Ярость жертвы - Анатолий Афанасьев
- Дата:26.09.2024
- Категория: Детективы и Триллеры / Детектив
- Название: Ярость жертвы
- Автор: Анатолий Афанасьев
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В нынешней ситуации Геночка, молодой, да ранний, безусловно, ориентировался лучше, чем я. Для него понятия «наехать», «включить счетчик», «замочить», «обналичить» и прочее были столь же нормальны, как для меня в его возрасте были нормальны понятия «сдать экзамен», «пойти в армию», «влюбиться», «служить Отечеству».
— Мать в курсе? — спросил я.
Гена удивился:
— Ты что, пап? Зачем ей?
— Тоже верно.
— Пап, чего ты им задолжал?
— Пока вроде квартиру.
Он ни минуты не колебался.
— Отдай. Поверь мне, отдай!
— Как у тебя все просто. А где я жить буду?
Пренебрежительная гримаска родных глаз.
— Пап, не обижайся, но у вас у всех как–то мозги набекрень. Точно вы на луне родились. Ну пойми, разделаются с тобой, да и со мной заодно, и кому будет польза от твоей квартиры? Ты хоть немного подумай. Прямо зло берет, честное слово. Как вы жили при коммунистах слепыми кротами, такими и остались.
Геночка был уверен, что наступила новая эра, точно так же, как бабочка, летящая на огонь, полагает, что ей выдался светлый денек. Уверенность прекрасная и святая, но мальчик был не бабочкой, а моим сыном.
— Но с какой стати я должен отдать квартиру?
Гена скорчил гримасу, которая означала, что его терпение, увы, на пределе.
— Есть правила, которые нельзя нарушать.
— Кем же они придуманы?
— Жизнью, папочка, жизнью!
Ему хотелось добавить: «Когда же ты поумнеешь, отец!» — но он сдержался. На этой недосказанности мы и расстались, но мне было о чем подумать. Если тлела во мне робкая надежда, что бандиты отвязались и инцидент исчерпан, то приход сына меня образумил. В чем–то он был, разумеется, прав. За эти годы я, как и многие, так и не привык к огромной уголовной зоне с ее черными нелюдскими законами, по которым жертву, угодившую в силок, обязательно добивали, как бы она ни вопила. По–прежнему в глубине сознания тлело утешное ощущение, что этого не может быть.
Следом за сыном появился Зураб. Он побыл у меня недолго, минут десять. Сидел бы и дольше, но его спугнула Наденька Крайнова. Она вошла в палату, благоухая французскими духами, соблаз–нительная, как десяток фотомоделей, оттеснила Зураба с кровати и дружески потрепала меня по щеке:
— Ну что, миленочек, допрыгался? Погулял немножко на свободе, да?
Зураб, обиженный невниманием шикарной дамы, тут же откланялся, пообещав прислать завтра Колю Петрова, если тот протрезвеет. Жаль, ничего мы не успели обсудить, но в присутствии Наденьки это было уже, конечно, невозможно.
Целый месяц длился наш роман, бестолковый, страстный и пустой, но сейчас я с трудом припомнил, в каких мы отношениях. Наденька была всего лишь тенью из прошлого, которое рухнуло в те самые минуты, когда меня, голого, пытались укокошить в собственной квартире.
— У меня глубокая черепно–мозговая травма, — предупредил я. — Мне нельзя нервничать.
— Травма у тебя была и прежде, — улыбнулась Наденька. — А нервничать совсем не обязательно.
Видя, что я молчу, вывалила из пакета на кровать гору апельсинов.
— Сегодня переночуешь здесь, а завтра перевезу тебя в другое место. Я уже обо всем договорилась. Там будет нормальный уход, отдельная палата. Правда, придется немного раскошелиться, дружок.
— Не хочу никуда!
Наклонилась к самому уху:
— Не строй из себя бомжа, милый!
— Я совок и буду лечиться бесплатно!
Засмеялась, но глаза холодные. Ах, какой чудесный кремовый костюмчик в обтяжку, как у гимнастки. Ах, какая красивая, сочная самка, знающая себе цену. Воздух в палате ощутимо наэлектризовался. Артамонов с гостем–однополчанином навострились,
точно на посту. Кеша Самойлов в сильном волнении загородился журнальчиком «За рулем» и поверх него наблюдал за Наденькой, как сыч из дупла. Но искушенная покорительница сердец, для которой тайны мужского естества были открытой книгой, никого не замечала, кроме меня. Чем–то я, видно, ей приглянулся, когда был еще не покалечен.
— Наденька, спасибо за заботу, за доброту, за апельсины, но мне правда ничего не нужно, потому что у меня все есть.
Она требовательно спросила, почти не понижая голоса:
— Это из–за той фифочки, которая отвечала по телефону?
— Надя! Только без сцен, прошу тебя!
— Кто она такая, негодяй?! Где ты ее подобрал?
Я решил перенести объяснение в туалет и, кряхтя, начал сползать с кровати. Наденька помогала, подставив крутое плечо. При этом стрельнула–таки бедовыми очами в подполковника, от чего тот смущенно потупился. Кеша Самойлов уронил журнал и озадаченно шевелил губами, видно, подсчитывал, сколько же у меня в натуре жен.
В туалете Наденька усадила меня на стул и поцеловала в губы.
— Ну что, голубчик, может быть, пора все рассказать своей мамочке? Может быть, мамочка поможет?
