История моей матери. Роман-биография - Семeн Бронин
- Дата:20.10.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: История моей матери. Роман-биография
- Автор: Семeн Бронин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но не сказать, чтоб вы все это делали даром, — сказал он с наигранным спокойствием и мнимым сочувствием.
— Как это рассудить? — Ксения сбоку и непонимающе посмотрела на него, отец отчаянно замахал руками, чтоб не слушала, а Самуил разъяснил:
— Вам платили, я думаю, немалые деньги, и у вас были и другие привилегии. — Ксения Иванова была директором Парка имени Горького, и он не боялся здесь ошибиться. Это была деспотичная, крутая женщина: что называется, мужик в юбке — но редкие мужики бывают столь же властными, какой была эта дама.
Ксения Иванова обращала все в не очень смешную шутку:
— Тут что-то не так, Яков. С этим товарищем надо поработать. Хорошо если он только дома это говорит, а если в других местах?.. — и глядела многозначительно: она бы показала этому спорщику, будь он под ее началом. Отец отмалчивался, раздумывая в эту минуту над тем, что сын неисправим и что надо как-то решать квартирный вопрос. Но и молчать было нельзя: могли неверно истолковать.
— Ты же знаешь: они теперь все шибко самостоятельные! — с издевательской ноткой произносил он, наскоро прощался с гостьей, закрывал за ней дверь и отходил сумрачный и неразговорчивый.
Или с Ценципер. Историей этой женщины, которая отдала своего ребенка на три года неизвестной украинке на полустанке, можно было детей пугать, но это была очень благожелательная и приятно улыбающаяся особа, к которой трудно было придраться. Но и она подставляла бока — и тоже почему-то в прихожей, на которую оставляли обычно самые ценные признания. Несмотря на свой преклонный возраст, она участвовала в разных общественных комиссиях и особенно любила комиссию по переименованию площадей и улиц: это было ее истинное призвание.
— Сегодня мы поставили вопрос о переименовании Чистых прудов в бульвар Цюрупы, — вспомнила она на пороге, забыв ввести хозяев в курс дела раньше. Самуил пришел в ужас:
— Чистые пруды в бульвар Цюрупы! Вы что, не чувствуете, какая это крамола?!
Яков не выдержал: очень уж дорожил гостьей — шутка ли: с шестнадцатого года в партии — и предостерегающе возвысил голос:
— Это тот Цюрупа, который привел в Москву поезд с продовольствием и упал перед Лениным в голодном обмороке.
Сын и это подверг сомнению:
— Дошел до Ленина и упал? Пахнет легендой. Мог бы упасть и раньше. Голод чинов не разбирает.
— Какие чины?! — не выдерживал отец. — Ты думаешь, что говоришь?! Какие чины у Ленина?! Дикость какая!
Ценципер глянула насмешливо на юного спорщика: она видела в жизни всякое.
— Да он у тебя нигилист, Яков.
— Вы сами нигилисты! — в пылу спора возражал сын. — Я же не против Цюрупы, — лицемерил он, идя на мировую, хотя сочетание Цюрупы с бульваром очень уж резало его слух, — назвали бы его именем какую-нибудь улицу на новостройке. А вы Чистые пруды хотите переименовать. Нигилисты и есть! Чистейшей воды!..
Гостья уходила, думая о состоянии умов нового поколения, а отец в очередной раз ломал голову над тем, как разрешить создавшееся положение: сын не давал ни спокойно жить, ни работать. Повторялся его конфликт с отцом — он сам теперь видел это — но он-то ушел из дома, а Самуил, кажется, не собирался делать этого.
— Если хочешь, я устрою тебя в разведку, — сказал он как-то без большой связи с предыдущим: это была домашняя заготовка. — Нет, мне это ничего не стоит, моя протекция много значит, — повторил он, когда сын с ходу отверг его предложение: может быть, посчитал отец, решил, что разведка ему как еврею недоступна. Но сын во второй раз и наотрез отказался пойти по стопам родителей: у него были другие планы на жизнь, и Яков вынужден был отступиться, а так хорошо все было задумано. Сын рассказал о разговоре матери — та обомлела, услыхав, и разозлилась — дальше некуда: отец не предупредил ее об этом демарше. Но и так тоже долго продолжаться не могло. Сын сам это знал и объявил, что копит деньги на кооператив и намерен съехать, — только тогда в дом пришло спокойствие: появился свет в конце туннеля.
