Удар Молнии - Сергей Алексеев
- Дата:27.07.2024
- Категория: Детективы и Триллеры / Детектив
- Название: Удар Молнии
- Автор: Сергей Алексеев
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За три часа до общего подъема в лагере он встал, переоделся в американский камуфляж, новый, необмятый и потому неприятный для тела, взял полученный вчера автомат "узи" - кусок металла без всякой эстетической формы, придающей обычно притягательный вид оружию, и заметил, что все вокруг начинает медленно раздражать. Это было сейчас кстати... У порога вспомнил о часах и вернулся в спальню. Валя-Лариса не проснулась даже от стука ботинок, спала крепко, с мраморно-холодным лицом, со стиснутыми зубами. Несколько секунд он смотрел на нее и боролся с желанием склониться и поцеловать в сомкнутые, выцветшие за ночь губы. Отвернулся, взял часы и вышел осторожно, на цыпочках...
В доме-казарме, где жила элита центра "Шамиль", Грязев приказал дежурному сыграть тревогу. Разоспавшиеся перед утром курсанты хоть и повскакивали сразу, но собирались медленно, бестолково - роняли оружие, бегали с незашнурованными ботинками и спотыкались, наступая друг другу на шнурки, путались в бронежилетах и снаряжении. Саня терпеливо выждал, когда диверсанты встанут в строй и их командир, лейтенант-эстонец, доложит по форме.
- Очень слабо, - заключил он, вживаясь в роль инструктора. - Придется, господа, начинать с азов. Лейтенант, командуйте "отбой".
На четвертый раз диверсанты поднимались уже удовлетворительно, однако инструктор услышал ропот недовольных хохлов, пока еще незлой, с намеком, дескать, порядочки будут, как в Советской Армии.
- Советской Армии больше нет, - спокойно заключил он, внутренне наливаясь яростью. - А порядочки будут такими, как я захочу! Лейтенант! "Отбой"!
На седьмой раз у курсантов лишь поблескивали глаза. Грязев распорядился взять двойной боекомплект, горное снаряжение и "малямбы" - специальные корпусные вещмешки, имитирующие взрывчатку. Диверсанты уже имели дело с подобным снаряжением, возможно, и марш-броски бегали с полной выкладкой, потому теперь тихо страдали от предчувствия тяжелого дня. Разве что эстонцы, бывшие офицеры, и татарин из Крыма оставались невозмутимыми и готовыми на все.
Грязев поставил задачу командиру, указал на карте маршрут движения и сам побежал налегке, позади курсантов. От брошенного курдами селения в горы уходило множество овечьих троп, пропадающих где-то вверху. Диверсанты с места взяли довольно резво, лейтенант-эстонец, нагруженный чуть меньше остальных, подгонял, покрикивал, и его прибалтийский акцент звучал в этих горах как-то неестественно, и вообще все пока тут было непривычно, странно, словно на экране огромного телевизора. Русскоговорящие мужики, обряженные в американские доспехи, навьюченные, как верблюды, тяжело топали по чужим, незнакомым горам в глубине арабских земель, пыхтели, обливались потом, хватали воздух разинутыми ртами. И во имя чего? Почему?! Вся эта мешанина напоминала дурной сон, картину-абстракцию, спектакль абсурда. И сам он, Александр Грязев, которому Богом была отпущена судьба плясать и веселить людей, сейчас гнал их по крутым горам, как диких животных, играя в этом сатанинском спектакле. Гнал и тихо изумлялся, насколько послушны эти взрослые мужики, насколько безмолвны, испытывая муки! И то было удивительно, что повиновались они не ему, наемному инструктору, конкретному человеку, а тоже некой абстрактной, реально неощутимой величине, некоему духу, ибо сейчас, обливаясь потом, стирая шеи о воротники, будто посыпанные мелкой белой солью, невозможно почувствовать цену денег, зеленых бумажек с тупым зеленым лицом. Она всегда будет меньше, чем собственные страдания, дешевле, чем мучительный бой сердца, стук крови в ушах, разбитые о камни ноги.
А сколько всего еще было впереди у этих людей, восходящих на Голгофу со смертными зелеными лицами?..
Первый привал инструктор объявил после трех часов непрерывного бега, когда уже высоко поднялось солнце и развеялась горная утренняя прохлада. Уронил их на солнцепеке, на сухой каменной осыпи, белой от пыли, среди сверкающих снегом высоких вершин. Во фляжках не осталось уже ни грамма воды - выпили, вылили себе за шиворот еще в начале броска, не умели экономить ни средства, ни силы для выживания. И шелестели теперь пересохшими языками, сухо откашливались, выпутывались из лямок, из бухт страховочных канатов, избавлялись от тяжелых "малямб", чтобы облегчить плечи. И едва лишь выпутался последний, Грязев подал сигнал к движению. Кто-то снова потянул вещмешки, ружейные ремни, но большинство лежали, распластавшись на щебенке. Саня молча поднял автомат и дал длинную очередь возле разбросанных рук и ног, брызнула каменная крошка, всклубилась пыль. Мгновение они таращили глаза на короткий ствол "узи", потом резко зашевелились, стали торопливо завьючиваться: сейчас они ненавидели и инструктора, и эти зеленые бумажки с портретом смерти, и руку, подающую их...
