Честь и мужество - Василий Шарапов
- Дата:04.11.2024
- Категория: Детективы и Триллеры / Детектив
- Название: Честь и мужество
- Автор: Василий Шарапов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Извините, Ляля, — сказал он, подходя, — но это не ваша сумка.
Она отшатнулась и прижала сумку к груди. От ужаса и без того большие глаза ее стали огромными.
— Я закричу! — с трудом выговорила Оля.
— Не надо, — спокойно возразил Саша.. — Уголовный розыск.
Он протянул Оле раскрытое удостоверение, и тотчас мягко прошуршали шины. Возле тротуара, рядом с ними остановилась светло-серая «Волга».
— Проедемся немножко, Оля?
Сумка шлепнулась на асфальт с сочным, мягким звуком. Олины руки повисли вдоль туловища, она едва устояла на ногах.
— Садитесь, Ляля. Давайте я помогу.
Безропотно, еле переступая, Оля побрела к машине…
В 20 часов 55 минут в присутствии понятых — не тех, обедавших кавказцев, а, разумеется, совсем других — из спортивной сумки Ольги Звенягиной старший инспектор управления уголовного розыска УВД капитан Зуенков достал и выложил на стол в комнате общественного пункта охраны порядка несколько пакетов с деньгами. Общая их сумма, как и следовало ожидать, составила десять тысяч рублей.
— Это не мои! И сумка чужая, — кусая губы, твердила девушка. Но когда Зуенков назвал фамилию Мангосова и распорядился привезти его сюда, Оля разрыдалась.
— Я обо всем расскажу… Но без него, только без него! Дайте мне успокоиться… Я сейчас… сейчас… Я обо всем…
Саша тронул ее за вздрагивающее плечо:
— Обо всем пока не надо, успеется… Скажите только: где вы сегодня встречаетесь с Павлом Кондрашовым?
Она подняла на Сашу глаза, полные слез. В них было непонимание.
— Кондрашов — это Курок! — жестко пояснил Зуенков.
Удивление в глазах угасло, сменившись страхом.
— Курок… — повторила Оля шепотом и опять заплакала.
21
Мучительно тянулся вечер — по-летнему светлый, длинный и многолюдный. Порой Курку казалось, что его «Салют» остановился, но красная секундная ниточка ползла по циферблату, а стрелки показывали почти в точности те же цифры, что и круглые часы на перекрестках. «Не часы, а время для меня остановилось», — подумали бы в подобной ситуации Игорь Мангосов или Вадим Сорокин, но Павлу Кондрашову столь отвлеченные мысли были чужды. Мышление его было предельно конкретным — таким его воспитали годы заключения. Конкретной была его биографическая арифметика: в свои тридцать шесть лет он уже трижды успел побывать по ту сторону забора с вышками, отсидев в общей сложности девять лет вместо четырнадцати согласно приговорам. Конкретность мышления уберегла его от бесцельного, а главное, бесполезного бравирования, каким отличались его соседи по нарам — истовые «законники», она подсказывала ему, что, коли попал, так самое важное — это поскорее выйти. Оттого, находясь в местах не столь отдаленных, Павел работал как черт, делал в колонии служебную карьеру — выбивался в бригадиры, учился в вечерней школе, закончив ее дважды, и всегда числился в активе. Даже заметки в стенгазеты писал. Эта политика сэкономила ему годы: все три раза он освобождался условно-досрочно, с отличными характеристиками, где мелькало слово «перевоспитан». Но стоило Павлу Кондрашову выйти на волю, и он сразу становился самим собою, то есть наглым, дерзким и жестоким преступником, для которого чужие страдания, беды и горести, как, впрочем, и сами чужие жизни, были если не совсем абстрактными, то уж, по меньшей мере, ничего не значащими понятиями. Волчья психология мира рецидивистов давно стала компасом поведения Павла Кондрашова, и когда Игорь намекнул ему недвусмысленно, что студент стал опасен, он без колебаний и содроганий всадил Вадиму нож промеж лопаток — в точности напротив сердца — и потом, для пущей верности, ткнул еще разок. А со студентом они многократно выпивали, целовались, клялись в дружбе вечной, а главное, рисковали на равных, перегоняя машины в Ростов.
Сейчас, сидя в душном кинозале «Молота» и невидяще таращась на экран, Курок остро сожалел о том, что сделал в ту ночь. Нет, конечно же, не потому, что ему вдруг стало жалко Вадима: такую роскошь в чувствах он не позволял, свою голову бы спасти — и ладно. Но «мокрое» дело было у него первым, а это не дубленка, снятая с прохожего зимним вечером, и даже не угнанные «Жигули». Он знал, что милиция поднимет на ноги всех. А разве может он поручиться, что проезжавшие по шоссе шоферы не рассмотрели его, когда он топал в Винтай? Ну а если остался хоть один-единственный отпечаток пальца? Тогда всесоюзный розыск, а в итоге — труба, точнее, высшая мера. Но разве думал об этом Курок тогда, в ту ночь? Пьяный был он, пьяный, а хмель его горячит и озлобляет против всех на свете. Игорь знает об этом, он не раз говорил, что пьянка погубит Павла, вобьет последний гвоздь в гробовую крышку. Так, видно, и получается…
Ненависть полыхнула так сильно, что Курок ощутил в груди тупую боль. Игорь! Игорь-Игорек!.. По-прежнему уверенный, что Паша его ни в жисть не продаст… Напрасно, фраер, напрасно! Это раньше Курок знал, что, выйдя на волю, он уцепится за твою тощую руку, Игорек, найдет у тебя и крышу, и выпивку, и бабу. А теперь попадись — и не выйти уже, хана… На кой же ты теперь сдался Курку, Игорек?!
