100 сказок народов мира - Коллектив авторов
- Дата:20.06.2024
- Категория: Детская литература / Сказка
- Название: 100 сказок народов мира
- Автор: Коллектив авторов
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мудрость не покидает тебя, повелитель, как твой верный слуга. И ты не покидаешь мудрости, как ее верный слуга! – отвечал Джиабеккир.
В это время они проезжали мимо кофейни, которая в такой ранний час дня была еще пуста.
Только три человека сидели молча вокруг столика перед финджанами, – узорными чашечками густого кофе, – и молча курили абурих, – черный сирийский табак, прозванный «отцом благовония».
Гарун-аль-Рашид посмотрел на сидевших с улыбкой и сказал своему визирю:
– Во всем городе только три бездельника, которые с утра сидят в кофейне.
– Это немного! – сказал Джиабеккир. – И если аллах из-за трех праведников щадит город, – то из-за трех бездельников он не станет разрушать этого города!
Они поехали дальше, но путь им преградил обоз. Джиабеккир хотел было распорядиться, чтобы дали дорогу, но Гарун-аль-Рашид остановил его:
– Не будем наступать ногой на муравейник!
И они остались ждать, пока обоз проедет через улицу.
В это время они услыхали сзади себя шум и крики и, оглянувшись, увидели, что три бездельника, сидевшие в кофейной, вскочили со своих мест, опрокинули столик, чашки с кофе и наргилэ [100] , кричат во все горло и ожесточенно спорят.
– Любопытно, что могло так взволновать даже бездельников? сказал Гарун-аль-Рашид, повернул своего коня и подъехал к кофейной. Мир да будет над вами! – сказал он.
Спорившие поцеловали землю у ног его коня и сказали:
– Аллах да продлит твои дни и славой их да наполнит вселенную!
– Аллах пусть сделает так, как лучше! – ответил халиф. – Скажите мне, о чем вы спорите?
Они заговорили все сразу.
Но Гарун-аль-Рашид приказал говорить кому-нибудь одному:
– А другие пусть только направляют его на дорогу, если он сойдет с пути истины.
И один из споривших сказал:
– Увидев нас, повелитель, ты изволил улыбнуться. Твоя улыбка разлила жизнь и радость, как первый луч солнца, когда оно показывается из-за гор. И мы спорим: к кому из нас относилась твоя улыбка?
– Об этом лучше бы спробить того, кто улыбнулся, чем спорить между собою! – сказал халиф и ответил:
– Так знайте же. Я улыбнулся тому, кто из вас наибольший бездельник!
Прослыть первым бездельником в Багдаде так же нелестно, как и в Дамаске, как и в Каире. Но – улыбка халифа!
– Ему улыбнулся халиф! Это останется.
А за что улыбнулся – это забудут. Заслуги забываются. Награды остаются.
Когда уста халифа расходятся в улыбку, – это открываются завесы к милости.
А милость халифа – это дверь к почестям. Почести – дверь к богатству. И трое споривших заспорили вновь.
– Значит, повелитель изволил милостиво улыбнуться мне!
– Нет, мне!
– Врете, мне!
– Я первый бездельник во всем Багдаде!
– Нет, я!
– Я!
– Стойте! – сказал Гарун-аль-Рашид. – Пусть каждый расскажет сам о себе, насколько он бездельник, – а я уж решу, кому я улыбнулся, и прикажу дать виновному столько палок по пяткам, сколько он будет заслуживать. Рассказывайте теперь.
Палки по пяткам заставили задуматься споривших. Но улыбка халифа – это утренняя звезда. Милость – предрассветный ветерок. Почести заря, и богатство – солнце, освещающее жизнь.
Перед чем человек остановится, – когда его ждет улыбка халифа?
