Правила крови - Барбара Вайн
- Дата:30.10.2024
- Категория: Детективы и Триллеры / Детектив
- Название: Правила крови
- Автор: Барбара Вайн
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В дневнике есть большие пробелы, говорит Франческа, а также много записей, где девочка вообще не упоминается. Потом сообщается лишь, что она сопровождала Гертруду во время поездки в Берн и позже в Вену, но не понятно, в каком качестве. Но если Барблу изначально готовили к карьере горничной, от этого плана, по всей видимости, отказались. Тем не менее Гертруда вздохнула с облегчением, когда ее сын Зигмунд уехал учиться в Венский университет. Четырнадцатилетняя Барбла была слишком красива, чтобы они и дальше жили в одном доме. Однако через три года Гертруда пишет, что девушка сопровождала ее в оперу в Зальцбурге, затем — на бал в Риме. Вероятно, она превратилась в чрезвычайно хорошенькую голубоглазую блондинку с пухлыми губами — мне вспоминается ее праправнучка Эдит, жена Генри. Теперь я не сомневаюсь, что Барбла — моя прародительница.
Они посещают Париж и Амстердам. Барбле двадцать. Гертруда, которая теперь очень гордится красотой девушки и ее «благородными манерами», вероятно, сожалеет, что в детстве держала ее на положении Золушки, но явно не об отъезде Зигмунда. Он теперь обручен с подходящей девушкой, своей ровней. Молодой англичанин, приехавший в Амстердам, чтобы купить бриллианты, знакомится с Барблой на каком-то официальном мероприятии и приходит с визитом. Гертруда называет его «юный герр Дорнфорт», и я вполне обоснованно предполагаю, что он не кто иной, как Томас Дорнфорд, ювелир с Хаттон-Гарден. Затем записи в дневнике надолго прерываются. Следующая — или следующая сохранившаяся, — сделанная шесть лет спустя, сообщает, что «Барбла родила сына». Полагаю, это был младший брат Луизы Квендон.
— Он болел гемофилией? — спрашиваю я Франческу.
— Не знаю. Никто не знает. В то время Гертруде уже исполнилось шестьдесят, а в восемьсот шестнадцатом году шестьдесят — это старость. Год спустя она престала вести дневник, а умерла в восемьсот двадцатом году.
Вот так. Все, что я хотел знать, и даже больше. Мне есть о чем подумать. Я от всего сердца благодарю Франческу, а она отвечает, что сама была рада с нами встретиться, — это такое удовольствие, делиться информацией. Джуд хвалит ее английский, но Франческа говорит, что гордиться тут нечем — у нее мать англичанка. Потом она уходит, сказав, что в половине первого должна встретиться с подругой, и спрашивает, пришлю ли я ей свою книгу, когда ее издадут.
Расставшись с Франческой, мы обходим Кур и любуемся цветами, которые успели вырасти со вчерашнего дня, пробиваясь навстречу солнцу. Я не прочь еще раз увидеть Тенну. Деревня хоть и не наложила отпечатка — слава богу — на мои гены, но стала частью моей жизни. Я чувствую, что теперь другими глазами буду смотреть на ее зеленые луга и черные ели, на альпийские цветы, красные домики и даже белые ледяные туманы. Родина моей прапрапрапрабабки. И — что гораздо печальнее — источник смерти Джорджа Нантера и Кеннета Киркфорда. Но там мои корни, так же как в Годби, в Хаттон-Гарден, Блумсбери и северном Лондоне, и я говорю Джуд, что хорошо бы когда-нибудь приехать сюда в отпуск и пройтись пешком по Граубюндену, потому что теперь здесь у меня появилось что-то родное.
— Если повезет, — отвечает Джуд, — то в ближайшие несколько лет нам будет не до пешеходных прогулок.
У меня такое чувство, словно мне плеснули в лицо холодной водой. Если повезет… Если повезет, у нас будет ребенок или даже два, и в отпуск мы сможем ездить разве что в Диснейленд. Если вообще сможем позволить себе отпуск.
После обеда мы возвращаемся поездом в Цюрих, и я размышляю о рассказе Франчески и о том, что это для меня значит. И прихожу к выводу, что Квендоны и Хендерсоны никак не могли знать, откуда родом их предки. Если они и знали, что Томас Дорнфорд познакомился со своей женой в Амстердаме, то, скорее всего, считали ее уроженкой Голландии. Им этого было достаточно, а если бы они и выяснили, что Барбла была дочерью швейцарского пастуха, то держали бы рот на замке. Хотя в те дни выяснить это не представлялось возможным — да и с какой стати? Имя Барблы Майбах сообщила мне Вероника, но больше она ничего не знала. Теперь я замечаю еще одну вещь, на которую раньше не обращал внимания. Гертруда Таубер позволила, а возможно, порекомендовала Барбле сохранить свою фамилию. Вне всякого сомнения, она не хотела, чтобы благородная фамилия мужа перешла к крестьянской дочери.
Самое главное во всем этом то, что мне удалось выявить источник гемофилии: Ганс Майбах, унаследовавший ее от матери, урожденной Гартманн, ее семья принадлежала к числу Bluterfamilien из Тенны, и передавший болезнь Барбле. А от нее невидимый дефектный ген, в свою очередь, перешел к дочери, от той — к Луизе, от Луизы — к Эдит, от Эдит — к Элизабет и Мэри, которые донесли его до наших дней.