На экране постовой милиционер отчитывал улыбающуюся девушку. Курок закрыл глаза, его затошнило. Ему захотелось зарычать, ударить ножом в жирный бок хихикающую соседку, разогнать всю эту довольную жизнью толпу, а главное, изрезать на ленты экран с ненавистными мусорами… Его врагами до последнего вздоха. И какими бы они ни были чуткими, умными, добрыми — перевидать пришлось на своем веку всяких, — и все равно они будут врагами, как охотники для волка, обложенного цепью флажков.
Сжав кулаки, он шумно выдохнул из легких весь воздух, встал с кресла и, не особенно заботясь о тех, кто сидел в его ряду, и о тех, кто сзади, двинулся к двери с красным огоньком выхода.
Оказавшись во дворе, он с наслаждением выругался. Взглянул на часы: без двадцати десять, а еще светло. Настолько, чтобы любой легавый мог сличить с фотокарточкой лицо.
А кто сказал, что его, Курка, ищут?!
Не станет он полтора часа болтаться на улицах, чтобы угодить Игорьку. Мангосову важно, чтоб соседи не думали, что Лялька — шлюха, коли по вечерам к ней заскакивают мужики. Но Павлу Кондрашову нет дела до репутации мангосовских девок. Завтра утром он отчалит из родной Самары. Если с десятью тысячами да не выкрутиться, тогда пятак тебе цена в базарный день, Павел Кондрашов!
А если Мангосов обманет и никаких денег у Ляльки нет?
Тогда не Павлик, друг детства, а уголовник Курок, не знающий пощады, будет иметь дело с тобой и твоей кралей. Кранты тебе тогда, Игорек…
Павел не заметил, что ноги сами вынесли его к площади Революции, откуда до Лялькиного дома было от силы пять минут ходьбы. «Сесть на лавочку, — подумал он. — Читать газетку уже поздновато. А сидеть, чтоб тебя в профиль и в фас, — нет уж, так не пойдет…»
Что же делать? Стоять на углу? Бродить по улицам? На секунду он и в самом деле почувствовал себя волком, шарахающимся от красных флажков. А зачем бояться флажков? Оттого и гибнет волк, что их боится.
«Приду не в одиннадцать, а в десять, только и всего», — сказал он себе мысленно и, уже не раздумывая, медленно зашагал туда, где слышались постукивания и перезвоны трамваев…
В 22 часа 10 минут в квартире № 6, расположенной на втором этаже старенького дома по улице Фрунзе, было тихо. Никто не разговаривал, выключен был телевизор, радио, предупреждены соседи — не шуметь, в коридор без надобности не выходить. Поэтому шаги на лестнице, медленные, осторожные, были услышаны не только Алексеевым, дежурившим в квартире возле входной двери, но и Бибишевым, который сидел в комнате вместе с Ольгой и начальником отделения угрозыска Самарского райотдела милиции.
Бибишев встал. Все заняли места, как было заранее расписано. Когда Кондрашов следом за Ольгой пройдет по коридору в глубь квартиры, сзади, справа и слева из комнат выйдут участники засады, а точнее, выскочат и скрутят Курка.
Три коротких звонка. Правильно: на табличке, что на двери, написано:
«Звенягиной — 3 зв.».
Володя кивнул Ольге: иди! Еле двигая ставшими ватными ногами, она подошла к двери. Заглянула в глазок, отодвинула задвижку и щелкнула замком.
На пороге появился плотный, коротко стриженный мужчина в кремовой полотняной кепке и синем костюме. В левой руке он держал школьный портфель. Круглые глаза, светлые до прозрачности, смотрели настороженно и зорко. Когда Оля отступила от двери в коридор, свет упал на ее лицо. Курок взглянул на девушку и мгновенно понял: ловушка. Рванулся, но было поздно. Зуенков сбил его с ног, заломил за спину руки.
Щелкнули наручники: это Бибишев сделал то, что было положено ему по сценарию засады.
— Саня, неужели все? — сказал он несколько растерянно. — Саш?
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Комментарий к Федеральному закону от 26 декабря 2008 г. № 294-ФЗ «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при осуществлении государственного контроля (надзора) и муниципального контроля» (постатейный) - Александр Борисов - Юриспруденция
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Охрана труда в здравоохранении - Игорь Наумов - Юриспруденция
- Победа. Роль тайной стратегии администрации США в распаде Советского Союза и социалистического лагеря - Петер Швейцер - Публицистика