Политтехнология стальной эпохи. Маршал Берия и политрук Хрущев - Виктор Владимирович Бронштейн
- Дата:12.12.2024
- Категория: Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература
- Название: Политтехнология стальной эпохи. Маршал Берия и политрук Хрущев
- Автор: Виктор Владимирович Бронштейн
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дочь Ватутина поведала, что эшелон с ранеными шёл из Ровно на Москву. Но в Киеве на вокзал примчался Хрущёв и велел снять Ватутина с поезда: «Николай Фёдорович, мы Вам обеспечим лучших докторов, создадим все условия для выздоровления». Спорить с ним было невозможно. Она считала, что «ранение бедра у отца было не такое уж и страшное — сквозное, особых опасений не вызывало. Но эти медики… Госпиталь находился на Подоле, в здании нынешней школы. Если бы отца лечили простые врачи, а не доктора госпиталя командного состава, он остался бы жив. Сначала наложили гипс. Отец говорил: «Не могу, снимите, там у меня что-то есть, очень мешает!». Но они ничего другого не знали, кроме как пьянствовать да смотреть трофейные фильмы. Мама попросила снять гипс. Разрезали, а в ране — черви…
Почувствовав, что дело плохо, папа сам просил, чтобы ногу отрезали: «Мне не нога, голова нужна!» А врачи ему: «Ну что вы, Николай Фёдорович, все будет в порядке». Когда же за 14 дней до папиной смерти из Москвы по распоряжению Сталина прилетел профессор Бурденко, главный хирург Советской Армии, и увидел эту рану, он — интеллигентнейший человек! — ругался матом. Сам ампутировал отцу ногу. Но было поздно».
Врачи предлагали командованию фронта Ватутина «обязательно эвакуировать самолётом «дуглас» в Москву». Своей телеграммой о целесообразности транспортировки Ватутина в Москву, по их совету, сообщал Сталину и Крайнюков. Однако это так и не было сделано[557]. В первое время командующему действительно стало лучше, однако вскоре состояние начало быстро ухудшаться. Из воспоминаний Крайнюкова: «В Военный совет и штаб фронта из столицы Советской Украины приходили утешительные вести. Мы ежедневно получали по телеграфу бюллетени о состоянии здоровья товарища Николаева (так кодировалась фамилия Н.Ф. Ватутина).
Генерал начал было поправляться. Как сообщали нам, он интересовался обстановкой на фронте и искренне радовался боевым успехам. Перешедшие в наступление войска 1‑го Украинского фронта осуществляли план операции, разработанный Н.Ф. Ватутиным и штабом.
Спустя немногим более месяца после ранения Николая Фёдоровича в бюллетене о состоянии здоровья, подписан ном видными медиками товарищами Шамовым, Вовси, Гуревичем, Ищенко и Василенко, появились тревожные нотки. Несмотря на энергичное лечение, направленное на борьбу с инфекцией, состояние больного оставалось тяжёлым. В Киев был срочно командирован главный хирург Красной армии академик Н.Н. Бурденко»[558].
А вот что пишет Никита Сергеевич: «Лечение командующего шло довольно успешно. Я каждый день приезжал к нему. Он чувствовал себя хорошо, уверенно выздоравливал, уже начал заниматься делами и был даже назначен день, когда он сможет официально приступить к исполнению прежних обязанностей и вернуться во фронтовой штаб. Но вот как-то он говорит мне: «Что-то температура у меня поднялась, и я плохо себя чувствую». Врачи, осмотрев его, сказали, что, видимо, это рецидив малярии. Он болел малярией раньше, да и на фронте, когда мы были с ним там вместе, тоже болел ею. Я ответил: «Жаль. Она, видимо, измотает вас, ну ничего не поделаешь». Через день-два процесс стал нарастать. Тогда врачи сказали: «Это не малярия, это — более серьезное явление, возникло заражение раны». Это всех встревожило. Заражение раны — нагноение, гангрена, ампутация конечности или смерть. Надо было срочно решать»[559].