33
Приехав домой, я первым делом нахожу то письмо, которое Генри написал весной 1882 года. Не Коучу, а Льюису Феттеру. Но в остальном память меня не подвела. Название деревни, Тенна, не упоминается, но Версам присутствует, а тот факт, что это Тенна, подтверждается почти дословной цитатой Хесли: «…солнечный свет и сухой воздух делают ее благоприятным для здоровья местом». Письмо помечено: Зафиенталь, Граубрюнден.
Сегодня Полу исполняется двадцать. Мы отправили ему открытку и вложили внутрь чек. Все, что бы мы ни купили, обязательно не подойдет. Естественно, я какое-то время смотрю в окно поверх стопок бумаг Генри на моем столе и вспоминаю, как родился Пол, а также месяцы, предшествовавшие этому событию. Сегодня мне немного неловко вспоминать, как мы с Салли говорили всем, что «делаем ребенка». Особенно если учесть, что это была неправда. Все вышло случайно. Теперь мы с Джуд действительно делаем ребенка, и это самое точное определение, поскольку еще ни один ребенок не был сделан так намеренно и расчетливо. Процедуру мы повторили. Естественно, во второй раз было не так противно, как в первый. Надеюсь, с третьим и четвертым разом сравнивать не придется. Джуд имплантировали четыре эмбриона — у наших яйцеклеток и сперматозоидов никогда не было проблем со слиянием, — и теперь снова остается только ждать результата.
Только что позвонил главный организатор правительственной фракции в Парламенте и пригласил на ленч после каникул на Троицу. Как сказал кто-то из персонажей «Укрощения строптивой», но что же это чудо предвещает? Возможно, до него дошли слухи, что я изучаю жизнь Генри, и он хочет сообщить что-то связанное с моим прадедом. Вездесущий Генри. Я перечитывал дневники, пытаясь найти другие упоминания о Тенне, но, похоже, там ничего нет.
Не очень понятно, сколько пеших походов совершил Генри. Амелия Нантер сохранила все письма, которые сын писал ей из отпуска, и все они, по-видимому, остались в целости и сохранности. Насколько мне известно, вся корреспонденция лежит передо мной на столе. Я говорю «насколько мне известно», потому что у меня имеется только одно доказательство, фраза, которую Амелия сама написала своей сестре: «Генри пишет такие чудесные письма из тех далеких краев, что я заботливо храню каждое». В некоторых он точно указывает свое местоположение. Например, в письме с озера Тун Генри даже приводит название пансиона, где остановился, а когда пишет из «Зафиенталя, Граубюнден», отмечает, что живет в доме, принадлежащем семье Шиле. В других просто встречается название кантона. Однако почти все письма содержат описания деревень, гор и озер, с их названиями. Возможно, Генри думал, что это будет интересно матери — она могла увлекаться географией. Когда мать умерла и Гамильтон тоже (в один день, с разницей в четыре часа), из корреспондентов Генри остались только Коуч и Феттер, и единственное — или единственное сохранившееся — письмо, которое он прислал Феттеру в 1882 году с материка, выглядит загадочным по сравнению с теми, что он писал домой, в Годби-Холл.
Почему он не указал название деревни? Возможно, потому, что Феттер должен был его знать. Возможно, Феттер предполагал, что Генри туда поедет. Не знаю, но глядя на письмо, я понимаю то, что не понимал раньше. После слов «солнечный свет и сухой воздух делают ее благоприятным для здоровья местом» идет следующая фраза: «За исключением, по мнению В. и Г., как вам известно, одного аспекта». Когда я впервые прочел ее, то подумал, что под В. может подразумеваться доктор Виккерсли. Теперь я вижу, что В. и Г. — это Виели и Грандидье, врачи, впервые задокументировавшие случаи гемофилии в этом регионе.
Я чувствую легкое разочарование. Но на что я надеялся? Полагаю, на нечто драматическое. Естественно, Генри, будучи специалистом в этой области, не мог не читать Виели и Грандидье, а также Хесли, ведь их работы были изданы в 1855 году. Тут нет никакой загадки, разве что загадочной остается скрытность Генри, который заменил фамилии инициалами и не указал точного адреса. Но скрытность характерна для него, тут нет ничего необычного. Наоборот, было бы странно, если бы мой прадед не посетил Тенну, учитывая значение деревни для области знания, которой он занимался, а также тот факт, что он много раз бывал в Швейцарии.
- Правила развития мозга на работе. Как испытывать меньше стресса и быть продуктивнее, работая в офисе или дома - Джон Медина - Биология / Менеджмент и кадры / Самосовершенствование
- Плохая война - Борис Вячеславович Конофальский - Героическая фантастика / Ужасы и Мистика / Фэнтези
- Плохая мать - Маша Трауб - Современная проза
- Ангелы-хранители. Указания, чтобы люди вам помогали. Как привлечь любовь, наладить отношения с людьми, завоевать уважение и признание - Сестра Стефания - Эзотерика
- Моя кровавая месть (ЛП) - Лэндис Никки - Современные любовные романы