История моей матери. Роман-биография - Семeн Бронин
- Дата:20.10.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: История моей матери. Роман-биография
- Автор: Семeн Бронин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Очень он нужен сейчас, конек этот… Не выходи за него, Нинель. Втянет он тебя в историю, из которой потом не выберешься.
Нинель показала наконец характер:
— Я как-нибудь сама в этом разберусь.
— Конечно, — подхватил он. — Замуж тебе за него идти — не мне же…
В этой семье каждый имел право на свое мнение, но обед был безнадежно испорчен. Донья Бланка поглядывала с осуждением на детей и на Рене, будто та и вправду была в чем-то виновна, будто с ней в семью пришли раздоры и разногласия…
Они молча доели великолепную уху по-португальски, рецепт которой знали только на этом побережье, но от второго отказались — решили перенести его на ужин, чтоб матери было меньше работы. Рене поднялась из-за стола и собралась уходить, когда Нинель, успевшая подняться к себе, окликнула ее с лестницы и позвала в свою комнату. Комнатка была невелика и вся уставлена мебелью, книгами и семейными реликвиями из фарфора и бронзы.
— Самое печальное, Марта, — сказала она, переходя без лишних слов к главному, — что я сама все понимаю. Они никогда не сойдутся: мой брат и жених — и если я выйду за него замуж, то разрушу этим и без того хрупкое семейное равновесие. Они хуже чем враги — готовы убить друг друга, и я им не преграда. Поэтому и говорят, что надо выходить за своих — пусть дурак, да свой, знакомый…
Говоря это, она раздражалась и лицо ее, обычно милое и покойное, искажалось некой навязанной ей извне воинственной одухотворенностью. Рене не нашла что сказать — кроме очевидного:
— Но ты же любишь его?
— Любишь не любишь! — Нинель не раз уже думала об этом, и ей не хотелось возвращаться к пройденному. — Что можно сказать, когда столько времени ходим и проводим время вместе, а до любви так и не дошли — потому что не положено: мать бы с ума сошла, если б узнала. И замуж нельзя, потому что денег нет и когда будут, неизвестно. Он думает, что его ждут на кафедре, а в действительности профессор, на которого он рассчитывает, сам еле на своем месте держится — мне друзья Хорхе сказали. Его включили в список неблагонадежных. У нас же скоро все будет, как у Гитлера.
— Профессор — еврей? — Рене была почему-то в этом уверена.
— Какой еврей? — невесело удивилась та. — Евреи — те, что заметнее, — давно в Америку сбежали… За своих взялись. Евреи — это у них для начала было, для разгону… Не знаю что делать. Ей-богу, не знаю. Если и я его оставлю, это окончательно его раздавит.
— Я-то ни в чем не виновата? — спросила Рене, которая уже начала думать, что внесла споры в их семейство.
— А ты здесь при чем?.. Что он с тобой по-французски говорил? Прежде не с кем было? Все до тебя тлело, а от твоего присутствия только вспыхнуло… Он, собственно, и поехал, чтоб с тобой познакомиться. Какая-то, говорит, странная по твоим описаниям канадка получается. Но тебя-то это меньше всего касается…
Напрасно она так думала. У Рене была своя работа, и она сидела и ждала своего часа. Аугусто если и не был открытым антифашистом, то очень на него смахивал: и видом своим, и внутренним пафосом. Но она не торопилась. Если бы его выгнали отовсюду — включая дом Нинель, она бы закинула удочку: уж очень нужен был ей помощник — пусть даже такой, как этот строптивый любитель португальской истории и беллетристики. Но пока ничто не определилось, нельзя было соваться. Самые опасные люди — колеблющиеся: их может занести и шатнуть не в одну сторону, так в другую. Потом он все время говорил, что не хочет ни во что вмешиваться, и это невольно настораживало…
Разговор с ним подтвердил ее мысли и сомнения на его счет. Он произошел едва ли не на следующий день. Аугусто сам ее нашел: почувствовал духовное родство с ней и захотел излить душу. Они пришли в одно время к донье Бланке: Рене — обедать, он повидаться с Нинель. За стол он никогда с ними не садился, хотя его всякий раз звали: тоже был горд, как нищий потомок грандов, — это сословное сходство больше всего и раздражало Хорхе: будто Аугусто надевал чужой мундир или не положенные ему знаки отличия. В тот день обед запаздывал: донья Бланка, чувствуя себя виноватой перед Мартой за то, что была накануне с ней неприветлива, отправилась на дальний рынок за необходимыми ей для какого-то необыкновенного обеда продуктами, Нинель, знавшая об этом, задерживалась, и они могли говорить, никого не стесняясь.
Аугусто не скрывал своих политических антипатий — только вот симпатий у него, кажется, не было.
— Ненавижу фашистов, — напрямик сказал он Рене, едва они уселись в прихожей, где стояло ведро для зонтиков и два стула для нежеланных посетителей; в каждом доме имелся такой уголок: отстойник для коммивояжеров и дворников. — Видеть их не могу — не то что иметь с ними дело. — Наверно, его сильно допекли в университете: раз он так разошелся. — Не знаю, Марта, что вы в них находите или нашли в ком-то из них — меня это очень удивляет. Я вообще не слишком вам верю. Лицо у вас умное, интеллигентное — свободное, что ли. А свобода — это то, чего они больше всего на свете не любят. Прямо терпеть не могут и сжить со свету готовы любого независимо мыслящего человека!.. — Он снова вспомнил университет, заново пережил какую-то сцену в нем и почти затрясся от сдерживаемого им гнева.
Не в ее интересах было спорить с ним — хотя и без свидетелей, но и оставить его слова без ответа тоже было рискованно: мог бы бог знает что подумать — например, заподозрить ее в провокаторстве.
— Не знаю, Аугусто, — сказала она в раздумье. — Крайности всегда плохи, но середину политического движения занимают обычно люди разумные и сдержанные — они и берут верх в конце концов. — Она поглядела на него умудренным взглядом опытного бойца, побывавшего во многих сражениях, — хотя он был старше ее, вернулась потом к своей излюбленной теме, пытаясь придать ей на этот раз новое звучание: — В самом деле надо прибиться к какому-то берегу, к какому-нибудь рубежу — в одиночку не устоять ни при каком повороте событий.
Она нарочно не уточняла, к какому берегу он должен пристать, и он, при желании, мог бы обратить на это внимание, но ему было не до этого — он только отмахнулся от нее: что за рубежи она ему предлагает?
— Какой там берег?! Я хочу делать свое дело, для которого родился, а не петь военные марши! А мое дело — это португальская история. Ее ж никто в мире не знает. Чьи наши имена известны? Васко да Гамы да Камоэнса, которого никто уже не читает даже в Португалии? Кого вы знаете из нашей литературы? Вы, грамотный человек из Европы или Канады — не знаю уж, откуда именно?..
Рене и в лицее кое-что читала и перед командировкой прочла ряд книг из богатейшей библиотеки, составленной из книг, конфискованных у недавнего правящего класса и, потом, у тех, кто пришел на его место, но успел сойти с политической сцены. Она перечислила ряд имен и произведений, прочитала на память две-три строки: у нее была хорошая память на чужие вирши.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Тьерри Янсен - Испытание болезнью: как пережить рак груди - Тьерри Янсен - Публицистика
- Наш подарок французскому народу - Лариса Яковенко - Юмористическая проза
- Секретная инструкция ЦРУ по технике обманных трюков и введению в заблуждение - Роберт Уоллес - Шпионский детектив
- Расследование. Рукопись, найденная в ванне. Насморк - Станислав Лем - Научная Фантастика
- Записки - Александр Бенкендорф - Биографии и Мемуары