Не уймусь, не свихнусь, не оглохну - Николай Чиндяйкин
- Дата:26.06.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: Не уймусь, не свихнусь, не оглохну
- Автор: Николай Чиндяйкин
- Год: 2011
- Просмотров:5
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роли разрабатывают в процессе мизансценирования. Качество исключительно плохое. Нет никакого другого театра, кроме повествовательного.
Такой театр полностью зависит от публики, полностью!
Происходили же какие-то события театральные в мире… Но их как будто ничего не коснулось.
День премьеры является последним днем свидания актера с режиссером. Это то, что меня просто возмутило…
Режиссер просто вычеркивается из сознания. Конечно, они могут «подарить» репетицию, но из сознания вычеркивается.
Французский актер в любом случае не испытывает рабского комплекса ни перед режиссером, ни перед публикой. Никогда!
Венгерские актеры. При огромном собственном даровании всё абсолютно наоборот.
Художник, который постоянно ищет возбуждения для своего искусства в жизни, нуль в конечном счете.
Народ, мне показалось, неразвитый в религиозном отношении… Живут очень суетно… Бесконечно жалуются на отсутствие денег, работают на трех работах все актеры… Понятно, о глубокой работе речи нет. Проявление персонажа только на уровне интриги, другого они не знают.
Такая вот ситуация. Даже на фоне поломанного русского театра.
17 апреля 1994 г., понедельник
23–29 апреля — Одесса, поездом туда и обратно. Кошмарно тяжело.
Доснялся у Игоря в этом самом «Вине из одуванчиков». Глупо все. Не нравится мне. Показывал мне предыдущий материал. Много хорошего, но веры никакой нет, что это может сложиться во что-то толковое.
Без даты
«Уран». Суббота. В 11.30 собрались смотреть видеозапись васильевского спектакля в Будапеште, «Дядюшкин сон». Вся «труппа» и еще кое-кто… Вначале А. А. решил немного рассказать о работе и проч. Кабинет наш переполнен… Все вместе очень хорошо выглядят наши ребята. Хорошая компания, яркая.
Сейчас 7 вечера. Долго, долго смотрели. Шеф нервничал и психовал по причине того, что не так снято. Без конца меняли кассеты: есть два варианта записи (разных дней), снятых более крупно и более общо.
Тем не менее замечательный спектакль, даже глядя на эти кассеты.
В двух словах не скажешь… Надо смотреть, лучше бы, конечно, сам спектакль. Но уж что есть, то есть… Хорошо, если бы у наших актеров была возможность смотреть эти кассеты побольше.
Если слушать слова, которые говорит наш учитель… слушать сегодня, завтра, через год… можно свихнуться. Он не просто противоречит себе, а как танк расстреливает только что или накануне сказанное самим собой. Это принимает фантастические размеры и формы.
Постепенно я понял, что значение имеет только его сегодняшнее, сиюминутное настроение. Сиюминутное! Мне кажется, он абсолютно не слышит этих противоречий, т. е. совсем не слышит… потому что в конфликте со всем, что приходит ему на ум в эту минуту.
Вот в эту минуту уничтожает русских, превозносит венгров… вот через 5 минут уничтожает венгров, гордится русскими.
7 мая 1994 г.
14-го я уехал поездом в Перевальск, ставить памятник на мамину могилку. Приехали Леночка и Петя. Мы с Петей ладно поработали. За один день перевезли памятник (из гранитной крошки, скромный, но хороший, не аляповатый), все подготовили и хорошо поставили. Убрали, или лучше, наверное, сказать, прибрали могилку, с помощью сестренки моей. Посадили цветы. Барвинок, так называются. Постояли, помолчали, поплакали… Мама смотрела на нас с фотографии. Было очень солнечно и почти жарко. 17-го сел в поезд Луганск — Москва и 18-го в половине пятого вечера вернулся домой. Наскоро перекусил и пошел в театр.
За эти дни моего отсутствия ничего хорошего не произошло… Шеф продолжал оставаться в депрессии, которая началась еще до моего отъезда. В театре он не появлялся, на звонки не отвечал, отключил телефон. В этот вечер как раз пришел, и я его застал. Он сидел в кабинете, не сняв плаща… молчаливый, мрачный… Кажется, обрадовался моему появлению, немного просветлел, сказал: «Как хорошо, что ты приехал, а я уже разыскивал тебя…» и что-то еще в этом роде… На мой вопрос о самочувствии неопределенно махнул рукой… Что, мол, говорить. Артисты ожидали встречи с ним, собравшись в гримерной, кое-кто в костюмах — видимо, собирались показывать работы. Было уже почти семь. Но он не шел, о чем-то незначительном поговорил с Назаровым, потом с Забавниковой и опять тянул время. Что-то говорил мне, жаловался. Вот, говорит, дома сижу — все хорошо, стоит выйти на улицу — сразу накатывает… а захожу в театр — совсем темно в глазах становится… Никто ничего не делает… Театр распущен… службы — просто тепло устроились. Пустота, и т. д. В это время зашел наш бывший студент Саша Ишматов, теперь священник в Перми, отец Александр… В темном длинном плаще, черной шапочке, обнялись. А. А. как ждал, долго говорили с ним. Саша, несмотря на то, что еще носит в руках ту же самую черную сумку, с которой ходил на репетиции, уже заметно окреп по-человечески… Говорил спокойно, но твердо. Наставлял (мягко, почти с улыбкой виноватой, но непреклонно) своего учителя. Советовал исповедаться, причащаться… Не сдаваться настроению и одолевающей депрессии. Долгий был разговор. А. А. говорил с охотой, слушал внимательно. Потом, позднее, подошел Никита Любимов…
Я не решался напомнить, что артисты ждут уже три часа. Да он и сам с сожалением об этом помнил. Но видно было, что ему нужен теперь только этот разговор.
В конце концов около 21-го я все-таки стал намекать, что пора бы… Пару раз вышел из кабинета… вернулся. «Ждут», говорю. Он вздыхал, мучился, потом все же сказал — ладно, Николай, позови их сюда.
До половины одиннадцатого говорил с актерами (так и не снял плаща, кутался). В процессе, кажется, немного отошел… Даже шутил пару раз по какому-то поводу. Нашел какие-то простые добрые слова. «Ну, дайте вы мне поболеть… я старый человек, устал, простите уж меня». И т. д.
Спрашивал их впечатления о просмотренном по видео материале (4 вечера последних) римского прошлогоднего проекта «Каждый по-своему» и жутко нервничал, когда не совпадало с его мнением, опять же по поводу русских и итальянских актеров. Сел на своего любимого конька и дошел до таких оскорблений, что сам, кажется, услышал, что говорит… «Русский язык — собачий язык». Все рассмеялись просто в голос, и сам тоже рассмеялся. «Так имеет право говорить тот, кто знает русский язык и для кого он единственный». «И все-таки, — настаивал, — с итальянской легкостью, подвижностью, прозрачностью… у наших все заторможено, тяжело… Это, Маша (Зайковой возражает), не глубина, не глубина, как ты говоришь, это тяжесть… Это несмазанная машина… Правда. Я сам много очень напортил, ужасное было расписание у наших… и я плохо с ними работал».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Гарри Поттер и Кубок Огня - Джоан Роулинг - Детская фантастика
- Шелест тайн - Skylin - Фэнтези
- Военный дневник - Франц Гальдер - Биографии и Мемуары
- Цифровой журнал «Компьютерра» № 184 - Коллектив Авторов - Прочая околокомпьтерная литература
- Хроника лишних веков - Сергей Анатольевич Смирнов - Альтернативная история / Попаданцы