– Меня зовут Бэн-Бэкар, к твоим услугам, повелитель! – сказал первый из споривших. – Я благородно рожденный араб. И знаю своего отца, потому что моя мать так же блистала добродетелью, как отец славился своим богатством. Все, что ты, повелитель, можешь окинуть глазом, поднявшись на самую высокую гору, все к восходу и закату солнца, к полудню и полуночи, – все это завоевано моими предками вместе с твоими. Во всех битвах, где твои предки были военачальниками, мои сражались как воины. И, выслушав мою повесть, – я надеюсь, повелитель, ты найдешь, что я первый бездельник в Багдаде, заслужил твою улыбку, но не заслужил наказания, потому что виноват в своем безделье не я, – а все окружающие меня народы. Турки, лукавые сирийцы, пронырливые армяне, хитрые афганцы, черные негры, коричневые абиссинцы, те, что приходят к нам с караванами из далекого Египта, китайцы с косыми глазами, трусливые евреи, предприимчивые монголы, которые являются к нам оттуда же, откуда появляется солнце, из-за необозримых пустынь и высоких ледяных гор, персы с крашеными бородами и красными ногтями, индусы с бесстыжими знаками, нарисованными на их лицах, бедуины в полосатых плащах, сарты, туркмены, киргизы, сомалийцы, сингалезы, воинственные сикки, поклоняющиеся огню парсы [101] , сиамцы, жители Тибета. Разве их всех пересчитаешь и упомнишь? У кого в руках вся торговля? Кто привозит к нам жемчуг из Тутикарина? Индусы! Цветные камни с Цейлона? Сингалезы. Шелк? Китайцы. Ковры, чтобы заглушать твои шаги? Сирийцы. Кашемирские шали, чтобы благочестиво покрывать гробницы предков? Афганцы. Благовонный ладан, аравийскую амбру, чтобы обращать воздух в воздух рая пророка? Сомалийцы. Розовое масло, чтобы превращать гарем в цветник? Турки. Сладчайшие фрукты нам доставляют персы. Мы, победители, мы, покорители, – мы не можем даже жить трудами своих рук. Потому что лучшую сталь выковывают поклонники Брамы. Искусно режут по слоновой кости абиссинцы. Я не мог бы даже растирать в бане разгоряченные и разнеженные тела моих сограждан, потому что этим делом занимаются сильные, ловкие и проворные, как кошки, негры. Каким промыслом я займусь, когда кофейня, где я сижу, принадлежит египтянину, мясная лавка напротив – жителям Дели или Агры, а лечебными травами наискосок торгует иудей? Что ж остается мне делать? Мне, благородно рожденному арабу! Плакать, жаловаться и сидеть целый день, – от восхода до заката солнца, и после заката в кофейной. Я и сижу здесь, сижу безвыходно, жалуюсь на судьбу и пью кофе уж на последние пиастры, которые остались у меня в длинном, но пустом кошельке. Уж одно это, повелитель, делает меня достойным твоих милостей. А впрочем, пусть будет так, как угодно аллаху!
Гарун-аль-Рашид выслушал его со вниманием и сказал:
– Отчаяние – это собака, которую надо бить палкой, чтобы она не выла. Жалобы распространяют уныние, как скверный запах. Ничего не делать, только жаловаться и возбуждать уныние в других. Да, ты порядочный бездельник, и я с удовольствием дал бы тебе награду. Но послушаем других. Говори теперь ты.
– Твоего раба зовут Абал-Гассаном! – низко поклонившись, сказал второй из споривших. – И если ты спросишь обо мне в Багдаде, к моему имени прибавят: «величайший деятель нашей торговли и промышленности». А, между тем, я величайший, самый настоящий, первый бездельник во всем городе, вполне заслуживаю твоей улыбки и не заслуживаю наказания палками, потому что в моем безделье виноват не я, а моя бабушка, да будет благословенна ее память. Ее имя было Абла, и она была плодовита, как все в ее роде. Она родила моему дедушке, – да будет благословенна и его память, – шестнадцать сыновей, не считая моего отца, которые все остались живы. Да считай, что у нее у самой было двадцать два брата, да будет благословенна память всех моих родственников. У каждого из них было по двадцать сыновей. Таким образом, как ты можешь легко сосчитать, повелитель, я родился на свете с шестнадцатью родными и четырьмястами сорока двоюродными дядями. Людьми богатыми и занятыми в разных торговых делах. Каждый дал мне хоть крошечное место в своем деле или постарался устроить меня в чужом, где он имел влияние. И я, право, затруднился бы, повелитель, даже по твоему повелению, перечислить все должности, которые я занимаю и на которых числюсь. Аллах создал день слишком коротким для этого. Ты можешь спросить в любой торговле, в любом обществе, в любом деле, где есть несколько хозяев, – и те ответят, что Абал-Гассан чем-нибудь у них да считается. Там одним из распорядителей, здесь одним из наблюдающих, там одним из советников. Чтобы только обойти все места, где я занимаю какую-нибудь должность, мне не хватило бы времени от одной новой луны до другой. Да я их всех и не помню. Слава аллаху, что они все помнят обо мне и присылают мне вовремя жалованье. А посещать хотя бы некоторые из должностей, – это было бы несправедливостью и могло бы дурно повлиять на торговые дела. Абал-Гассан был в торговле янтарем. А что же торговля самсунским табаком? Одно из двух. Или в их торговле янтарем такие беспорядки, что Абал-Гассан пошел туда посмотреть все своими глазами. Или торговля табаком так из рук вон плоха, что Абал-Гассан туда даже и не ходит. Чтобы не возбуждать подобных толков, мне остается одно: сидеть целый день в кофейной и ждать, пока мне принесут жалованье. Оттуда тысячу пиастров, оттуда полторы, оттуда две. Сюда же в годовщины основания предприятий, в которых я участвую, приходят избранные люди, чтобы благодарить меня за мою деятельность, которую они называют «всеобъемлющей». Дошло до того, что всякое новое предприятие считает непременным долгом пригласить к себе Абал-Гассана, ибо что ж ото было бы за дело без Абал-Гассана? Спроси об этом, – и тебе подтвердит справедливость моих слов, повелитель, весь Багдад. Другого такого бездельника, ручаюсь, ты не найдешь во всем Багдаде. Я бездельничаю, получаю за это почет, жалованье и награды и надеюсь, что ты, повелитель, сочтешь меня достойным награды и не достойным наказания. Но что лучше, – знает один аллах.
- Пассажир «Полярной лилии» (cборник) - Жорж Сименон - Биографии и Мемуары
- Сказки Красной Шапочки - Майкл Бакли - Детская проза
- Озеро - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая