Андрей Белый. Между мифом и судьбой - Моника Львовна Спивак
0/0

Андрей Белый. Между мифом и судьбой - Моника Львовна Спивак

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Андрей Белый. Между мифом и судьбой - Моника Львовна Спивак. Жанр: Биографии и Мемуары / Литературоведение. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Андрей Белый. Между мифом и судьбой - Моника Львовна Спивак:
В своей новой книге, посвященной мифотворчеству Андрея Белого, Моника Спивак исследует его автобиографические практики и стратегии, начиная с первого выступления на литературной сцене и заканчивая отчаянными попытками сохранить при советской власти жизнь, лицо и место в литературе. Автор показывает Белого в своих духовных взлетах и мелких слабостях, как великого писателя и вместе с тем как смешного, часто нелепого человека, как символиста, антропософа и мистика, как лидера кружка аргонавтов, идеолога альманаха «Скифы» и разработчика концепции журнала «Записки мечтателей». Особое внимание в монографии уделено взаимоотношениям писателя с современниками, как творческим (В. Я. Брюсов, К. А. Бальмонт и др.), так и личным (Иванов-Разумник, П. П. Перцов, Э. К. Метнер), а также конструированию посмертного образа Андрея Белого в произведениях М. И. Цветаевой и О. Э. Мандельштама. Моника Спивак вписывает творчество Белого в литературный и общественно-политический контекст, подробно анализирует основные мифологемы и язык московских символистов начала 1900‐х, а также представляет новый взгляд на историю последнего символистского издательства «Алконост» (1918–1923), в работе которого Белый принимал активное участие. Моника Спивак — доктор филологических наук, заведующая отделом «Литературное наследие» Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН, заведующая Мемориальной квартирой Андрея Белого (филиал Государственного музея им. А. С. Пушкина).
Читем онлайн Андрей Белый. Между мифом и судьбой - Моника Львовна Спивак

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 160 161 162 163 164 165 166 167 168 ... 232
происхождения».

Из всего сказанного о «гихловском» списке согласиться можно лишь с тем, что это действительно машинопись, причем неавторизированная, недатированная и к тому же — не первый экземпляр. Предложенная датировка — если хоть сколько-нибудь учитывать реалии советской эпохи — кажется просто невероятной: каким образом в «послевоенное время» в Государственное издательство художественной литературы могли попасть непубликовавшиеся стихи репрессированного поэта, то есть «подсудный» самиздат… Малоубедительно и другое предположение: стихи Мандельштама 1934 года ГИХЛ и в «довоенное время» публиковать не планировало, так что и передавать их туда было решительно незачем…

Нам представляется, что происхождение «гихловского» списка проясняет история с неудавшейся организацией группкомом ГИХЛ вечера памяти Белого и планируемым выступлением на нем Мандельштама. Скорее всего, его стихи (как и списки участников мероприятия) были переданы в ГИХЛ для утверждения и включения в программу.

На некую прагматическую цель этого документа «намекает» то, что посвящение к стихотворению точно повторяет и название вечера, и заявленную в программе тему выступления Мандельштама: «прочтет стихи, посвященные памяти Андрея Белого». Формулировка посвящения (с одновременным указанием и имени, и псевдонима — «Памяти Б. Н. Бугаева (Андрея Белого)») выглядит как-то слишком официально и непривычно для поэтического текста: так Белого могли называть в гонорарных ведомостях или повестках на очередное «гихловское» заседание. К тому же, строго говоря, посвящение в данном стихотворении вообще излишне и, по сути, является тавтологией: ведь функцию посвящения выполняет указанный в заглавии день похорон… Видимо, посвящение адресовалось не столько Белому, сколько тем чиновникам, которым мало что говорило число 10 января, и потому требовалось наглядно объяснить связь стихотворения с тематикой траурного вечера.

Если это так (а другой причины попадания стихов Мандельштама в фонд ГИХЛ мы не находим), то возникает целый ряд новых вопросов: кем, когда и с какой рукописи «гихловская» машинопись была перепечатана?

«Гихловский» список существенно отличается от «зайцевского» музейного (нет разбивки на три части, другие редакции ряда строф) и «лексически» гораздо ближе к одному из самых ранних списков — к «харджиевскому»[1758]. Однако с утверждением о совпадении «гихловского» списка с «харджиевским» (содержащимся в обоих упомянутых выше изданиях Мандельштама) вряд ли можно согласиться. В «гихловском» списке вообще нет деления на строфы (текст идет «сплошняком»), имеются многочисленные разночтения и в словах, и особенно в пунктуации[1759].