На мгновение я ей было поверил, но тут же опомнился. Здорово все же мне прищемили мозги. Ну чем и кому способна помочь эта прелестная, пышная пожирательница мужчин?
— Что молчишь, Сашенька? Где у тебя бо–бо?
— Болит везде. Но особенно неладно с головой. Что–то в ней повредилось.
— Не переживай, все пройдет. Потом, ты же знаешь, для мужчины голова не главное… Ну рассказывай, рассказывай!
— Что рассказывать? — Я поднес зажигалку к ее сигарете и сам прикурил.
— Кто на тебя напал? И что это за штучка у тебя в квартире? Я ведь все равно дознаюсь.
Внезапно я ощутил в себе такую унизительную хрупкость, какая бывает у пересушенного на солнце гриба.
— Наденька, — попросил я, — ты иди пока домой, а когда я немного поправлюсь, мы обо всем поговорим.
— Мы поговорим сейчас, — жестко бросила она, и глаза ее заблестели отнюдь не весело. — Почему ты скрываешь? Кто эта стерва? Неужели это серьезно?
— Что — серьезно?
— У тебя со стервой.
— Она не стерва. Обыкновенная женщина, доверчивая и несчастная. Стервы совсем другие. Они всегда знают, чего хотят.
— Вон как ты заговорил!
— Как?
— Хочешь поссориться?
— Пойми, Надя, я болен, избит, у меня сотрясение мозга. Оставь меня в покое. Глупо же в таком состоянии выяснять отношения.
Наклонилась близко, прошептала со странным напряжением:
— Скажи только одно: ты меня совсем не любишь?! Ни капельки?
— Конечно нет. Как и ты меня.
Это было для нее чересчур. Сделала движение, точно собиралась ударить, но лишь презрительно процедила:
А 107 V
— Пожалеешь об этом, миленький!
— Я уже сейчас жалею, только не знаю о чем.
— Тебе говорили когда–нибудь, что ты подонок?
— Говорили — и не раз.
Красиво покинула туалет, запустив в меня горящим окурком. Я ловко уклонился, скрипнув шеей, как несмазанной дверной петлей…
Дальше вечер потянулся по–домашнему — в бесконечных чаепитиях и разговорах. Курить в туалет теперь ходили втроем — Кеша Самойлов воскресал на глазах. Его пошатывало, но речь совершенно восстановилась.
— Наверное, придется вообще завязывать с этим делом, — грустно сказал он. — Иначе хана!
— Что же, совсем пить бросишь? — не поверил подполковник.
— Совсем не совсем, а придется брать тайм–аут. Иначе тварюга доконает. Сегодня у ней сорвалось, но она не успокоится. Раз уж дело на принцип пошло, выбора нет — или она меня в гроб вгонит, или я ее. Но у нее преимущество большое.
— Ноги волосатые? — спросил я.
— Нет, не ноги. Зря смеешься, Саня. Тут вопрос тонкий. Я ведь ее, сучку, до сих пор люблю, тянусь к ней — вот где загадка для ума. Я ей цену знаю, у меня до нее баб было навалом, а скрутило на ней. Притом ей–то на меня начхать, да и на сына тоже. У ней рыбья кровь. Она вообще никого не любит, даже себя. Я точно вам говорю. Бывает, вот сядет посреди квартиры и просидит целый день, пальцем не шевельнет. Я ей: «Сходи хоть умойся, тварь, рожу хоть приведи в порядок». *- «Отстань, говорит, не мешай». Я говорю: «Чему не мешать–то, скажи, чему? Ты же, говорю, сучка, обед не можешь сготовить, если тебя рылом в кастрюлю не ткнуть. У тебя
ребенок с голоду распухнет, а ты так и будешь сидеть!»
— Может, больная? — посочувствовал подполковник.
— Ты ее видел?
— Нет.
— Тогда не говори, чего не знаешь. Больная! На ней повесить табличку «Танк» — и все поверят. Нет, ее можно только убить, но жить с ней нельзя.
— Зачем же живешь?
— Бесприютная она, без меня точно пропадет, — Кеша не выдержал и горько зарыдал прямо в туалете, хотя до этого терпел уже несколько часов подряд.
Перед сном, когда потушили свет, неожиданно разговорился Петр Петрович. Ночная сестра забыла перебинтовать ему ногу, а напомнить он постеснялся. В связи с этим припомнил, как первый раз повредил эту же самую ногу еще на фронте. Он тогда был молодым старлеем. Польша, солнечный берег, война заканчивалась, и как раз Петр Петрович с друзьями собирались в баньку, когда началась бомбежка. Три «мессера», неожиданно возникших откуда–то из–за леса, как из преисподней, за считанные минуты вдрызг разутюжили деревеньку. Петр Петрович доскакал до ближайшей канавы, прыгнул, и на лету его снесло шальным осколком. Раскаленный жужжащий металлический шмель ровнехонько выстриг из голени правой ноги десять сантиметров. Вдобавок контузило, и ожил Петр Петрович только через несколько дней в госпитале. Военный хирург с ним не церемонился и дружески растолковал, что’хорошей двигающейся правой ноги ему больше не видать — такой широкий разрыв мышцы нипочем не срастить.
- Мой путь. Я на валенках поеду в 35-й год - Литагент АСТ - Биографии и Мемуары
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Зачем вспоминать сосны - Дмитрий Шашурин - Русская классическая проза
- Дикая жемчужина Асканита (СИ) - Кувайкова Анна Александровна - Юмористическая фантастика
- Дикая охота - Екатерина Васичкина - Фэнтези