Наши собственные - Ирина Карнаухова
- Дата:20.06.2024
- Категория: Детская литература / Прочая детская литература
- Название: Наши собственные
- Автор: Ирина Карнаухова
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пинька - дежурный - добросовестно таскал воду из колодца. Хорри выносил из чемоданной пальтишки и курточки, в первый раз за много дней напевая песенку. Юра и Таня в столовой подсчитывали расход муки и готовые хлебы. А где был Леша после вчерашнего происшествия, я не знаю и не хочу знать.
Ничто не предвещало несчастья: солнце сияло, стрекозы беззаботно перепархивали с цветка на цветок; птицы, обыкновенные лесные птицы, занимались своими птичьими делами.
И не было в ближнем лесу вещего щура, который предупредил бы о беде.
Не перестал дятел стучать своим молоточком, увидя осторожно приближающихся людей, услышав конский топот, не застрекотала отчаянным стрекотом сорока, не заверещала белка, но Костик-пастушок все-таки заметил врагов в зелено-серых шинелях, с автоматами в руках, быстро приближающихся к здравнице.
И он не распластался на замаскированной площадке, а встал во весь рост и закричал во весь голос, подавая знак друзьям:
- Скорей! Враги! Раке...
Он не докончил. Но его голос услышали все. Он прокатился через сад, он распахнул двери...
Оборвалась песенка Хорри; Таня и Юра замерли у стола. Муся перестала мешать кашу, и Пинька застыл у колодца. Анна Матвеевна выбежала из дому. И в наступившей тишине они услышали еще не знакомый им, но сразу понятный звук автомата.
Ломая сучья и оставляя в пушистой хвое тонкие нити льняных волос, рухнул с вышки вниз, раскинув маленькие мозолистые руки, Костик-пастушонок, Костик-друг, Костик-солдат.
Анна Матвеевна, словно слепая, шатаясь, сошла с крыльца, прошла по обсаженной ноготками дорожке и опустилась на колени перед мальчиком. Сухонькой старой рукой она прикрыла голубые детские глаза.
Фашистский офицер соскочил с коня, бросил поводья солдату, ногой распахнул калитку. Проходя мимо Анны Матвеевны, он брезгливо отодвинул ее стеком. И сейчас же два солдата оторвали старушку от Костика, грубо толкнули ее в дом и щелкнули замком.
27. Разгром
Уже час, как фашисты хозяйничали в доме. Как только офицер переступил порог столовой, он одним коротким и резким словом "Sitzen!" пригвоздил к месту Таню и Юру, а сам неторопливым шагом, позвякивая шпорами и заложив руки за спину, прошел по остальным комнатам. Обе входные двери были заперты - из дому нельзя было ни выйти, ни войти в него.
Офицер как будто бы не заметил Пиньку и Катю: как мимо пустого места, прошел мимо Василия Игнатьевича, по дороге перелистал две - три книжки, лежавшие на столе, задел локтем встретившуюся ему в коридоре Мусю и тем же неторопливым хозяйским шагом, шагом победителя и собственника, вернулся в столовую. И тут, когда он заметил на буфете и на столе круглые, румяные хлебы,- все мгновенно изменилось.
Прищурившись, он небрежно хлопал стеком по драгоценным буханкам, видимо считая их про себя.
- Ого! Двенадцать! Порядочно,- сказал он по-русски, с чуть заметным акцентом.
На лице его появилась деланная улыбка, но глаза глядели так колюче и зло, что у Анны Матвеевны сжалось сердце.
- Какой это хлеб? - спросил он резко.
- Аржаной,- ответила Анна Матвеевна.
Офицер так хлестнул стеком по буханке, что на румяной корке лег глубокий шрам.
- Я шуток не люблю,- сказал он отрывисто,- и вы почему-то много хлеба кушаете. Sehr viel! Можно накормить один целый отряд. Ну? Кому вы хлеб запекали?
- Себе,- сказала Анна Матвеевна, заложив зябнущие руки под передник,себе,- повторила она, силясь сосредоточиться и отогнать от себя видение мертвого лица Костика,- себе.
- Ах так! So!
Несколько слов отрывистой команды - и в доме начался разгром. Рывком открывались шкафы, вываливались на пол книги, немудреный детский гардероб. Из открытого буфета смахивалась на пол посуда; в спальне солдаты спокойно и деловито вспарывали подушки, протыкали штыками белые покрывала, новые простыни, матрацы. Перья носились в воздухе; под ногами у солдат хрустели черепки, с треском срывались переплеты с книг и альбомов.
Наверху, во врачебной комнате, летели на пол склянки с лекарствами, разбивалась драгоценная аппаратура, вынимались и прятались в солдатские ранцы новенькие хирургические инструменты. И всюду солдаты выстукивали стены, пол, потолки - искали какие-то тайники.
Все чаще и чаще в речи врагов слышалось слово "партизан". И старикам стало ясно, что фашисты не уйдут отсюда, не добившись своей цели.
Лиля оставалась на кухне, возле входных дверей которой стоял солдат. Таня и Юра - в столовой. Стариков и остальных детей согнали в спальню мальчиков. Хорри в доме не было.
Василий Игнатьевич мучительно пересчитывал ребят: "Лиля в кухне, Таня и Юра в столовой; здесь - Пинька; Катя, Муся... Хорри в саду; надеюсь, он не вошел в дом. Где Леша? Где может быть Леша? Он был в доме, когда вошли эти... Да, да, конечно, он шел к Тане, чтобы попросить у нее кусок свежего хлеба. Почему же его нет в столовой?"
У дверей спальни тоже стоял солдат, и он оттолкнул Анну Матвеевну, когда она захотела пройти к Тане; один солдат был на кухне, трое других продолжали возиться наверху.
У Анны Матвеевны рот был крепко сжат, и она твердо знала, что от нее никаким способом ничего не добьются. Но дети?!
Детей пока никто не трогал. Только Таню и Юру не выпускали из столовой, и лейтенант вел с ними вежливый разговор.
- Ну-с,- сказал он, садясь верхом на стул, добродушно глядя на детей и поигрывая стеком,- нам надо познакомиться и sogar подружиться. Если хотите, я могу первый начинайт.
Он подошел к Тане, галантно щелкнул каблуками и представился.
- Бруно Шиллер, имею честь! - и он протянул Тане узкую белую руку.
Таня с ужасом посмотрела на эту руку и прижалась к спинке стула.
- О, фрёйлайн очень строгий. С таким характером бывает ошень трудно.Офицер резко повернулся.- А ваша как зовут, молодой человек?
- Юра, Юматик.
- Какая странная фамилия! - удивился офицер.
- Да нет... Это прозвище.
- Что такое прозвиче?
- Ну, название,- сказал Юра сухо, но обстоятельно.- Я очень люблю математику; вот ребята и прозвали меня "юный математик".
- А, ошень хорошо,- молодой ученый! Так вот...
Но Юра не дал ему договорить. Любознательность у этого молодого ученого была сильнее страха.
- Скажите, пожалуйста, а вы не родственник знаменитого Шиллера?
Лейтенант был потрясен.
- Откуда вы его знаете?
- Я, конечно, не очень хорошо его знаю, но я слышал о нем.
- А разве вы интересуетесь свинами?
- Какими свинами? - беспомощно обернулся Юра к Тане.- Таня, о чем он говорит?
- Мой дядя имеет знаменитый свиноферма, культурный свиной ферма,самодовольно сказал Бруно Шиллер.
- Ну...- разочарованно протянул Юра,- я совсем не про это, я про писателя.
- Это не мой родственник,- отрезал лейтенант.- Но довольно! Довольно болтать! Отвечайте,- кто этот человек, который крикнул "бегите"? Мы его немножко... успокоили.
Бедный Юра не понимал, что за вопросом идет вопрос, и наивно отвечал:
- Костик.
- Молчи! - сказала ему Таня и больно сжала его руку.
- Не надо мешать, фрейлайн; я повторяю,- куда он просил вас убегать?
- Не знаю,- сказал Юра тихо.
Офицер резко повернулся к Тане.
- А вы?
Таня молчала. Ракетница поблескивала на столе, у самого открытого окна, но между ней и ребятами стоял фашистский офицер.
- Или вы мне все расскажит, все про партизан - кто, как зовут, откуда? Кому вы запекали хлеб? Кто ходил в большой сапоги с гвоздям?.. Он шел здесь... Или через полчаса,- фашист посмотрел на свои золотые часики,- я вас расстреляю,- понятно? К стенке!
С ловкостью фокусника он выхватил из-под ребят стулья и толкнул Таню и Юру к стенке.
- Тридцать минут и фсё... Понятно? - каркнул он прямо в лицо мальчику.
Нет. Непонятно. Юра даже не боится. Он просто не понимает. Он вырос в стране, где ребенок - хозяин жизни, где для него строят детские сады, дворцы и стадионы, где о детях думают в первую очередь, в самые тяжелые времена. Он просто не знает, не верит, что есть люди, которые убивают детей. Он взглянул на Таню и увидел бледность ее лица, дрожь темных ресниц, увидел жесткое лицо фашиста, взглянул в его глаза и вдруг испугался. И лицо его побледнело так, что редкие родинки яркими крапинками выступили на коже. Он в ужасе сделал шаг назад, но там была стена.
Таня сразу поняла его, обняла за плечи и прижала к себе.
Бруно Шиллер вытащил револьвер.
Таня вытянулась, крепче прижала к себе Юру,- она уже ничего не скажет.
- Я считаю,- сказал лейтенант,- одна минута прошла. Вторая...
28. Принцесса
Лиля была в кухне, когда раздался крик Костика, и, хотя мысли ее были далеко, а руки заняты непривычным и трудным для нее делом (она месила тесто в большой квашне), девочка сразу поняла, что пришло несчастье, которого они боялись столько времени. Она поспешно выпрямилась, стала быстро стирать с рук вязкое тесто, успела увидеть, как Анна Матвеевна выбежала из кухни; как Муся, бросив на пол деревянную ложку, кинулась к ней с криком: "Не уходи, бабушка, я боюсь!" и, освободив, наконец, руки, повернулась к двери. В дверях уже стоял фашистский солдат. Он ничего не говорил; он не двигался с места, он только стоял, широко раздвинув, ноги, и заслонял проход. Лиля ничем не выдала волнения и, хотя сердце ее гулко стучало, небрежным взглядом скользнула по солдату и спокойно подошла к умывальнику. Вымыла руки, тщательно вытерла полотенцем и направилась к окну. Но солдат резко сказал: "Halt!" - и наставил на нее дуло автомата.
- Как стать стройной и сохранить здоровье - Геннадий Малахов - Здоровье
- Скалы серые, серые - Виктор Делль - О войне
- Автобус - Илья Масодов - Научная Фантастика
- Волшебное зеркало - Сергей Жучков - Русская современная проза
- Дай! Дай! Дай! - Дарья Калинина - Иронический детектив