Возвращение связного - Гелена Крижанова-Бриндзова
- Дата:21.10.2024
- Категория: Прочая детская литература / Детская проза
- Название: Возвращение связного
- Автор: Гелена Крижанова-Бриндзова
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Когда в праздник всех святых Танечка пришла на обед как обычно, Гривкова удивилась:
— Вы здесь? А я думала, вы уехали в Братиславу.
— Нет, не уехала, но если вы на меня не рассчитывали…
— Ну вот еще! — отмахнулась Гривкова. — Где хватит для пятерых, найдется и для шестого. Я-то думала, что вы на могилку поедете.
— Не к кому мне ехать на могилку, — хмуро сказала Таня.
Гривкова промолчала, но насупилась. Отца нет в живых, а ей не к кому на могилу съездить, хороша дочка!
Таня медленно снимала пальто, долго вешала его на вешалку за дверью. Она несколько раз роняла пальто, пока ей удалось, наконец, набросить петлю на гвоздь. Потом Таня тихонько опустилась на скамью и взглянула на Гривкову странными, пустыми глазами.
— У моего отца нет могилы, тетушка Гривкова. Он умер в Маутхаузене, в концлагере.
* * *
Его забрали в концлагерь, а через полгода мама получила письмо: «За десять тысяч марок мы можем прислать Вам пепел Вашего мужа, Яна Миттермайера…» Десяти тысяч марок у нас не было, поэтому у моего отца нет могилы, и мне некуда положить цветы, негде зажечь свечку.
У меня был хороший отец. Он брал меня на колени, пел мне «Но, поехали цыгане!» Я выросла слабенькая, и отец не хотел посылать меня работать. Он послал меня учиться, хотя сам часто работы не имел.
Не раз мы месяцами жили на один мамин заработок. «Дамская портниха» — так было написано в ее свидетельстве об окончании обучения ремеслу. Она хотела шить женские костюмы… Но никогда их не шила. Она перелицовывала и перешивала зимние пальто, а когда отца уволили с кабельного завода, она выпросила у Кальводы — «Кальвода — мужской и дамский модный салон» — надомную работу.
Мужские брюки, черные, серые, кофейные, синие… Они висели по всей комнате, по вечерам они бросали на стену страшные черные тени, которых я очень боялась. Я представляла себе, что ночью, когда мы все уснем, к нам придут эти люди, для которых мама шьет брюки. Придут только половинки этих людей, только по пояс, ноги и животы, эти полулюди влезут в свои брюки и начнут бродить по комнате.
Мы жили в Бреннере. Знаете, где это? Под самой Братиславой, Бреннер называют пригородом, но это не так. Бреннер — это деревня: одноэтажные домишки, сады, а сразу за ними — поля. На нашей улице была самая настоящая деревенская грязь, весной улица зарастала травой и одуванчиками, там паслись гуси, и мой отец больше полагался на утренних петухов, чем на будильник.
Был у меня отец… Он срывал для меня яблоки с яблони у колодца. У него были большие, жесткие руки, а ногти — в черных пятнышках. Мне это нравилось, я тоже хотела иметь ногти с такими пятнышками, я рисовала их сажей, а мама за это шлепала меня по рукам. Она боялась, что испачкаю штаны от Кальводы.
Когда отец оставался без работы, он стыдился просить у мамы денег на дешевые сигареты «Зорьки». «Не буду курить, мне это вредит», — говаривал он, но если кто-нибудь угощал его сигаретой, он выкуривал ее всю, пока между большим и указательным пальцем не оставался крохотный окурок. Я удивлялась, как он не обожжется.
Когда пришел фронт, домик в Бреннере сгорел дотла. Вернувшись из партизанского отряда, я нашла одни обгорелые стены. Маму приютили знакомые.
Мама, бедняжка…
Когда я вышла замуж, она отказалась перебраться ко мне, осталась во временной квартирке, которую нам выделили как погорельцам, когда фронт ушел на запад. Пенсия за отца ничтожная, я ей тоже много не могу посылать, и она продолжает подрабатывать шитьем. Уж и не знаю, когда она избавится от этих брюк пана Кальводы. Если бы удалось втиснуть сюда еще одну кровать, я взяла бы маму к себе. Думаю, так я и сделаю. Если посчастливится купить в городе мебель, я выброшу все это графское барахло, и тогда будет место и для мамы.
* * *
Я не поехала в Братиславу, милая тетушка Гривкова. У моего отца нет могилы, я не могу зажечь на ней свечку.
Но если вы возьмете меня с собой на лабудовское кладбище, если вы будете так добры и позволите мне, я затеплю в память о нем свечку на могиле вашего мужа.
Одну там, а вторую… Вторую я бы хотела зажечь у самой ограды, у того старинного каменного креста с неразборчивой надписью. Свечку по человеку, который полтора года был мне мужем, а потом вдруг покинул меня.
«Я должен уехать, об остальном ты узнаешь сама. Прости, если сможешь», — написал он мне на листке, выдранном из записной книжки. Говорят, он запутался в махинациях с импортом, экспортом и валютой, испугался ревизии и сбежал. Жив ли он? Откуда мне знать?
Я зажгу по нем свечку у креста с неразборчивой надписью и скажу себе: здесь он лежит.
Те, кто нас покидает, умирают для нас.
* * *
Перед самым рождеством Таня получила письмо от мамы. Она, мол, не приедет: прихворнула, кашляет, потеет, и ревматизм в колене дает себя знать.
Таня упаковала утку, купленную у Юрашковой, десяток свежих яиц, бидончик хорошей бочковой капусты, которую ей дала Гривкова, и поехала в Братиславу.
В Братиславе ненастье, с тяжелого серого неба сеется дождь пополам с крупинками града, на обочинах лежат горки грязного водянистого снега, на тротуарах слякоть, в трамваях перебраниваются, чихают и кашляют люди.
«Чудесное рождество», — вздохнула Таня. Ее взяла тоска по Лабудовой, по девственному пахучему снегу, упоительному воздуху и треску горящих поленьев в печи ее комнатки.
Мама месила тесто для пирогов, здоровенькая и веселая.
— Не хотелось мне в твою Лабудову, — сказала она с лукавой улыбкой. — Что я там, думаю, потеряла? И рыбы там, наверное, не достать. Сама подумай, что за рождество без рыбы?
— Ты знаешь, как ты меня напугала? — Таня поглядела на маму с упреком, но сердиться на нее не могла. Она знала, что дело вовсе не в рыбе, просто мама хотела заманить ее домой.
Рыба плавала в корыте под кухонным столом, переваливалась с боку на бок и таращила на Таню черные глаза. Это был здоровенный карп, килограмма на два. Его за неделю не съесть. Вот уж спасибо за такое рождество, куда лучше было бы в Лабудовой!
— И еще я подумала: почему бы тебе не пройтись по городу, не повидаться со знакомыми… У Павука продают чудесный шевиот, бледно-кофейный и
- Танковые сражения 1939-1945 гг. - Фридрих Вильгельм Меллентин - Биографии и Мемуары
- Две истории. Венеция. Милан - Татьяна Карась - Русская современная проза
- Дядя Пуд - Николай Вагнер - Прочая детская литература
- Август - Тимофей Круглов - Современная проза
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза