Смерть в Лиссабоне - Роберт Уилсон
- Дата:24.09.2024
- Категория: Детективы и Триллеры / Триллер
- Название: Смерть в Лиссабоне
- Автор: Роберт Уилсон
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я из полиции, — сказал я. — У вас телефон имеется?
— Вон, в углу, в конце зала.
Я позвонил Карлушу, выяснил, что разрешения на обыск он еще не получил, и велел, когда он его получит, дожидаться меня в участке. Разговор с учительницей Катарины, я полагал, продлится не больше часа, после чего мы с ним вместе осмотрим комнату Валентина. Повесив трубку, я кинул несколько монет на стойку бара и вышел.
Учительница жила в верхнем этаже аккуратного, недавно отремонтированного четырехэтажного дома на Руа-Актор-Таборда недалеко от полиции. Было немногим больше семи и еще светло. Можно было пройти и пешком, но мешала жара.
Первое, что бросилось мне в глаза, — это то, что она оказалась не похожа на тех учительниц, которых я когда-либо знал или встречал. В ушах у нее были серьги, по форме напоминавшие выгнутые кофейные ложечки, на губах помада — даже для беседы с полицейским и то напомадилась. Ее зеленые проницательные глаза неотступно следили за собеседником, зубы были очень белыми и крепкими. На ней было легкое короткое синее платье без пояса с короткими рукавами, закатанными до самых плеч. Тело у нее было очень белое, блестевшее от пота. Она была с меня ростом, с длинными стройными ногами и длинными гибкими руками. Звали ее Анна Луиза Мадругада.
— Но зовут меня просто Луиза, — сказала она. — Чаю со льдом? Домашний!
Я кивнул.
— Садитесь, пожалуйста.
Пройдя в маленькую кухоньку, она открыла холодильник. Я остался в комнате, темной из-за закрытых ставен, через которые не проникали с улицы ни свет, ни жара. До моего прихода она работала. На столе была зажженная лампа, кипы книг и бумаг с какими-то текстами. В углу мерцал экран компьютера, на котором тоже был текст. Она уселась в кресло напротив и передала мне чай со льдом, протянув длинную красивую руку — не мускулистую, но крепкую. Изящным жестом поставила свой стакан на приставной столик, где стояла пепельница с двумя окурками. В кресле она полусидела-полулежала, коленями почти касаясь моих.
Ноги ее в этой свободной позе были так близко от меня, что я невольно смотрел на них. Я заговорил о ее работе. Она сказала, что работает над докторской диссертацией, и назвала тему, тут же улетучившуюся у меня из головы. Я поймал себя на том, что меня больше занимает ее платье, которое вздергивалось на бедрах при малейшем ее движении; я боялся, что вот-вот увижу что-то, не предназначенное моему взгляду, но в то же время хотел это увидеть. Но через несколько секунд я понял, что на ней легинсы, в которых она может позволить себе некоторую вольность движений. Я успокоился и расслабился, вновь переключив внимание на ее лоснящиеся от пота белые плечи и гнутые ложечки серег. Я пожалел, что не взял с собой Карлуша. Он задавал бы вопросы и выслушивал ответы, а я смог бы полностью сосредоточиться на наблюдении.
Меня интересовал ее возраст, и я попытался рассмотреть ее руки, но это оказалось невозможно: они пребывали в постоянном движении. Ей могло быть от двадцати пяти до тридцати пяти. Она толкнула меня ногой и положила руку мне на колено, извиняясь. Я почувствовал волнение, кровь заиграла во мне. Как это случилось? И что сказать? Какими словами?
— Инспектор?
— Да, — отозвался я, увидев, что она, склонив голову набок, ожидает от меня ответа. — У меня был трудный день, сеньора доктор.
— Луиза, — поправила она меня. — Я слишком много болтаю. Когда работаешь весь день напропалую, то к вечеру бывает просто необходимо выговориться. Ваш приход для меня дар божий. Обычно я в таких случаях отправляюсь в кафе и стараюсь разговорить бармена, но они все такие угрюмые, нелюдимые, занятые. Но, так или иначе, я выплескиваю на них всякую ерунду, всю чушь, что накопилась за день. И сейчас я делаю то же самое: слишком много болтаю. И на этот раз жертвой стали вы.
— Я вовсе не прочь поболтать, — сказал я. — И послушать ерунду, которой в моей жизни явно не хватает. Бессмыслицы — полно, а ерунды — нет.
— Я встала в восемь. К девяти уже сидела за столом. Все шло отлично, именно так, как надо. А потом я услышала детские голоса — дети играли на улице. Машин внизу не было, и я вспомнила, что сегодня суббота, и именно поэтому я работаю дома, а не преподаю. И я вдруг подумала: а почему эти дети в городе в такой прекрасный, первый по-настоящему летний день? И почему сама я в городе? Почему я не сижу с кем-нибудь за столиком на пляже, а вместо этого торчу взаперти, корплю над этой ученой мутью, которую прочитают в лучшем случае человек пять? Я ощутила всю бессмысленность моего времяпрепровождения, это накатило на меня, как волна. Я испугалась, что эта волна поглотит меня окончательно, и поскорее кинулась опять к работе. И проработала весь день. Ни один звонок не отвлек меня. Звонков не было — все на пляже.
— И единственный, кто позвонил, был я.
— О, мой спаситель!
— Спасательная служба полиции.
Она засмеялась.
— Вы ведь этим профессионально занимаетесь?
Я уклонился от ответа. В спасателях я не служил уже давно. Моим делом было собирать улики.
— Мне повезло, что я застал вас дома, — сказал я. — Мог позвонить еще кто-нибудь, и вы упорхнули бы.
— Теперь я все больше дома, — меланхолично ответила она.
— Из-за работы?
— Нет. — Окинув меня внимательным взглядом, она передернула плечами: — Недавно я рассталась с моим бойфрендом, и все рухнуло. Ничего страшного, просто стало чертовски скучно.
— И долгая это была связь?
— Чересчур долгая. Такая долгая, что мы даже и не поженились, — сказала она и вдруг огорошила меня, спросив: — Ну а вы?
— Что «я»?
— Вы женаты?
— Восемнадцать лет был женат.
— Наверно, служба в полиции и брак не очень-то сочетаются.
— Она умерла.
— Простите.
— Еще года не прошло, — сказал я, и внезапно у меня мелькнула мысль, которую я тут же и высказал: — Получается, что женат я был семнадцать лет, но просто…
В комнате стало сумрачнее. Мы сидели в круге света от настольной лампы, напряженно вытянувшись на краешках кресел, и оба вглядывались в лица друг друга в теплом и неярком свете.
— Я выплыл, — сказал я, побуждаемый интимностью обстановки. — Но это, наверно, чертовски скучная материя.
— И вот что с нами случилось.
— Что?
— Что мы, как чертовски скучные люди, пришли к тому, что стали работать по субботам с утра и до вечера. И только это поддерживает в нас сознание, что мы еще чего-то стоим.
— У меня есть дочь. Это помогает. А работаю я сейчас только потому, что невидимый голос дал мне поручение, и я не смею отказаться.
— Какого же рода поручение могло привести вас к моей двери? Уж не попал ли в беду кто-то из моих ребят?
— Вам сегодня не звонили?
— Ну не тяните же!
— Кто из ваших ребят мог попасть в беду, как вам кажется?
— Мальчик или девочка?
— Девочка.
— Катарина Соуза Оливейра.
— С первой попытки.
— Я так и знала, что в конце концов мне придется отвечать на вопросы о ней.
— Вопросы о чем?
— Должно быть, о наркотиках.
— Я из отдела убийств.
Ее руки взметнулись к лицу. Она застыла. Потом подошла к окну и отворила ставни, впуская в комнату свет и остаток дневного тепла.
— Что случилось? — спросила она.
— Ее убили вчера под вечер, — сказал я. — Странно, что вам никто не звонил. Доктор Оливейра сказал, что пытался дозвониться до вас поздно вечером.
— Я была с сестрой в Алфаме.
— Вы ожидали неприятностей с наркотиками.
— Я считаю своей обязанностью наблюдать, нет ли у ученика признаков наркомании: следов от шприца, расширенных зрачков, рассеянности, чувства потерянности.
— И каким же из этих признаков обладала Катарина?
— Всем набором, кроме следов от шприца.
— Вы говорили с ней на эту тему?
— Конечно. Я говорю с каждым из подозреваемых.
— А чувство потерянности — откуда бы этому взяться у нее?
— Оно не означает, что ее не любили. Ну, вы же понимаете, как это бывает. Она была талантлива, а это привлекает внимание. Голубоглазая блондинка с чудным голосом. Многим она нравилась, и многие пытались ей подражать, но друзей среди поклонников у нее не было. Все они были не чета ей.
— Вы слышали, как она поет?
— Голос не то чтобы очень красивый, не звонкий, не такого уж приятного тембра, но от него почему-то бежал мороз по коже. Она умела петь фадо, но особенно любила исполнять песни под негритянскую музыку — блюзы, Билли Холидей. Петь под Билли Холидей — это был ее коронный номер.
— Да, ей было о чем поплакать, — сказал я. — А как насчет перепадов настроения?
— В этом семестре настроение у нее было вполне сносное. Иногда с ней случались ужасные приступы гнева. Она ходила злобная, с таким видом, словно еще минута — и она вышвырнет в окно свой стол. Но потом успокаивалась и только мрачнела и хмурилась. Я поговорила с ее матерью, и почти сразу это помогло.
- Исправление прошлого и исцеление будущего с помощью практики восстановления души - Альберто Виллолдо - Эзотерика
- Прайм-тайм. После 50 жизнь только начинается - Джейн Фонда - Эротика, Секс
- Феникс - Элизабет Ричардс - Любовно-фантастические романы
- Волшебное облако - Патриция Уилсон - Современные любовные романы
- Шанс для чародея - Натали Якобсон - Книги магов