Странствие бездомных - Наталья Баранская
- Дата:09.07.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: Странствие бездомных
- Автор: Наталья Баранская
- Год: 2011
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Аудиокнига "Странствие бездомных" от Натальи Баранской
📚 "Странствие бездомных" - это захватывающая история о приключениях главного героя, который оказывается на улице без крыши над головой. В поисках своего места в мире, он отправляется в увлекательное путешествие, где каждая встреча становится для него уроком и откровением.
🌟 Главный герой книги сталкивается с различными жизненными ситуациями, которые заставляют его задуматься о смысле жизни, дружбе и любви. Он учится ценить каждый момент и видеть красоту в простых вещах.
🎧 Наталья Баранская, автор этой удивительной аудиокниги, с легкостью переносит слушателя в мир своего произведения, заставляя переживать каждую эмоцию вместе с героем.
Об авторе:
Наталья Баранская - талантливый писатель, чьи произведения покоряют сердца читателей своей глубиной и искренностью. Ее книги всегда отличаются оригинальным сюжетом и неповторимым стилем.
🔊 На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Мы собрали лучшие бестселлеры, в том числе и книгу "Странствие бездомных" от Натальи Баранской.
📖 Погрузитесь в мир увлекательных историй, наслаждайтесь каждым звуком и словом, погружаясь в сюжеты, которые заставят вас переживать и мечтать. Аудиокниги - это удивительная возможность окунуться в другую реальность, не отрываясь от повседневных дел.
Не упустите шанс окунуться в мир литературы и насладиться каждой минутой, проведенной в компании увлекательных персонажей и захватывающих сюжетов!
📚 Послушайте аудиокнигу "Странствие бездомных" от Натальи Баранской прямо сейчас на сайте knigi-online.info и погрузитесь в мир приключений и открытий!
Ссылка на категорию аудиокниг: Биографии и Мемуары
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кончался сентябрь, срок уже подходил, не стала бы я описывать, как родила своего первенца — дочку, если бы не было это так необычно. Решиться на подобную авантюру могла только такая взбалмошная особа, какою была я.
Однажды поздним вечером я почувствовала легкие боли и объявила тревогу: до больницы надо было шагать и шагать — может быть, километра два, а то и больше. Разбудили Наталью Антоновну. Она решительно схватила кочережку — «мало ли кто нам встретится». Федору велела взять палку. Под надежной охраной я отправилась рожать. Но тревога оказалась преждевременной.
Больничная «родилка» привела меня в ужас: мокрый матрас, заскорузлое от крови одеяло, рядом на такой же высокой кровати кричит, озверев от боли, молодая роженица, девчонка-акушерка читает под лампой, не поднимая от книги головы. Ни слова в утешение измаявшейся, никакого к ней внимания. Стало холодно, закрыться нечем. Нет уж, увольте — я передумала. Под утро привели пожилую татарку (может, лет сорока, для меня пожилую). Она влезла на родильную кровать, кряхнула раза три: «Уй, аллах! Уй-ей-ей!» — и родила громкоголосого мальчишку. Я поняла — со мной так не будет, у меня все будет, как у той молодой страдалицы. Утром во время обхода я попросила доктора меня отпустить: «Пожалуйста, я хочу домой». Он пытался отговорить, даже пугал возможными последствиями, но я настояла, позвонила Феде на работу, чтобы он за мною пришел.
Марья Васильевна меня не бранила — все поняла, сказала, что на этой вот кровати родила всех своих детей, и, слава Богу, благополучно. Надо сговориться с акушеркой, она знает с какой, все приготовить, она поможет. Дома чисто, тепло, дома и стены помогают. «Ну и я с вами буду».
Так я родила свою дочку по старинке, дома. Было нелегко, роды долгие, мучилась, как та бедняжка, которой я сочувствовала, но я была в тепле, с участием и поддержкой, с вниманием и заботой. Федор был угнетен, мои стоны и крики его пугали, он где-то скрывался, может, сидел внизу, у хозяев. Наконец я разрешилась: дочка родилась худенькая, замученная малярией, со сморщенными от моего жара ладошками и ступняшками, но голосистая, жаждущая сосать, питаться и поправляться.
Так началась наша новая жизнь. Новорожденную Федор принял сдержанно. Мужчины вообще-то не испытывают нежности к жалким человечкам, напоминающим лягушат, а наша была и вовсе нехороша: желтокожая, с густыми темными волосами. Федор смотрел на дочь долго и задумчиво, часто останавливаясь возле бельевой корзины, где она лежала. Возможно, решал вопрос: от какого же китайца родилось это дитя? Но прошло несколько месяцев, и девочка стала светловолосым круглоликим ангелочком, и тогда была признана своей. В семье наступил мир. Этот мир был полон забот, хлопот, порою трудных. Не желая лишних забот, Наталья Антоновна сразу же нас покинула.
Мама сообщила с радостью о разрешении переменить Кокчетав на Уральск. Она приехала, когда я еще была в отпуске, и сразу же включилась в семейную жизнь. Центром этой жизни, как водится, стал ребенок. Я пошла на работу и дважды в день прибегала кормить дочку. Вечером мы с мамой крутились по хозяйству: топили печку, грели воду для купания, стирали. За Федором оставалось снабжение водой, но требовалось ее теперь раз в пять больше. В зимнее время это было сложнее — воду приходилось брать из проруби. К чести Федора надо сказать, что он хоть и покряхтывал, но носил сколько надо.
Ночью мы просыпались по нескольку раз от плача. «Ах, Танецка, Танецка, слассе меду пряницка!» — приговаривала я, меняя пеленки. Мама, конечно, тоже просыпалась, а потом и вставала, уговаривая меня поспать — «тебе же на работу». И я уступала — молодой сон и молодой эгоизм брали верх. Мама наскучалась в одиночестве, и семейная жизнь, казалось, была ей не в тягость.
Может, как раз там, в Уральске, мама впервые жила только как женщина-мать, хоть и в звании бабушки, а не была общественной деятельницей. И дело не только в ее необыкновенной любви и преданности мне. Возможно, этот поворот, как бы предопределенный обстоятельствами, совпадал с тем, что она понимала: борьба с режимом невозможна, требует слишком больших жертв, несопоставимых с результатами, борьба эта ломает жизнь молодых — тюрьмы и ссылки без просвета лишают их возможности любить, иметь семью, рожать детей. Ей, конечно, вспоминались многие судьбы, и особенно участь воронежской молодежи, с которой сдружилась в последние годы. О себе она не печалилась.
С Федором мама ладила и, конечно, его жалела. В наши отношения она не вмешивалась, но понимала, что они не так хороши и любовны, как хотелось бы. Со мной об этом она никогда не говорила. Мама была целомудренна — интимностей не касалась. Порой я ощущала, что ее огорчают мои резкости или его угрюмость. А мне не хватало кротости и терпения — по характеру и по «обстоятельствам жизни».
У мамы и Федора было достаточно тем для разговоров: история его ареста, провал политического кружка, провокация как метод действий ГПУ, принципы конспирации и наши промахи, сравнение царской тюрьмы с советской. Конечно, они касались политических разногласий, которые у них были, но до споров не доходило: Федор считал, что политика ВКП(б) требует коррективов, мама отрицала большевизм начисто. Я участия в их беседах, редких и обычно поздних, не принимала, хотя слушать мне было интересно.
Танечка росла, улыбалась, гулькала, звенела погремушкой, дрыгала ножками, лежа в большой корзине, заменявшей кроватку. С ней любили понянчиться хозяйские девочки, и в это время мы спешили управиться с домашними делами. Охотно «играла» Танечка с газетой — положим сверху, ножками бьет, бумага шуршит, ей нравится, а мы и рады: ребенок спокоен, можно что-то успеть. Однажды, оставив ее с газетой, ушли на кухню, вернулись — и ахнули: газета порвана в клочья, во рту у ребенка комки размокшей бумаги. Да, «чем бы дитя ни тешилось — лишь бы не плакало».
Работа, ребенок, хозяйство — даже и с маминой помощью я уматывалась так сильно, что уже не могла накормить дочку досыта, молоко убывало, пора было прикармливать. Марья Васильевна уделяла нам от своей коровы — только для Тани. Я пастеризовала молоко в бутылочках, заткнутых ватой. И не знала не ведала, какое несчастье принесет нам это молочко, как горько вспомнится потом корова и хозяин ее, ветврач.
Подошло лето 1934 года. Край наш оставался голодным. Мы жили скудно и бедно, я больше не прирабатывала. Жили в основном моим пайком, хлебом, который получали теперь по карточкам: я — полкило, Федор — четыреста, а мама — триста граммов. Случались удачи: хозяин привозил с мясокомбината бараньи сычуги или говяжью требушину, Марья Васильевна делилась с нами. Кто ж теперь знает, что такое сычуги! Разве что тот, кто помнит описания кушаний у Гоголя. Так вот, сычуги — это бараньи желудки, которые, как и требушину, надо было чистить, скоблить и мыть, затем полоскать на речке и только потом тушить с луком и картошкой. Блюдо получалось очень питательное и даже вкусное, несмотря на то, что чуть-чуть сохраняло неистребимый дух скотской утробы. Бывали и печальные происшествия: однажды у мамы вырвал из рук сумку с только что полученным на два дня хлебом молодой казах, тут же скрывшийся. Хлеба было очень жалко, но казаха мама жалела не меньше. Я же, не столь милосердная, сердилась на маму. Федор осуждал нас обеих, от домашних лепешек, испеченных на сковороде, отказывался, хотя полной голодовки не объявлял. Но все мы, конечно, прекрасно понимали, что наши трудности в сравнении с муками голодных — ерунда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Неизвестная революция 1917-1921 - Всеволод Волин - История
- Собрание сочинений. Том II. Введение в философию права - Владимир Бибихин - Юриспруденция
- Тень свободы - Дэвид Вебер - Космическая фантастика
- Император Всероссийский Николай I Павлович - Ирина Ружицкая - История
- Избранные труды. Том 4. Правовое мышление и профессиональная деятельность юриста. Науковедческие проблемы правоведения - Альфред Жалинский - Юриспруденция