Заметим, что ситуация опять парадоксальная: «врачи, осмотрев его, сказали, что «это рецидив малярии», и только «через день-два», по версии Хрущёва, уточнили свой же диагноз — «возникло заражение раны».
Как ни парадоксально, Ватутин и с «малярией», и с температурой под 40º находился в особняке Хрущёва под его «заботливым колпаком», через который не могли просочиться ни нормальные врачи, ни должное лечение. Поставить диагноз «малярия» человеку с огнестрельным ранением, которое очень часто сопровождается газовой гангреной, и потерять сутки или двое при высоченной температуре пациента можно наверняка только умышленно. Хрущёв забил тревогу только 24 марта. Вот его телефонограмма Сталину: «Вчера, 23 марта, наступило резкое ухудшение состояния здоровья тов. Ватутина. Температура утром была 40,2 градуса. В течение дня было два приступа ухудшения состояния, колебания температуры были от 38 до 40,2 градуса. Вечером была также высокая температура — 40,3 градуса.
Врачи, основываясь на том, что тов. Ватутин до ранения болел малярией и летом 1943 года имел приступ малярии, посчитали, что у него повторился приступ малярии, дали больному хины и сделали несколько противомалярийных уколов.
Сегодня утром я был у тов. Ватутина. Утром у него было некоторое улучшение состояния, температура была 38 градусов, но самочувствие было плохое. Сегодня в течение дня приступы ухудшения повторялись. Температура колебалась от 38 до 39,8 градуса.
Врачи сделали несколько анализов, но малярия не показана. Врачи до сего времени не могут установить диагноз болезни.
Хорошо было бы поручить тт. Смирнову и Бусалову завтра срочно выслать квалифицированных врачей из Москвы, чтобы они установили точный диагноз болезни тов. Ватутина с тем, чтобы принять необходимые меры лечения»[560].
Дальше Хрущёв в своих мемуарах доходит до не менее парадоксального факта о прямом запрете Сталиным использовать в лечении Ватутина пенициллин: «Врачи считали, что следует применить пенициллин, но они могли, как мне рассказывали, тогда сделать это только с согласия Сталина, а Сталин воспротивился. Я с ним лично не разговаривал по вопросу пенициллина, но врачи сказали мне, что Сталин отверг пенициллин. Мотив выдвигался такой: пенициллин был не советским (у нас его не имелось), а американским, и Сталин считал, что пенициллин может оказаться зараженным: из США могут послать зараженный пенициллин, чтобы ослаблять наши силы, так что лечить этим лекарством такого крупного военного деятеля, как Ватутин, недопустимый риск»[561]. А как вся армия дружно ела американскую тушёнку, которую даже уважительно именовали «вторым фронтом», использовала авиационный бензин, порох и другие поставки по ленд-лизу? Данный аргумент Хрущёва из его мемуаров не выдерживает никакой критики. Также совершенно непонятно, кто из медиков, минуя «хозяина Украины», мог получать от Сталина распоряжения.
Очевидно, Хрущёв, чья вина в смертельном лечении командующего фронтом бесспорна, хотел для истории перевести «стрелки» на Сталина, как оно, собственно говоря, и было. Виноватый Сталин — это приём обороны Хрущёва перед вполне возможным будущим расследованием, которое придёт к выводу, что Николай Фёдорович был загублен лечением. Сваливая вину на Сталина, Хрущёв, хотя и косвенно,
- Мой отец – нарком Берия - Серго Берия - Биографии и Мемуары
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Никита Хрущев - Жорес Медведев - Биографии и Мемуары
- Победа. Роль тайной стратегии администрации США в распаде Советского Союза и социалистического лагеря - Петер Швейцер - Публицистика
- Маршал Блюхер - Николай Кондратьев - Военное