапки котенка, спрятавшего коготки.
А Осип Эмильевич искренне был поражен, как это Толстой не вызывает его на поединок, хотя бы на рапирах, которые наш прирожденный дуэлянт своевременно раздобыл в бутафорской Камерного театра.
Ожидая секундантов, Мандельштам рьяно тренировался, фехтуя со своей рыжеволосой подругой. Она была поразительно ему под пару, сочетая в себе парение в эмпиреях с виртуозностью практической мысли. В самом деле, не могла же она лишить своего «великого поэта» чашки крепкого черного кофе с четырьмя кусочками пиленого сахара!
— Умоляю вас, одолжите нам до завтра несколько рублей. Ведь мой Осенька без турецкого кофе…
И глаза ее наполнялись слезами.
Так драматически обращалась она к тем, кто был настолько богат, что мог выложить «купюрку», прекрасно зная, что она «без отдачи».
И замечательный поэт писал.
Спасибо тебе, рыжеволосая подруга Осипа Эмильевича!
А писал он все лучше, лучше и лучше.
Мне на плечи кидается век-волкодав,Но не волк я по крови своей…
Осип Эмильевич все предугадал.
Сталин, конечно, и ему кинулся «на плечи». «Век-волкодав» — это был он. Кинулся, загрыз и замучил до смерти — в ссылках, в концлагерях и каторжных тюрьмах.
* * *Есенин на Тверском бульваре.
— Лев Николаевич считал, что плотская любовь окружена «суеверием». Надо его разоблачить! — говорил он.
Но не сделал этого. Не успел. А жаль!
Литература действительно нагородила черт-те что вокруг этого дела — естественного и необходимого, но уж больно незамысловатого.
Получаем удовольствие от этого?… Получаем. Ну и слава Богу. Спасибо.
Но ведь обезьяны тоже удовольствие получают. Не правда ли? Да еще, как известно, куда больше, чем мы с вами.
* * *«Роман без вранья», «Мой век, мои друзья и подруги» и эту рукопись я бы хотел издать под одной обложкой.
«Бессмертная трилогия».
Вот название. Вероятно, сделать это придется уже после меня. «Apres moi», как говорят французы.
Не могу слукавить, что это приводит меня в восторг. Приятно было бы взглянуть на книгу, подержать ее в руках, поперелистывать и важно поставить на полку, получив с издательства тысяч сто.
Пригодились бы нам с Нюшкой.
* * *Я с грустью сказал своей старой приятельнице:
— Вот, милая, и у тебя есть квартира. Поздравляю! И шкаф, и широкая кровать, и стулья из Будапешта, и холодильник, и пылесос.
— И муж, — добавила она.
— Да, и квартира, и свой муж.
Чужих мужей у нее было более чем достаточно.
— Чего же ты вздыхаешь, Анатолий?
— А вот «дома», милая… понимаешь, теплого человеческого «дома», у тебя все-таки нет. Это ведь не одно и то же. Квартира еще не дом.
Я посоветовал:
— Попробуй заведи кошку… или канарейку.
Она завела и кошку и канарейку. Не помогло. Кошка сбежала ровно через неделю. Вероятно, она сбежала от неуютности. А через полгода и муж сбежал… задушив бедную желтенькую птичку…
* * *Машенька принесла двойку по арифметике. Мама сделала ей выговор. Машенька прослезилась. Тем не менее через два дня она принесла опять двойку — по русскому языку. На этот раз дома на нее уже покричали. И Машенька вытирала со щек слезы пухлыми кулачками. А под выходной она явилась с третьей двойкой. Мама не выдержала и отхлопала ее. Не больно, конечно, а так — «символически». Плача навзрыд, Машенька горестно повторяла:
— Господи, хоть бы скорее на пенсию выйти!
А племяннику актрисы Ольхиной за какое-то детское «преступление» надавали по попке настоящих звонких шлепков. В полном отчаянии он кричал:
— «Скорую помощь»! Скорей вызовите «скорую помощь»! А то я никогда в жизни не смогу на горшочек садиться!
Несколько дней тому назад я познакомился с этим молодцом. На нем уже была форменная школьная фуражка с золотыми листочками на околыше. Первая школьная фуражка!
Когда Ольхина вспоминала комический случай из его биографии, он, презрительно пожав плечами, сказал:
— Мало ли какие глупости бывают в дни нашей молодости!
Потом строго добавил:
— А тебе, тетя Нина, стыдно рассказывать мужчинам неприличные истории.
И, надув щеки, важно удалился.
Вот и я таким же был. Только ни одного шлепка не получил за все детство. Зато теперь…
* * *Он спросил:
— Ты любишь, Толя, слово «покой»?
— Да.
— От него, конечно, и комнаты называют «покоями», — заметил он.
— От него и «покойник»…
— Какой, Толя, тонкий, красивый и философский у нас язык! Правда!
Это было незадолго до Сережиной смерти.
* * *Старики говорят так:
— Я тоже был не прочь приволокнуться за пикантной бабенкой.
— Я предпочитал свиные отбивные с горчичкой!
— А у меня желудок работал, как часы.
— Я переплывал Волгу запросто.
— Я чертовски увлекался теннисом.
— У меня в волосах гребень ломался. Вот какие густые были.
И ни одного настоящего времени.
Омерзительно!
* * *Кого же я люблю больше — Толстого или Чехова? Тс-с! По секрету. На ухо!
— Чехова.
* * *В двадцатых годах психологические пьесы, психологический театр были не в моде. Это называли «психоложеством».
* * *Мысль Толстого, Чехова, Достоевского всегда хочется «закусить» собственной мыслью.
В этом, пожалуй, самое большое достоинство хорошей литературы.
* * *Как— то мы с Бабелем в двухместном купе отправились из Москвы в Петроград.
Во время таких путешествий, приятных и довольно комфортабельных, писатели обычно пьют коньяк и говорят о женщинах.
Но коньяк не являлся бабелевской страстью, да и я без него не умирал от грусти, — вот и пили мы чай с лимоном.
В те годы российская литература была в расцвете. Она пожирала нас, во всяком случае, не меньше, чем женщины.
До Клина, то есть около двух часов, мы говорили только о ней. Говорили с наслаждением, со страстью. Потом, примерно столько же, Бабель наизусть читал стихи Осипа Мандельштама. Он читал превосходно — не напевно, как поэты, и не бытово по-актерски, а по-своему — по-бабелевски.
— Ну-с, Анатолий, пора на боковую.
— Пора!
Мы погасили белые электрические лампочки и зажгли синий ночничок.
Я, худой и длинный, с приятностью вытянулся на своей верхней полке, а он, коротенький и уже с брюшком, съежился в комочек на своей нижней.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Антипка дарит журавлиное яйцо - Валериан Яковлевич Баталов - Детская проза / Советская классическая проза
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Собрание сочинений в 14 томах. Том 5 - Джек Лондон - Классическая проза
- Блажен, кто смолоду был молод - Игорь Оськин - Проза
- Сибирский триллер. Том 1: Жаркое лето 95 года - Александр Брукман - Боевик