Сначала сломался молдованин. Через полтора часа после привала он стал было отставать, и командир-эстонец взял палку, подгонял, как обессиленного быка, хлестал его по спине, по бокам, но не мог пробить из-за магазинов с патронами, растолканных по карманам бронежилета, и поклажи. Изловчившись, врезал по ногам и сбил на землю. Молдованин закатил глаза, ноги сводило судорогой, изо рта засочилась липкая пена. Разъяренный лейтенант успел трижды сходить палкой, прежде чем Грязев коротким ударом в лицо опрокинул его и уложил рядом. Пользуясь случаем, курсанты повалились на камни, кто-то взялся вскрывать банку с тушенкой, надеясь наскрести оттуда бульона. Инструктор снял свою фляжку, сунул горлышко в рот молдованина, дал пару глотков, брызнул в лицо.
- Снаряжение с него снять! - приказал он командиру. - Раздать по частям каждому. Двоим взять под руки и - вперед!
Пока молдованина освобождали от поклажи и разбирали ее между собой, бритый, тонколицый хохол будто бы между прочим заметил:
- Сам-то порожний бежит! Толику бы взял - не разломился...
Грязев мгновенно схватил его за плечо, резко развернул к себе, дыхнул в расширенные блестящие глаза:
- Положено, сынок! Я свой груз оттаскал бесплатно, понял? За любовь к Отечеству! А за то, что вякнул, бери молдованина один. И при хоть на горбу!
- Не возьму, - слабея, воспротивился он, чувствуя, что не выдержит такой нагрузки. - Простите... господин!
- Тогда прикончи его! - рявкнул Саня и дернул автомат хохла. - Пристрели!
Курсанты замерли, переглядывались, в один миг успокоилось надорванное дыхание. Горбоносый рыжий татарин что-то визгливо выкрикнул, рывком поставил молдованина на ноги, сунул его в руки бритому:
- Неси давай! Выполняй приказ!
Упавшего взяли под руки двое хохлов, потянули за собой, а Грязев догнал командира, сказал ему, чтобы слышали все:
- Не смей бить курсантов! Это не в Советской Армии!
После следующего пятиминутного привала не смог встать еще один - русский из Прибалтики: у этого был просто тепловой удар. На сей раз без суеты и разговоров с него сняли груз, привязали к рукам ремни и потащили за собой, как лошадь. Русский едва держался на ногах, упирался, не видел ничего вокруг себя и часто падал, разбивая локти и лицо. Давным-давно кончились овечьи тропы, скорость резко упала, группа не укладывалась во временной норматив, поэтому тридцатиминутный привал возле горного ручья инструктор сократил до десяти. Курсанты бросились к воде, пили, набирали во фляжки, спешно раскупоривали сухой паек. Полюбовавшись на полубезумную эту жадность, Грязев неожиданно выпустил очередь по руслу ручья, сверху вниз.
- У настоящих псов войны делается так! - отчеканил он. - Вначале поят и кормят тех, кто ранен или вырубился. Между прочим, точно так же принято делать у людей.
Курсанты, у кого оставались свободными руки, доедали сухпай уже на ходу, выцарапывали руками безвкусную тушенку итальянского производства, пихали в рот вместе с кусками сахара, давились и кашляли: какой-то идиот учил их есть на марше, на бегу - из соображений скорости и чтобы постоянно поддерживать силы. Но вся эта самодеятельность была совершенно напрасной, поскольку существовало веками проверенное правило - пища любила покой, хотя бы пятиминутный, чтобы успели выработаться желудочный сок и желчь. Иначе она усваивалась плохо, лежала камнем и, наоборот, отнимала силы, вызывала расстройство и "медвежью" болезнь - резкий понос...
Грязев решил не переучивать - по этой незначительной причине вряд ли заподозрят во вредительстве, а выполнять боевые задачи с этой командой он не собирался.
В горах уже смеркалось, когда группа наконец-то вышла на финишную прямую к лагерю, но инструктор всего лишь пересек дорогу и увел курсантов вдоль по склону. Там уложил их среди камней, приказал установить приборы оптической разведки и ткнул пальцем в татарина:
- Ты!.. Спустись вниз к заставе, пересчитай, сколько там человек. Заметят - ко мне можешь не возвращаться.
Тот все понял, сбросил с себя лишнее и пополз к блок-посту. Остальные же достали приборы и разлеглись отдыхать. Саня знаком подманил лейтенанта и поставил условие - если сейчас, в течение пяти минут он не доложит, сколько человек охраняют заставу, группа пойдет на новый круг, а командир - в штаб, получать расчет. Через несколько секунд курсантов невозможно было оторвать от приборов: порядки Советской Армии въелись в них так сильно, что ни о каком профессионализме не могло быть речи. Срабатывали всего две истины, не истребимые ни новым качеством наемника, ни большими деньгами: одна древняя страх кнута, другая исконно русская - познание мира мордой об лавку. Скоро лейтенант доложил, что на блок-посту четыре человека, однако приползший от дороги татарин насчитал на два больше.
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Тайный код Конфуция - Алексей Маслов - Эзотерика
- Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева - Сергей Солоух - Русская классическая проза
- Особенности налогообложения малого бизнеса - Малик Газалиев - Детская образовательная литература