Четыре года в Сибири - Теодор Крёгер
- Дата:20.06.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: Четыре года в Сибири
- Автор: Теодор Крёгер
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я указываю на вождя и указываю на солнца. Он считает 64 солнца, при 65-м солнце он указывает на семь лун. Если я правильно его понял, ему 64 года и 7 месяцев. Тогда был месяц июль.
Книга очень интересует меня. Я перелистываю ее, и вождь показывает на другие деревянные рамы с гнилыми кусками ткани, которые сложены у печи. Я насчитываю в целом 151 полную страницу по 12 солнц на каждой и на последней странице три солнца и шесть лун. В целом это 1815 солнц и 6 лун. Следовательно первые солнца должны были быть нарисованы в этой огромной книге 1815 лет назад? То есть, где-то в 103 году после рождения Христа? И ведь примерно в это время как раз орды гуннов нахлынули на всю Европу!
Наш хозяин весело кивает и болтает, жестикулирует перед рисовальщиком, тот снова хватает карандаш – и на бумаге он изображает много, очень много могил.
Тогда на бумаге возникают мои действительно примитивные животные. При рисунках собаки, лошади и гуся вождь кивает, но когда я изображаю корову, молодой художник вычеркивает рога и вымя и дорисовывает корове конский хвост.
Теперь я тоже пытаюсь говорить различные слова на всех языках, отдельные слова, которые припоминаются мне, которые я когда-то при каком-то случае подхватил в Сибири у местных. Все зря, мы не понимаем друг друга, лишь одно единственное слово, произнесенное только совсем отдаленно похоже, сразу было понято, венгерское слово «ло» – «лошадь», так как хозяин указывает на рисунок, на котором как раз и нарисована лошадь.
Все время я беседовал с нашими хозяевами таким образом. Женщины снова подают нам кобылье молоко с хлебом. Я бужу моих товарищей, которые вскакивают испуганно, но быстро успокаиваются, когда замечают, что им не грозит никакая опасность.
Вождь поднимается, кричит женщинам, которые приносят ему миску, полную зеленовато-коричневой жидкости, в которую мужчина погружает руки. Потом он проводит ими по лицу, ушами и затылку. Он указывает на комаров и мух. Это средство, которое соответствует нашей березовой смоле; пахнет кисловато-затхло, как сильно пропотевшее, грязное тело.
Наконец, окруженные населением, которое в течение всего времени нетерпеливо ждало нас снаружи, мы выходим.
Насколько мы можем видеть, перед нами лежат хорошо обработанные поля, луга с маленькими лошадьми с длинными, растрепанными гривами. Мужчины и женщины, которые с удивительной сноровкой ездят верхом без седла, приближаются к нам. Растрепанные, яростно лающие, одичавшие, длинноногие собаки трудно определимой породы, серые гуси с подрезанными крыльями, которые отличаются от их диких собратьев только своим чрезвычайным размером, домашние утки, это, наверняка, домашние животные этих людей.
На берегу озера, которое тянется до горизонта и, вероятно, еще и за него, я вижу, как сети висят на солнце. На пологом берегу лежат лодки-однодеревки, возле них широкие, массивные парусные лодки.
Приходит вечер. Вождь выводит нас из деревни к стаду лошадей. Несколько мужчин с особенно длинными ножами стоят возле них. Это, наверное, мясники. У лошади связывают все четыре ноги, и вождь показывает нам знаком, что нам нужно выстрелить в животное. Иван Иванович берет свое ружье, вставляет два патрона с разрывными пулями «дум-дум», и пока присутствующие боязливо расходятся в разные стороны, звучит выстрел. Лошади встают на дыбы, дергают за привязь, люди кричат дико и пронзительно, связанное животное валится наземь и после предсмертных судорог застывает.
Когда аборигены приближаются, все они растерянно смотрят на зияющую рану. Никто больше не осмеливается приближаться к нам, и мы уже видим тут и там, как мужчины с дикими сверкающими глазами сжимают свои луки и колчаны.
