Война за погоду - Геннадий Прашкевич
- Дата:24.08.2024
- Категория: Детская литература / Детские приключения
- Название: Война за погоду
- Автор: Геннадий Прашкевич
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или бабушка.
Она уже десять лет живет в Игарке. «При могиле деда.»
Дед умер в начале тридцатых, а баба Яна в Ленинград не возвращается. «Мне легче так. При могиле деда.» Хотя на самом деле живет не при могиле, а в низком бараке, срубленном из черной лиственницы. Через весь барак тянется длинный коридор, тесно заставленный бочками, кадушками, ларями и сундуками. Там удобно играть в прятки, качать «зоску», стучать медяками о косяки. Стоит кому-то крикнуть: «Атас!», вся вольная компания снимается в бабкину комнату. Яну Тимофеевну побаивались все взрослые, потому что была она крупная и жилистая, лихо умела ругаться и уверенно попыхивала самодельной деревянной трубкой. Когда баба Яна приезжала в Ленинград, в большой пяти-комнатной квартире Пушкаревых сразу начинало пахнуть трубочным табаком. И все начинали шумно смеяться, радоваться, вспоминать. «А ты слушай да лопай, – покрикивала баба Яна на Вовку: – Я из тебя сделаю Амундсена! Я из тебя выращу викинга с непреклонной волей!»
Это была ее мечта: вырастить из тонкошеего внука Амундсена.
Вовка уже знал, что Руал Амундсен – это великий полярный путешественник, но почему-то ему казалось, что сделать из него Амундсена, то есть викинга с непреклонной волей означает, прежде всего, тайное желание бабы Яны научить его лихо ругаться и курить трубку. Правда, когда однажды в туалете он тайком затянулся ее удушливым трубочным табаком, баба Яна лично так вздула его, что мама удивилась:
«Он же еще ребенок!»
«Крепче вырастет!»
4
Время от времени Вовкины родители надолго исчезали – очередная зимовка.
Тогда в Ленинграде опять появлялась баба Яна, и жизнь сразу становилась жутковатой и интересной. Жутковатой потому, что баба Яна следила за каждым Вовкиным шагом, даже в школу заглядывала, а интересной потому, что баба Яна разрешала Вовке заглядывать в отцовский книжный шкаф. Стояли там книги по метеорологии и радиоделу (на что баба Яна и рассчитывала), но, к величайшему своему удовольствию, Вовка находил среди них и такие интересные книги, как «Альбом ледовых образований», и «Лоцию Карского моря», и даже старую подшивку «Мира приключений», и толстенный том «Грозы и шквалы». Это позволяло ему держаться на равных в беседах с закадычным корешом Колькой Милевским – единственным, кого из его корешей признавала баба Яна.
«Этот самостоятельный! Этому верить можно!»
Учился Милевский вместе с Вовкой, но свободное время проводил в ремонтной мастерской своего дяди-слесаря. Чинил мясорубки, паял кастрюли. Случалось, пригоняли в мастерскую детские коляски – там ось полетела, там не хватает спиц. Дядя принимал все заказы, не важничал. Поддернет клетчатый, скроенный из клеенки фартук и усмехнется. Дескать, это сам сделаю, а с этим и Колька справится. Стучит молотком, а сам одним ухом повернут к черному, квадратного сечения уличному репродуктору. Колька, мастерски собиравший детекторные приемники, приучил к делу и Вовку и даже затащил в клуб любителей-коротковолновиков, а потом на настоящие курсы.
Официально Вовку на курсы не приняли – зелен. Но Колька давно считался любимчиком усатого сержанта Панькина, и тот как бы закрывал глаза на невзрачного Колькиного дружка, что-то там выстукивающего на самодельном тренировочном пищике. А в июне, незадолго до войны, Колька даже упросил усатого сержанта проэкзаменовать своего кореша.
«Какой еще Пушкарев? – удивился сержант. Нет в списках никакого Пушкарева.»
«Да чего тут список-то, дядя Сережа? Зачем список, если Пушкарев вот он сам, натурально.»
«Вот этот червяк?» – удивился сержант.
Но пожалел Вовку:
«Ладно. Садись за параллельный телефон. Бери карандаш, записывай текст.»
Вовка схватил эбонитовые наушники. Он любил комариный писк морзянки.
Точка точка точка…
Точка тире тире…
Тире тире тире…
Тире точка точка…
Точка тире…
Сладкий далекий писк.
Передача велась из Хабаровска – через всю страну.
Всего лишь сводка погоды для каботажных судов, вроде простая, но все равно слишком быстрая для оттопыренных Вовкиных ушей, понятия не имеющих о настоящих эксплуатационных условиях. Вроде ухватит букву, другую, даже целое слово, а все вместе не складывается.
«Где ты, Колька, раскопал такую хилую форму жизни? – обиделся сержант. – У меня не детский сад. У меня курсы радиотелеграфистов!»
«Он вовсе не хилая форма, дядя Сережа! У него отец полярный радист!»
«Вот еще!»
Сглаживая грубость сержанта Панькина, Колька Милевский забежал в тот день к Пушкаревым. Баба Яна, как всегда, гоняла чаи. Спросила:
«Чего это у меня Вовка такой смурной? Чего напакостил?»
«Да не напакостил. Экзамен завалил. По радиоделу.»
«А мог сдать?» – заинтересовалась бабка.
