Чужие деньги - Фридрих Незнанский
- Дата:09.07.2024
- Категория: Детективы и Триллеры / Детектив
- Название: Чужие деньги
- Автор: Фридрих Незнанский
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Наконец-то, Александр Борисович, — осклабился Рюрик. — Мы вас тут заждались. Ирина Генриховна только что отлучилась, считайте, я вместо нее.
Турецкий хотел спросить, что с ним случилось и как он сюда попал, но Елагин опередил его:
— Молчите, вам нельзя много говорить. Я вам сам все расскажу, а вы, если что-то непонятно, спросите.
И Рюрик рассказал о покушении. Турецкий слушал с отстраненным любопытством, будто речь шла о ком-нибудь другом. Никак не получалось представить, что эти факты, которые его память силилась и не могла наполнить живым конкретным содержанием, расцветить зрительными впечатлениями, звуками и чувствами, выступают достоянием биографии не какого-то абстрактного следователя из учебника по праву, а именно его, Александра Борисовича Турецкого, который смирно лежит сейчас под капельницей. Не помнил Турецкий и того, что нападавшего он все-таки застрелил, и это тоже казалось посторонним, лишним: убить человека, к которому он не испытывает ненависти, которого не в состоянии даже вообразить. Странная штука — амнезия! Какая-то расхолаживающая. А может быть, утешающая?
— Тот, кто на вас покушался, опознан, — монотонно вел свой доклад Елагин. — Это знаменитый Мурза, убийца, осужденный на пожизненное заключение. Вот оно как бывает… Савва Сретенский пропал, объявлен во всероссийский розыск. В вашей палате выставлена круглосуточная охрана. Охранник вот отошел на минутку, пока я его замещаю…
— Погоди, Рюрик, погоди. — Набросилось, пронизало насквозь воспоминание: черное небо, морозный вечерок, розовый вечерний снег Петровки. — Когда же вы столько успели? Сколько часов прошло с тех пор, как меня… это самое?
Голос Турецкого оказался слаб и вырывался из горла, сопровождаемый примесью механического шипения, как у головы профессора Доуэля. Отдельные слова звучали невнятно даже в его собственных ушах. Но Елагин, как выяснилось, прекрасно все уловил и разобрал и жизнерадостно ответил:
— Каких там «часов», Александр Борисович! Третьи Сутки пошли, как вы в больнице.
Турецкий снова прикрыл глаза, пытаясь вызвать из памяти еще хоть что-нибудь, что помогло бы ему вернуть на место эти сорок восемь пренеприятнейших и все же принадлежащих ему часов, но воспоминания окончательно улетучились. Под закрытыми веками плясал полнейший хаос. Вспыхивали и погасали мультипликационные инопланетяне, шлепали тапочки и шуршал накрахмаленный халат спешащей по коридору медсестры. На дне памяти осел чернейший ил, в котором что-то шевелилось, силилось всплыть на поверхность. Вошел в историю… Довбуш… Довбуш? Откуда он взялся? Ах да, из народной украинской песни, которую все, порывался исполнить подвыпивший Слава Грязнов… Турецкий открыл глаза.
— Александр Борисович, вам плохо? — обеспокоился Рюрик Елагин. — Позвать врача? Может, хотите пить?
— Спасибо, не хочу. — Мало-помалу голос лишился шипения, начал лучше слушаться. — Рюрик, ты ведь на историка учился. Не дашь мне консультацию по одной исторической личности?
— Смотря по какой, — осторожно ответил Елагин. — Всех, кто жил на земле, в учебники не засунешь. Кроме того, многие факты искажены: либо намеренно, в целях обелить или очернить того или иного деятеля, либо из-за того, что у людей очень короткая память…
— Погоди, погоди, — остановил его Турецкий, предчувствуя, что Рюрик готов свернуть на свою излюбленную тропинку новой хронологии, — может, ты хотя бы скажешь: Довбуш — лицо историческое или вымышленное?
— Историческое, — не колеблясь, ответил Рюрик. — Авантюрист восемнадцатого века.
— Авантюрист? А разве не народный герой?
— Ну это советские историки зачислили его в украинские народные герои и мстители за крестьянские обиды. А на самом деле все не так гладко. Во-первых, он был, собственно, не украинец, а гуцул — представитель маленькой карпатской народности, а сам себя называл, видимо, русином. Во-вторых, грабил он не только панов, но и крестьян. Иногда бывал неоправданно жесток: однажды сжег дом вместе со всеми обитателями, в том числе с малолетними детьми. Три государства пытались использовать его, чтобы в случае крестьянского восстания под его предводительством оттяпать часть спорных карпатских территорий. В действительности он использовал их… Но до поры до времени. Когда выяснилось, изъясняясь современным языком, что он всех своих работодателей подставил, дни его были сочтены.
— Убил его Штефан тоже, надо полагать, не из ревности?
— Какой Штефан? Я что-то плохо помню, чем там дело закончилось.
— Если верить народной песне, муж Ксени — любовницы Довбуша — заставил ее заманить его в ловушку и там застрелил.
Рюрик потер наморщенный лоб:
— Может, этому самому — Штефану, говорите? — значит, Штефану заплатили, чтобы он убил Довбуша. А могли сделать проще: сообщили об измене жены и ждали развития событий.
— Сообщили, говоришь? Ну а если предположить такой вариант: не только сообщили, но и подсказали, как угробить соперника?
— Могло быть и такое. А почему вы так вдруг увлеклись Довбушем, Александр Борисович?
— Считай, что Александр Борисович временно спятил в результате ранения, — кротко сообщил Турецкий. — Или, если удобнее, считай, что ты развлекаешь больного. Побазарил тут с тобой на исторические темы, вроде и о боли забыл.
— Сейчас медсестра придет, — жалостливо обнадежил начальника Елагин, — обезболивающий укол сделает… Вот, слышу, уже идет.
По гулкому коридору простучали настойчивые каблуки, приближаясь к палате со всей несомненностью. Распахнулась дверь, и на пороге… Только это была не медсестра. Узнанная издали, еще от двери, по запаху духов, по ощущению, которым опознают друг друга на расстоянии близкие люди, Ирина Генриховна в три стремительных шага очутилась рядом с койкой и с высоты своего вертикального положения обожгла мужа взглядом, в котором сочеталось сочувственное «Ну как ты здесь, милый?» с укоризненным «Конечно, о нас с Нинкой ты не подумал, когда дал себя подстрелить!»
— Ира, — попытался оправдаться Турецкий, — я не виноват. Я не мог предусмотреть, покушение есть покушение…
Не обращая внимания на его жалкий лепет, Ирина деловито наклонилась, попробовав губами горячий лоб.
— Температуру мерили? А где у нас градусник? Медсестра без меня заходила? А-а, не заходила? Так я и думала!
Именно такого потока возмущенного сознания можно было ожидать от Ирины. Турецкий ощутил, что жизнь вступает в свои права…
— Подите отдохните, Рюрик, — по-королевски спровадила следователя Ирина Генриховна.
Рюрик послушно заспешил прочь. У самой двери, однако, он обернулся, чтобы бросить:
— Да, кстати, Александр Борисович, главного подарка вам я и не сделал! «Беретта», изъятая у Мурзы, — та самая, с поцарапанным стволом, из которой застрелили адвоката Берендеева. Концы с концами начинают сходиться!
43
Объявление о посадке на самолет компании «Алиталия» застало Савву Максимовича Максимова в туалете. Не то чтобы ему так вдруг приспичило облегчиться: на худой конец, он мог бы сходить в туалет в салоне самолета. Но дело в том, что он оккупировал кабинку совсем не потому, что ощутил срочную потребность в унитазе. На унитазе Савва сидел не спуская брюк и предавался размышлениям. В первую очередь о том сомнительном типе, который несколько метров семенил за Саввой, мучительно в него вглядываясь. Тип был хлипкий, тонкошеий, с крупными печальными глазищами, физически принадлежащий к породе людей, которые как будто бы долго выбирали, родиться им мужчинами или женщинами, и даже сделав выбор, продолжили в нем сомневаться. Был ли это неопасный псих? Или он действительно узнал Савву по расклеенным на стендах фотографиям? Или — самый убойный вариант — Савва сделал ему какую-нибудь подлянку в прошлом? Савва Сретенский всегда был аккуратен в работе: хвостов не оставлял, намертво подчищал свидетелей. Ну а вдруг? У убитых часто остаются неучтенные родственники, незаконные дети, гражданские мужья и жены, скорбящие племянники и племянницы. За всеми не уследишь. Вот и трясись, как бобик без будки на сорокаградусном морозе.
Посадка — дело опасное. О том, что Савва объявлен во всероссийский розыск, ему своевременно донесли, и фигурять лишний час в международном аэропорту перед нескончаемым людским потоком, в который наверняка затесались сотрудники правоохранительных органов, как при форме, так и без, грозило серьезными неприятностями. Тот сморчок с огромными, как у Чебурашки, глазенапами так неотступно следовал за ним, что у Саввы, если честно, с мандражу и впрямь живот прихватило. Но едва добрался до туалета, отлегло. Мандраж первичен, дрисня вторична: первый марксистско-ленинский постулат для незаконно покидающих родину. В туалете чувствуется просачивающееся через воздушный барьер заграничное влияние: на стене голубеет едва початый рулон бумаги, на полу нет луж, и пахнет не гадостно, а каким-то освежителем — морским, что ли, хрен его знает… Без вооруженного сопровождения Савва чувствовал себя голым, как моллюск, вытащенный из раковины, но тянуть с собой за границу даже самых доверенных охранников было рискованно: слишком о многом пришлось бы заботиться, слишком многое им объяснять. А ну как потребуют свою долю? Ни на кого нельзя положиться. Стервятники… Один, один, всегда один!
- Автобус - Илья Масодов - Научная Фантастика
- Ледяной рыцарь - Татьяна Леванова - Детская фантастика
- День Олферта Даппера - Питер Бигл - Научная Фантастика
- Повести Белкина - Александр Пушкин - Русская классическая проза
- Царь Соломон. Мудрейший из мудрых - Фридрих Тибергер - Биографии и Мемуары