Тревожные рассветы - Валерий Андреев
- Дата:04.09.2024
- Категория: Детская литература / Детские остросюжетные
- Название: Тревожные рассветы
- Автор: Валерий Андреев
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Кутырёв слышал свою фамилию с торжественным названием страны, у него перехватывало горло. В грозном слове «граница» слышалось и рычание розыскной овчарки, и лязг передёрнутого затвора. Но едва он садился на круглый фортепьянный стул перед осточертевшим ящиком, как волнение тотчас же исчезало и весь церемониал казался нелепым и вычурным. Ну что ему, земляку, стоило сказать по-свойски: «Давай, Витя, на службу. Гляди там в оба!»
А в остальном парень Суромин ничего, и Кутырёв, сам того не желая, рассказал ему под белый «офицерский» чай — так у них назывался чай со сгущёнкой, — и про маму, и про сестру, студентку факультета иностранных языков, и про отца. Но больше всего про Ленку, бывшую одноклассницу, которая училась на вечернем отделении на биолога и работала в лаборатории опасных инфекций. Для этого ведь тоже нужна смелость, чтобы не бояться ни бацилл чумы, ни холерных вибрионов, ни прочей заразы.
Зимой, когда озеро стало, на Камень-Фазан примчались аэросани, привезли смену, а Суромина, Кутырёва и Небылицу доставили на заставу. Двухэтажное здание с гаражом, баней, причалом, вышкой, собачьим вольером и вертолётной площадкой показалось им шумным городом. Заставские новости ошеломили: за сопкой Кратерная взяли нарушителя, и троих солдат одного с Кутырёвым возраста наградили. Теперь на груди у них сверкали серебряные медали на зелено-красных колодках. На дозорной тропе видели тигра. Овчарке Веге дикий кабан порвал ухо… Кутырёв жадно слушал рассказы о вылетах тревожной группы на вертолётах, о том, как бранятся с чужого, не нашего берега солдаты, как горланят мощные их репродукторы, выставленные на шестах вдоль пограничного ручья.
И Кутырёв клял тот день, когда его занесло в радиокласс, клял Суромина за его дурацкую шутку насчёт хоккея. Честно говоря, попался он тогда вовсе не на неё… Краем глаза он прочёл название учебного плаката, прикрытого широченной суроминской спиной, — «Лампа бегущей волны». Если бы сержант чуть подвинулся и Кутырёв увидел скучную схему какого-то прибора, похожего на большой градусник, быть может, всё повернулось бы иначе. Но тогда ему живо представилось, как Лена стоит на берегу моря с лампой в руке, а бегущие волны раскатываются у её ног… Позже, даже узнав назначение прибора, само его действие, Кутырёв спрашивал Лену в письме: «Хочешь, я пришлю тебе лампу бегущей волны?» А что? Это звучало и поэтично и современно. Кутырёв вообще любил загадочные и красивые названия.
…Весна в последний год кутырёвской службы выдалась солнечная и разудалая. Весна на заставе — время обильной почты. Каждую субботу ефрейтор-почтальон, скособочившись, оттаскивал в командирский домик коробки с фильмами и портфель, туго набитый пухлыми конвертами.
Письма от Лены стали всё реже и реже. Они приходили такими тонкими, будто похудели к концу долгого и нелёгкого пути через всю страну. В апреле тяжело гружённый пограничный вертолёт высадил на Камень-Фазане расчёт сержанта Суромина. Забрав предыдущую смену, небесная машина ушла, весело посверкивая винтом, на Большую землю.
Ничего тут не изменилось. Всё так же простиралась заснеженная гладь озера. Всё так же угрюмо высились береговые утёсы. Всё так же местные предметы отражались на экране с удручающей неизменностью. Снова Кутырёву стали сниться зелёные сны — в цвет мозолившей глаза «картинки» на экране: зеленоватая Москва, зеленоватый старинный дом, зеленоватая, будто в фосфорическом сиянии, Лена…
Где-то гарцевали на конях всадники, приспустив ремешки с зелёных фуражек. Где-то резали океанскую волну крутоскулые корабли под зелёными вымпелами. Где-то неслись по следу тревожные группы. А здесь — под усыпляющее зудение приборов — осоловевшие от скуки операторы следили до боли в глазах за ленивым вращением электронного лучика. Ну хотя бы раз за много лет кряду наткнулся бы он на живую настоящую цель. Да и то сказать, какой шпион или диверсант ринется в открытую по озеру, если оно и просматривается, и просвечивается и вдоль и поперёк?
Однажды Кутырёва осенила мысль, что его радар запросто может засечь какой-нибудь неопознанный летающий предмет. Три вахты подряд он всматривался в экран с таким вниманием, что сержант Суромин несколько раз заглядывал ему через плечо — уж не появилась ли на экране цель? Увы, всё там оставалось прежним, давно привычным.
Иногда Кутырёв представлял себе, что перед ним не заурядный экран локатора, а круглое окошечко глубоководного аппарата, сквозь которое видна и береговая линия, и очертание глубочайшей впадины, над которой завис в океанской толще его подводный корабль. Но что-то слишком долго висел он на одном месте…
Тоскливее всего было зимой. Летом на озере появлялись рыбацкие мотоботы, и в журнал наблюдений можно было хоть что-то записать: дистанция, пеленг, курс… Зимой же озеро превращалось в белое ровное поле, и в журнале со страницы на страницу кочевала набившая оскомину запись: «В зоне наблюдения целей не обнаружено».