Следует отметить, что «гихловский» список буквально пестрит опечатками и ошибками. Однако важно, что это не ошибки памяти, столь часто встречающиеся в поздних списках стихов Мандельштама, а ошибки прочтения, порожденные неспособностью машинистки разобрать почерк в рукописи. Видимо, отсюда в нем появляется: «в молнокрылатом воздухе картин» (вместо «толпокрылатом»), «покатой истины» (вместо «накатом истины»), «для укрупленных губ» (вместо «укрупненных») и т. д. О мучениях машинистки говорят многочисленные «забивки», а также то, что некоторые слова впечатаны между строк и без копирки — может быть, чуть позже основного текста и по чьей-то подсказке. Возникает ощущение, что перепечатывал стихотворение человек, не понимающий поэтики Мандельштама и не знакомый ни с самим поэтом, ни с теми, кто мог бы разъяснить плохо читаемые в рукописи места. Возможно, это была просто какая-нибудь техническая служащая ГИХЛ.

И все же есть в этой неряшливой и неприглядной машинописи одно разночтение, заставляющее нас заподозрить в нем не ошибку, но возможный и даже весьма интересный вариант: «чеРтные зигзаги», а не «чеСтные зигзаги», фигурирующие в «харджиевском» и других известных списках.

Для сравнения приведем оба варианта:

Где ясный стан? Где прямизна речей, —

Запутанных, как ЧЕСТНЫЕ зигзаги

У конькобежца в пламень голубой,

Железный пух в морозной крутят тяге,

С голуботвердой чокаясь рекой

Где ясный стан? Где прямизна речей, —

Запутанных, как ЧЕРТНЫЕ зигзаги

У конькобежца в пламень голубой,

Железный пух в морозной крутят тяге,

С голуботвердой чокаясь рекой

В пользу «гихловского» варианта говорит, во-первых, то, что буквы «Р» и «С» перепутать даже в очень неразборчивом почерке крайне сложно, во-вторых, то, что простое и частоупотребимое слово «честный» заменено на неологизм (обычно именно с неологизмами у машинистки возникали проблемы), и наконец, в-третьих, то, что напечатанное в «гихловском» списке слово ничуть не менее осмысленно, чем привычное. Речь Белого сравнивается не с запутанной траекторией движения честного конькобежца, а с начерченными на льду следами коньков. Определение зигзагов как «честных» вызывает некоторое недоумение, тогда как указание — с помощью отглагольного прилагательного или причастия — на то, что зигзаги были начерчены, скорее проясняет группу образов.

На этой точке зрения, учитывая качество машинописи, трудно настаивать (будем считать, что она выдвинута для обсуждения)[1760]. Однако если все же предположить, что «чертные» не опечатка, а вариант, то обнажается явная аллюзия на стихотворение М. А. Кузмина, посвященное балерине Т. А. Карсавиной (1914):

Полнеба в улице далекой

Болото зорь заволокло,

Лишь конькобежец одинокий

Чертит озерное стекло.

Капризны беглые зигзаги:

Еще полет, один, другой…

Как острием алмазной шпаги,

Прорезан вензель дорогой.

В холодном зареве не так ли

И Вы ведете свой узор <…>[1761].

В обоих случаях есть и лед, покрывший водоем (озеро у Кузмина, «голуботвердая река» у Мандельштама), и конькобежец, чьи зигзаги оставляют (чертят) на льду следы. Только у Кузмина зигзаги конькобежца сравниваются с танцем, а у Мандельштама — с речью. Впрочем, для Белого, автора «поэмы о звуке» «Глоссолалия», речь и танец — явления вполне родственные.

Впрочем, решение о значимости и учете (или не учете) разночтений остается за публикаторами. Для нас же первостепенный интерес представляет то, что в «гихловском» списке, в отличие от «зайцевского», нет членения стихотворения на три части. По мнению И. М. Семенко, анализировавшей «харджиевский» автограф (тоже «нерасчлененный»), это указывает на первую стадию работы над произведением: до решения Мандельштама превратить стихи о Белом в цикл[1762]. Значит, и рукопись, лежащая в основе «гихловского» списка, появилась на свет раньше, чем «трехчастный» автограф из архива Зайцева, то есть — между 16 и 21 января 1934 года.

В этой связи стоит вновь обратить внимание на запись в дневнике Зайцева:

22/1 был у О. Э. Мандельштама. Он передал свои стихи, посвященные памяти Андрея Белого, разбил их на три части. В первый заход познакомился у него с сыном Н. С. Гумилева, во второй заход с литературоведом Гуковским, специалистом по 18‐му веку.

Как Зайцев мог понять, что Мандельштам не объединил три отдельно написанных стихотворения под одним заглавием, а, напротив, «разбил» стихи памяти Белого «на три

1 ... 160 161 162 163 164 165 166 167 168 ... 232
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Андрей Белый. Между мифом и судьбой - Моника Львовна Спивак бесплатно.
Похожие на Андрей Белый. Между мифом и судьбой - Моника Львовна Спивак книги

Оставить комментарий

Рейтинговые книги