Охота на единорога - Юрий Енцов
- Дата:05.11.2024
- Категория: Детективы и Триллеры / Детектив
- Название: Охота на единорога
- Автор: Юрий Енцов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— …вы меня слышите?
Он проснулся, голова болталась как у тряпичного Пьеро, и было странно, что это его голова, а не часть мягкой куклы. Могучая рука трясла его за плече.
— Офицер… — медленно произнес он, усиленно моргая, пытаясь выбраться из того навеки неосвещенного пространства, в которое только что устремился, прогоняя остатки давящего тумана в глазах.
— Извините, — сказал Серж, — я задремал. И даже видел сон.
— У вас крепкие нервы, — сказал офицер.
— Да? А мне так не казалось, — сказал Серж, — я думал, что нервы у меня шалят. Вы христианин?
— Да, по происхождению, — ответил офицер. — В Иракской армии довольно много христиан. Причем именно среди офицеров.
— Отчего вы разошлись? — спросил Серж. — Извините если вопрос бестактный.
— Нет, ничего. Ведь мы, скорее всего, больше не увидимся с вами. Лейла очень властная женщина. Она настоящая дочь своего отца. Наши родители дружили, вот мой отец и посватал. Но нам с нею подружится — так и не получилось. Хотя ребенка мы сделали…
Вам придется вернуться в Аз-Зубайр, — сказал офицер неожиданно.
— Почему? — удивился Серж, точнее сделал вид, что удивляется, он был удивлен тем, что до сей поры все было слишком гладко.
— Не знаю, мне так приказали, — ответил офицер. — По-моему это ненадолго. Это займет час. Всего час и поедете дальше в свой Кувейт.
Можете отпустить своего водителя. Мы вас проводим.
Это было сказано таким тоном, что Сергей понял, что возражать бесполезно.
Серж пересел в открытый армейский УАЗик и его повезли назад в Аз-Зубайр, который полчаса назад они так быстро проскочили. Дурные предчувствия обуревали Сержа.
«Вечно одно и то же» — думал он.
В Париже его обходили стороной из-за порочащих, как многие считали, связей его отца с сомнительными организациями. В молодости он все хотел чего-то достичь, но невозможно было куда-то выбиться. Его дом всегда был «на колесах» — много переездов, перемен квартир, вечные бессмысленные хлопоты. Трудно было осуществить планы, не было реальных профессиональных достижений.
Заедал быт, он ощущал недостаток свободы. Хотя его жизнь временами походила на постоянную игру, удовольствия и развлечения приводили к ненужной трате сил, к невозможности творческого раскрытия, разбазариванию таланта.
Его привезли и ввели в комендатуру. Там была небольшая комната практически без мебели, с зарешеченным окном. Он стал мереть ее шагами и предаваться своим мрачным мыслям:
«Всюду опасные враги, интриги, препятствия, власть надо мной мерзавцев. Меня явно ждет тайная постыдная смерть, подохну в одиночестве или убьют из-за угла.
Просто у меня никогда не было должной уверенности в себе, я проигрывающий игрок, и самые ничтожные противники — могут меня уничтожить. От этого я в глубине души и боюсь всего нового, боюсь быть отвергнутым и униженным. Меня окружает довольно дурное общество, всегда смерть друзей, как напоминание о том, что и я не вечен».
Он подергал дверь, она не была заперта, но солдат с той стороны сказал, что просили подождать.
В мрачном состоянии духа он опять зашел внутрь, посмотрел в зарешеченное окно. Им овладело отчаяние, он конечно пессимист, сколько раз он из-за своей трусости думал о самоубийстве.
«В сущности, — думал он, — и эта поездка приведет только к подрыву моего научного престижа, которого и так-то немного. Меня всегда подставляли друзья, вот и в этот раз Лаплас решил послать меня. Он просто знал, понимал как человек неглупый, что я человек мягкий — до степени беспринципности. Да у меня такая запутанность в идеологии, что уже не распутать.
И при этом чванство, преувеличенное самомнение. Вдали от дома, меня часто подстегали опасности, о не могу приспособиться к чужой обстановке. Ненужные контакты, дурные поездки, бессмысленные скитания, одним словом, неприкаянность».
На улице проехала и затормозила какая-то машина. Внизу хлопнула дверь. Серж прислушался.
«Меня опять ждет разрушение планов. Я авантюрист, но авантюрист всегда проигрывающий. Живу в каком-то ином ритме, не адекватном окружающему. Раньше стремился жить будущим, совсем не замечая настоящего. Теперь настает или уже настала пора жить прошлым.
У меня нет настоящих связей с окружением, оттого эта частая тоска, угрызения совести, боязнь одиночества. Я просто отверженный одиночка, рожденный для жизни в изоляции».
Дверь открылась, и вошли два офицера, а с ними женщина в платке, не скрывающем ее красоты.