Зимой на Камень-Фазан обрушивались ветры. Печная труба по ночам выла мерзко, как пёс по покойнику. Дребезжали стёкла, и вращающаяся антенна отмечала на экране особо сильные порывы белёсыми мазками. И странно было видеть весь этот зримый ветер.
Зимой из избушки почти не выбирались, чтобы не унесло ветром с пятачка многометровой скалы. Разве что спускались, держась за натянутый трос, к проруби по воду. Да ещё выходили, чтобы втащить корягу на дрова, которые заранее припасли и сложили у стенок сруба. От этого вынужденного затворничества все трое так намозолили друг другу глаза, что Кутырёв знал веснушки на суроминской физиономии наперечёт, как точки «местников» на экране радара. Вдруг обнаружилось, что Небылица по ночам издаёт носом басовитое жужжание, будто у него застряла там осенняя муха. А Кутырёв узнал, к величайшему удивлению, что вот уже много недель он несказанно раздражает Суромина своей привычкой колоть косточки из компота в дверном зажиме. Осколки скорлупы, мол, хрустят потом под сапогами, портится дверной косяк, и вообще, треск скорлупы действует на его нервную систему, как на иных визг ножа по стеклу.
А тут и вовсе вышла крупная ссора из-за пустяка. За вечерним чаем Кутырёв посоветовал сержанту фразу «приказываю заступить на охрану» слегка приблизить к жизни — «приказываю засесть на охрану». Суромин вспылил. И Кутырёв взорвался. Выговорил наконец всё, что накопилось: мы-де никакие не пограничники, а самые настоящие дачники, которые всю дорогу попивают чаёк с молочком, сидя у «тиливизера», и ещё много такого, после чего Суромин перешёл с Кутырёвым на «вы». Обращался он теперь к нему только лишь по служебным делам. Жизнь стала и вовсе невыносимой. Попытки разговорить великого молчуна Небылицу ни к чему не привели.
Чтобы поменьше общаться со своими «весёлыми» соседями, Кутырёв попросился в самую трудную — предутреннюю смену. Сержант согласился. Он и сам теперь предпочитал видеть земляка как можно реже.
Зато Кутырёв открыл вдруг ещё одну поистине восхитительную сторону ночного одиночества. Поглядывая одним глазом на экран, другим можно было писать длиннющие письма Лене, не прикрывая листок ладонью и не вздрагивая при нечаянном приближении сослуживцев.
Однажды Суромин, листая журнал наблюдений, нашёл мелко исписанный тетрадный листок:
«Здравствуй, Лена! Только что вернулись с обхода Государственной границы. Ходил вместе с начальником заставы и верным своим Ингусом. Поразительно умный пёс. Правда, в этот раз ему не повезло — сунулся в кусты, а там кабан, оттяпал ему пол-уха. Идёт и скулит. Не залижешь — языком не достанешь. Хорошо, у капитана «зелёнка» оказалась — замазали, и стал он зелёноухим. Прямо-таки Бим зелёное ухо…»
Суромин огляделся — Небылица сидел за станцией, Кутырёв рубил в сенцах корягу, — перевернул листок и стал быстро-быстро писать на обороте. Письмо вложил в журнал на прежнее место.
В глухую заполночь, устроившись поудобнее на винтовом стуле, Кутырёв раскрыл журнал, и тетрадный листок задрожал у него в пальцах. «Здравствуйте, уважаемая Лена! — прыгали в глазах фиолетовые пружинки чужих строчек. — Пишет Вам непосредственный командир Вашего знакомого Виктора Кутырёва сержант Суромин Дмитрий Фёдорович. Считаю своим долгом сообщить Вам, что никакого Ингуса у Кутырёва нет, а есть боевая электронная техника, к которой он относится прохладно, позволяя себе писать письма во время дежурства…»
Кутырёв зарделся, вскочил и заметался по комнате, решая, сейчас ли стащить с Суромина одеяло и сказать ему всё, что он думает о людях, читающих чужие письма, или отложить разговор до утра. Но тут случайный взгляд на экран заставил его сесть поближе и подвернуть ручку яркости. Точка. Крохотная точка величиной с крупинку возникла там, где её никогда не было. Он даже поскрёб стекло ногтем — не налипло ли чего? Нет. Белёсое пятнышко оставалось. Помеха? Случайная засветка? Но лучик рисует его уже в третий раз — уверенно и чётко. Кутырёв подвёл к нему линию линейки. Через минуту пятнышко из-под неё выползло. Сомнений не оставалось: цель! Малоразмерная. Движется с той стороны!
- Земля по экватору (Рассказы) - Евгений Всеволодович Воеводин - Прочие приключения / Советская классическая проза
- Люби меня такой - Марта Гудмен - Короткие любовные романы
- Учись, учись и не влюбляйся! (СИ) - Елизавета Флоркинголд - Любовно-фантастические романы
- Русский коммунизм. Теория, практика, задачи. - Сергей Кара-Мурза - Политика
- Там, где победил коммунизм - Владимир Фильчаков - Научная Фантастика