- Барин, – шепчет наш Василь, – будет лучше, если мы уйдем. С дикарями мы не справимся. Их слишком много.
В туманном вечернем свете у меня тоже не вызывают доверия эти фигуры с черными волосами, пристальными глазами, как они теперь внезапно окружают нас со всех сторон, крадутся их скользящей, неслышной походкой и перешептываются друг с другом. Я вижу Ивана Ивановича, как он вытаскивает «наган» из кармана. В другой руке он держит свой «парабеллум». Я вижу, как крестятся охотники, готовят свои винтовки к стрельбе, как быстро удаляется вождь, за которым следует большинство его людей.
Теперь двое из нас прикрывают недобровольный отход. Они отходят назад, и мы чередуемся. На полях, которые окружают нас теперь в молочном вечернем свете, мы видим согнувшиеся фигуры, как они быстро и умело подкрадываются от одного маленького возвышения к другому и ползут за нами. У них есть луки и стрелы.
Мы достигаем ворот, открываем их сами, выходим, видим, как оба мертвеца все еще лежат там, мы забираем у них лук и колчан со стрелами, спешим вдоль маленькой просеки, с трудом прокладываем себе дорогу через плотно сросшиеся друг с другом кусты, идем все дальше без отдыха, пока луна не взошла, пока солнце не поднялось снова над лесом и постоянный шелест ползущих дикарей не умолкает в чаще вокруг нас.
Мы достигаем мшистого болота, убиваем двух глухарей, пристегиваем лыжи-снегоступы, и спешим дальше, не отдыхая и здесь.
Три дня мы питаемся почти исключительно незрелой клюквой. Мучения от комаров ужасны. Достигнув края болота, мы убиваем молодого лося, и только когда снова горит наш родной костер, кипят наш незаменимый чайник и рядом с ним котелок для тушения, и наш волчий аппетит полностью успокоен, мы садимся и проваливаемся в сон, подобный смерти.
Когда мы просыпаемся, уже стоит полуденное солнце. К вечеру мы добираемся, наконец, до всем нам известных лесных окрестностей поблизости от Забытого.
Звуки труб, радостно и громко играющих вечернюю зарю, проникают к нам через лесную чащу. Некоторое время спустя звучат звонкие, маленькие колокола, бас больших следует за ними. Вечерний колокольный звон парит над лесом, мы крестимся, и теперь все, что мы видели, мертвый город, дикари, наши ночные костры, последний форсированный марш из замкнутого круга таящейся в засаде смерти, все это внезапно стерто, разрушено. Радость овладевает нами, ускоряется наш шаг к нашим избам, к тем, кто ждет нас, глаза светятся светлее и уже пытаются обнаружить через чащу известные контуры знакомой местности. Внезапно лес остается за нами, у его края мы все останавливаемся как зачарованные.
В лучах вечернего солнца перед нами лежат широкие поля, между ними пастбища с маленькими, чистыми коровами, возле них прыгают телята, жеребята скачут вокруг лошадей, овцы, козы; собаки неутомимо крутятся вокруг стад и сгоняют скот. Вечерний ветер едва заметно покачивает кудрявыми зелеными кронами светлых берез с толстыми стволами. Своими бесчисленными окнами избы смотрели на нас, в их центре, выше их всех, поднимается церковь, на похожих на луковицы куполах которой сияют кресты. Звон церковных колоколов смешивается со звоном маленьких колокольчиков стад, отдельные человеческие голоса звучат, и маленькое облако светлых голубей порхает оттуда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Метели ложаться у ног - Василий Ледков - Детская проза
- Жизнь Достоевского. Сквозь сумрак белых ночей - Марианна Басина - Биографии и Мемуары
- Высокие технологии работы с клиентами. Как превратить случайного потребителя в искреннего приверженца - Мика Соломон - Маркетинг, PR, реклама
- Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня - Евгений Александрович Костин - История / Культурология
- Дверь в Вечность - Альмира Илвайри - Фэнтези