«Конечно, мог! – заявил Милевский. – Если бы велась передача медленней, сдал бы!»
«Ну да, будут вас ждать, – хмыкнула баба Яна. – Медленней!»
«Практика нужна в нашем деле! – защищал друга Колька. – А у Вовки какая практика? Ну, отца слушал. Ну, на курсы сходил несколько раз. Этого мало. Я теперь сам им займусь. Я его в один месяц так натаскаю, что можно будет снова пойти к Панькину. А если сержант откажется принимать экзамен, пожалуюсь одному человеку. Он в Академии наук работает!»
«Слесарь, что ли?» – удивилась баба Яна.
«Берите выше! Ученый!»
«Какой еще ученый?!
«Шмидт!»
«Тот самый?» – поразилась баба Яна.
«Ну да. Челюскинец!»
«А где ж это ты смог подружиться с Отто Юльевичем? – Шмидта в Ленинграде все называли тогда по имени-отчеству. – На льдине, что ли?»
«Да нет, в трамвае! – честно признался Колька. – Как-то еду в трамвае зайцем, а меня за плечо этак вежливо. Ну, думаю, влип. А голос вежливый. Вот, дескать, товарищ, передайте гривенник! Я гривенник передаю, а сам глаза скосил. А это точно Шмидт! Борода, что веник, и глаза голубые, и ростом под потолок! Так думаю, что я поглянулся Шмидту.»
С Колькой не заскучаешь.
Колька давно, наверное, прорвался на фронт.
Три года прошло, как не виделись. Работает, наверное, с полевой рацией. Чуб направо, плечи раздались. На рукаве форменного кителя – черный круг с красной окантовкой, и в центре две красных зигзагообразных стрелы на фоне адмиралтейского якоря!
5
Ладно, вздохнул Вовка.
Не в Игарку плыву, в самом деле!
Это только мама так думает, что в Игарку. И боцман Хоботило радуется, что сгонит иждивенца в Игарке. И капитан Свиблов поправляет белый шарфик из презрения к пассажиру.
А у меня свои планы.
От одной мысли о задуманном Вовкину начинали жечь мелкие злые мурашки.
Но о задуманном никто не знал. Даже пес Белый не знал. Хороший пес – Белый, и молчун. Но Вовкина тайна была столь велика, что не доверил он даже такому хорошему псу, как Белый!
Глава вторая
АТМОСФЕРНЫЕ ЯВЛЕНИЯ
6
Тайна, действительно, была великая.
Завтра или послезавтра, знал Вовка, морской буксир «Мирный» бросит якорь в тихой бухте Песцовой. На ее берегу, на острове Крайночном, два года ждут смены зимовщики. Соскучились, стосковались по Большой Земле, отвыкли от гражданской жизни, устали, а все равно Илья Сергеевич Лыков – начальник зимовки, недавно потребовал от Главного Управления Главсевморпути, чтобы его лично оставили еще на одну зимовку. Что-то там произошло на острове, ходили слухи. Мама как-то шепталась с Леонтием Иванычем. Вроде погиб кто-то. Так что сойдут в Песцовой мама и Леонтий Иваныч, а радист с Крайночного поднимется на борт. Вот тогда-то Вовка улучит момент и незаметно юркнет в ледяные торосы. Одет хорошо, карманы набиты сахаром и сухарями. Ищи его, свищи! Время военное, зима на носу, ждать никто не будет, пока одумается глупый пацан. Ну, ругнется боцман, ну, всплакнет мама, ну, запишет Леонтий Иванович в свою записную книжечку – разыскать, дескать, глупого! – но капитан Свиблов ждать не станет. Время военное. Не позволит капитан Свиблов торчать своему судну в замерзающей бухте. И на пацана ему наплевать. Как ушел, так и вернется!
7
Странно, снился Вовке сон.
Пока плыли по северным морям, несколько раз снился.
Снилось ему, будто растаял дымок «Мирного» на горизонте, а он, Вовка, бредет по тропе, выбитой по склону горного хребта. Задача простая: подняться на перевал, обозреть видимое пространство, окончательно убедиться, что ушел буксир, и тогда спуститься к метеостанции.
Несложная задача, но поземка метет, бросает снег в лицо, а снег почему-то не тает. Только вспыхивает и светится. Будто светящееся молоко пролили под ноги. И ноги светятся. И рукавицы, и малица. А с перевала, на который поднялся Вовка, видна впереди белая ледяная стена тумана, будто из гигроскопической ваты. И туман этот клубится и пенится, хотя стоит вертикально, не приближаясь и не отдаляясь, широко отгораживая остров от моря. И выступает из белой клубящейся массы край поблескивающего металлом гигантского диска. Такой блеск Вовка видел однажды на американской машине линкольн, подъезжавшей к Смольному. И в сне своем Вовка прямо застывал на месте. Ну, не может такого быть! Или на подпорках должен стоять диск, или должен вращаться! А подпорок не было. И диск не вращался.
- Физрук-5: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Попаданцы
- Дети Владимировской набережной (сборник) - Сергей Надькин - Русская современная проза
- Рыцари сумерек: Тайны спецслужб мира - Мартин Аростегай - Военное
- Ангелоиды сумерек - Татьяна Мудрая - Социально-психологическая
- Пять костров ромбом - Геннадий Прашкевич - Детективная фантастика