Самуил кончил к этому времени школу с золотой медалью, и поскольку эта медаль давала ему преимущества при поступлении в вузы, решил поступать в самый престижный из них: в Институт международных отношений. Он подал документы, но умные люди посоветовали ему не терять времени и взять их обратно: евреев принимали туда с процентными ограничениями и свои преподаватели на много лет вперед разобрали скудные вакансии. Он перенес документы на факультет журналистики университета и вначале был направлен на собеседование. Его он не прошел, потому что не смог ответить на вопрос сфинкса из экзаменационной комиссии: «Какой самый страшный удар нанес по состоянию умов культ личности?» Никто бы не ответил. Оказалось, что тот, что отучил людей думать. Золотой шанс утек, он сдавал потом туда же вместе с серебряными медалистами, опустившись на ступеньку ниже, два экзамена, устный и письменный: устный сдал на пятерку, а письменный — на четверку, хотя его сочинение по Гоголю было признано по содержанию лучшим: в нем на двадцати страницах было четыре ошибки. Меньше ни один смертный на таком пространстве не сделает: я эту книгу пишу еще хуже, но на то есть редактор, а на письменном экзамене это самый удобный способ отсеять всех нежелательных.
Семья оставалась в представлении властей не вполне лояльной, неким чужеродным элементом и во втором своем поколении: обычная награда всем перебежчикам. Самуил, не особенно расстраиваясь по этому поводу, забраковал задним числом, как лисица виноград, оба вуза, которые не учат профессии, а дают лишь возможность (при наличии связей) занять место в жизни, и пошел в институт, дающий человеку пожизненное ремесло и возможность им заработать: в тот самый Первый Московский медицинский институт, с которым так много было связано у его матери. Кончив его, он решил стать психиатром: больше платят, длиннее отпуск, и профессия может пригодиться и дома. Он продолжал писать, носил в театры сочиняемые им по вечерам пьесы, но везде наталкивался на цензуру, которая в то время была всесильна и несговорчива, а он не хотел поступаться ни единой своей строчкой. Не сошелся он и с театралами: они, как и цензура, тоже не хотели видеть и показывать правду, но подражали в этом самому российскому зрителю, который больше всего на свете любит хорошо кончающиеся сказки, зеркал же в доме не жалует, а Самуил бредил истиной. Он не унывал, зарабатывал врачебным трудом и женился. Со своей девушкой он встречался давно — она была медсестрой в больнице, он познакомился с ней, проходя практику; потом она тоже получила врачебное образование. Это была русская девушка, звали ее Алла, она была маленькая, красивая, как китайская фарфоровая миниатюра, но на взгляд Якова — не очень общительная: он основывал это мнение на том, что она не принимала участия в разговорах на общие темы и помалкивала. Именно этим, помимо ее красоты, она и полюбилась сыну: у них с отцом были разные вкусы (а может, и наоборот, схожие, только отец скрывал свои от других и от себя тоже — как не очень приличествующие человеку из общества). Так или иначе, но когда Яков, дружески усмехаясь, спросил сына, не скушно ли ему будет с его девушкой, сын отрезал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Тьерри Янсен - Испытание болезнью: как пережить рак груди - Тьерри Янсен - Публицистика
- Наш подарок французскому народу - Лариса Яковенко - Юмористическая проза
- Секретная инструкция ЦРУ по технике обманных трюков и введению в заблуждение - Роберт Уоллес - Шпионский детектив
- Расследование. Рукопись, найденная в ванне. Насморк - Станислав Лем - Научная Фантастика
- Записки - Александр Бенкендорф - Биографии и Мемуары