— Вот познакомьтесь, — сказал старший офицер, — это Зайнаб Далиль, наша знаменитая журналистка с телевидения. Она хочет сделать с вами интервью.
— Простите меня, Серж Хусейн, это из-за меня вас задержали, — сказала она.
— Как вы меня называете? — удивился он.
— Серж Хусейн, — повторила она.
— Вообще то моя фамилия Хацинский, — сказал он. — Но это ничего, для вас я готов быть Хусейном. Как же вы узнали обо мне?
— Это мой профессиональный секрет, — ответила она кокетливо. В комнату вошли оператор с камерой, ассистент со штативом и осветительной аппаратурой. Все было готово для интервью.
— Но все-таки, из-за чего такой интерес к моей скромной персоне? — настаивал Серж. Девушка покопалась в сумочке и вынула оттуда вырезку из газеты «Бабиль». Это была короткая заметка. Подпись к фотографии, на которой была изображена страница пергамента. Серж все понял, Абд-ар-Рахман решил на нем еще подзаработать. В короткой подписи, не считая его фамилии было еще две неточности.
— Ну что ж придется давать интервью, — сказал Серж. — Чего бы вам такое рассказать?
Глава 15
— Здравствуй, милая, — обратился он к девушке, предварительно несколько раз прокатав эту фразу в уме, восстанавливая картину далеких лет, давно умершего монаха с душой авантюриста, и себя молодого, сгорающего от нетерпения броситься в открытую схватку, и через силу сдерживающего себя во имя здравого смысла и дипломатии. «Здравствуй, милая!» — произнес он простую латинскую фразу, приветствие, разумея в ней разве что еще стих — фразу древнего поэта.
Но результат оказался самым неожиданным: девушка вспыхнула, на ее лице за мгновенье промелькнули отражения самых разных чувств: испуга, удивления, надежды, а губы сами собой прошептали что-то совершенно неуместное:
— Вы… святой отец? — но прошептали на языке, который, хотя и походил на латынь, но несколько от нее отличался. Девица была итальянкой из Венеции, а простое приветствие Асмана звучало для нее словами молитвы, о чем Асман хотя и знал, но в тот момент не думал. Собственно говоря, он и не собирался с нею разговаривать.
Однако он понял вопрос и ответил на той же латыни, а потом повторил, но уже по-арабски — как бы для самого себя:
— Все мы дети одного бога, Дитя, но по-разному его называем.
Услыхав еще одну фразу из молитвы в стране, где она давно не слышала человеческой речи и не ожидала ее услышать до самой смерти, девушка поняла, что, наверно, сие есть знамение, что она должна довериться человеку, что перемежает слова молитвы с пиратской тарабарщиной.
Она, правда, давно уже была полностью зависима от чужих людей, молодость и привычка к подчинению с детства — позволили ее личику избежать печали страдания, которым полнилась ее душа вдали от родины и это, пожалуй, помогло ей. Сейчас же, услышав Асмана, она бросилась к нему на грудь, как бросилась бы, наверно, на грудь родителя — венецианского купца, уже полгода оплакивавшего ее. Ее не смутило и то, что торс, на который она бросилась, был полуобнажен, она прошла уже через невольничьи рынки, и, хотя в отличие от других ей досталась не самая ужасная участь, но довелось кое-что повидать и — нет худа без добра — теперь, орошая слезами мужское тело, она могла, конечно, лучше оценить его мужскую привлекательность, чем, допустим семь месяцев и пять дней тому назад, когда единственным мужским телом, виденным ею, было дерево распятого Христа, в церкви женского монастыря, где она являлась воспитанницей.
В полминуты Асман стал ей так близок, что уже не нужно было никакого языка, он откинул газ с ее волос и, притянув к себе за плечи, впился ртом в ее губы. Она не противилась, и вся благоухала юной свежестью, можно было не думать об этом, а наслаждаться обладаньем этой свежестью и чистотой, он и не думал, предоставляя думать об этом лишенным мужества слугам. Но промелькнула мысль, что подлец евнух не ошибся — как всегда, и заслуживает награды. Он отвлекся не надолго от поцелуя и произнес:
— Дворецкому — сто червонцев.
Потом, обняв девушку, нащупал бретельки бюстгальтера — очень непрочные, предназначенные для одного только раза, потянув, порвал их, парча упала на ковер, юные формы появились из под золотистых лепестков, привычно взволновали его, пересохло во рту и на положенном месте стал расти и набираться силы звериный рог. Его новая знакомая не противилась, хотя и не понимала вполне происходящего, но для него — сие было утолением жажды: он пил и пил припав к ее устам, пока это одно только приносило облегчение.
- La guinguette à deux sous - Simenon - Полицейский детектив
- Le chien jaune - Simenon - Полицейский детектив
- Охота на единорога - Сергей Казменко - Научная Фантастика
- Дежавю - Лора Кейли - Детектив / Триллер
- Отряд особого назначения - Макар Бабиков - О войне